От голубого к черному - Джоэл Лейн

Джоэл Лейн

От голубого к черному

Глава 1

Обратная связь

Часы ползут,

А ты ждешь света

И кричишь

Имя мое в холодной ночи.

Лето близилось к концу. Кровавая луна висела над высокими домами на Сэйлсбери-роуд, превращая деревья в бледные тени. На другой стороне улицы фонари плыли в пустынном воздухе. Я подошел к Мозели с Бристоль-роуд. Где-то заработал двигатель машины, залаяла собака. Возле бара на Алчестер-роуд полицейские заталкивали в свой фургон двух пьянчуг. У одного из них левая сторона лица была сплошь залита кровью, издалека могло показаться, что это огромное родимое пятно. Фонари возле «Кувшина эля» делали его контур едва различимым.

Народу внутри было много, но не битком. Латунные светильники и лакированные дубовые стойки плохо сочетались с висящими над баром телевизорами, показывающими одно и то же. Музыкальный автомат играл «Smells Like Teen Spirit». В то лето она звучала повсюду. Одна стена была полностью завешена маленькими афишами, сообщающими о прошедших и грядущих выступлениях в верхнем зале. Был там и постер сегодняшней группы — «Треугольник»: три контура лиц в черном треугольнике, похожем на малопонятный предупредительный дорожный знак. В баре продавали сидр «Копперхэд», хорошие новости. Я взял пинту с собой наверх, где постеры были древнее, а свет — ярче. Я заплатил за вход, и мне поставили на руку красный штамп.

Выступала разогревающая команда под названием «Молчаливое большинство». Четыре мертвенно-бледных юнца в безрукавках — таких можно встретить тусующимися в центре любого города. Челка у вокалиста была такая, что одной ее хватило бы, чтобы заключить контракт с «Creation Records». Мелодическое обрамление каждой песни — ритмические клавишные, мрачные гитарные риффы и ударные. Голос терялся где-то в них или слишком удалялся, точно певец ждал, когда его яйца опустошатся. Он первым ушел со сцены, за ним последовал гитарист, оставив клавишника и ударника доигрывать мрачноватую, невнятно-тревожную коду. Они не вернулись смотреть, как играет «Треугольник». Может, решили ширнуться в туалете, прежде чем оседлать свои мотоциклы и отправиться на поиски приключений на свои задницы.

В перерыве я выпил еще красного сидра и погрузился в мрачные мысли о затхлости провинциальной музыкальной сцены. Как и эти сетевые пабы, что подделываются под ирландский, американский или сомерсетский стиль без отклонения от заданной схемы, новые команды оцениваются исключительно по тому, насколько сильно они напоминают кого-то еще. Во всех смыслах караоке заменило живую музыку. Австралийские кавер-группы собирают гораздо больше публики, чем настоящие команды. Что мне нравилось в этих мелких местных чудилах — это ощущение реальности: музыки созданной, а не просто сыгранной. Ты миришься с их огрехами ради тех неожиданных моментов, когда все это сливается в единое целое. Имитация создавала дистанцию: экран, код. Она оставляла тебя вовне. Почему люди в этом нуждаются?

К тому времени, когда «Треугольник» начал играть, я уже слегка напился. Как и следовало ожидать, их было трое. Вокалист — худой, темноволосый парень с легким ирландским акцентом. Его неумелая игра на гитаре контрастировала с холодной силой его голоса. Басист был безлик, как все басисты. Каждую песню заканчивал ударник, продираясь через глухую стену фидбека. Голос певца нервно взмывал и опускался в хаосе. В нескольких вещах использовалось искусственное эхо, похожее на отзвуки борьбы или аплодисменты. Прозвучала песня под названием «Третий пролет», о драке в высотном доме, затем другая, какая-то жутковатая фуга: «Зеркальное окно/ Значит, я не могу тебя видеть/ Стекло, сквозь которое ты смотришь на меня/ Стекло, которым ты отгораживаешься от меня/ Застывший взгляд». Толпа недружно захлопала. Это было для них слишком странно.

Композиции становились более длинными и завершенными. Вокалист запел что-то вроде любовной баллады, уставившись куда-то в темноту: «Маска молчания на твоем лице/ Она заставляет меня ждать там/ Где трехэтажные дома/ Между стоячей и текучей водой/ Трава никогда не засохнет». Бас-гитара постепенно перекрывала жесткие аккорды соло-гитары, в итоге полностью поглотив ее. Эффект, позаимствованный из «Мертвых душ» Joy Division, но здесь в этом было что-то почти сексуальное. Ощущение, что тебя берут, почти насильно.

Выступление закончилось «Ответом», их единственным выпущенным на «Релент лейбл» синглом. Я купил его несколько недель назад. Медленная, задумчивая композиция, которая вряд ли бы привлекла внимание на лонг-плее. Вживую ее последние строчки полыхали как пламя, сгорая в неровной инструментальной коде, скорее атональной, нежели громкой. Карл играл точно во сне, теперь он выглядел спокойнее, менее напряженным. Подобный финал всегда значит больше для группы, чем для публики. Она закончилась внезапно, «Треугольники» ушли со сцены, забрав гитары и палочки, точно намеревались продолжить играть в соседней комнате. Аплодисменты были негромкие, но продолжительные.

В баре все еще продолжали наливать, хотя по меркам паба на Алчестер-роуд было уже поздновато. Задняя часть зала была затянута дымом. Это напомнило мне о комнате моего друга, в которой я потерял девственность под звуки «Астральных недель» [1]. Среди публики было полно людей, которых я знал зрительно, в основном музыкантов. Низенькая девушка с нимбом торчащих черных волос и жирной подводкой вокруг глаз, похожей на очки; она и ее парень, сутулый артист пантомимы с волосами, как дождевая завеса, играли в трэшовой группе, которую я видел с год назад. Я не ждал, что «Треугольники» появятся в баре; они казались слишком претенциозными, слишком небирмингемскими для этого. Я пошел прочь от бара с полной пинтой в руке и чуть не врезался в Карла Остина.

Он был на пару дюймов выше меня, с шапкой кудрявых темных волос, которые, казалось, стремились перерасти в хаос. Стоя рядом с ним, я видел впадины на его щеках, угольную тень под скулами. Ему было где-то под тридцать, красавец в угловатом, кельтском духе. В паре футов позади него остальные «Треугольники» поспешно глотали «Даймонд Уайт» из блестящих бутылок. Карл поднес ко рту стакан с каким-то светлым алкоголем и сделал большой глоток. Я закусил губу.

— Привет. Неплохо сыграли.

Карл улыбнулся. Зубы у него были хорошие, но улыбался он как-то криво, точно стеснялся их.

— Спасип. Дэвид Пелсолл, верно? Рад, что ты смог выбраться.

— Мартин сказал, что ты хотел поговорить со мной.

Мартин был местным музыкальным журналистом, кинокритиком и всеобщим другом. Он позвонил мне в эти выходные.

Темные глаза Карла смотрели сквозь меня. Затем он большим пальцем показал на бас-гитариста.

— Стив сваливает в Бристоль. Нашел новую работу. Мартин сказал, что ты сейчас без дела. Вот я и подумал…

Должно быть, он видел меня с «Голубым нигде» на одном из наших лучших выступлений, сообразил я, в один из тех редких моментов, когда выпивка подогрела нас, но не спалила.

— Возможно, — сказал я. — Да.

«Треугольник» казался мне несколько слабоватым. Но в самом Карле что-то было, настоящий голос и какая-то мистика, нечто призрачное. С более жестким саундом они могли бы стать по-настоящему волнующими. Так или иначе я сделал то, что всегда делал, когда меня хвалили, — уступил. Потому что эго у меня, как изголодавшаяся лисица, и приходилось бороться, чтобы она не пожрала меня изнутри.

Карл пожал плечами. Затем порылся в кармане своей черной джинсовой куртки и вытащил кассету.

— Послушай. Посмотрим, что скажешь. Если заинтересуешься, позвони. Номер внутри на карточке. Понравится, не тяни время.

— До скорого, — ответил я. — Рад был вас послушать.

Его пальцы коснулись моего рукава; я содрогнулся от краткого прилива предвкушения. Когда я опустошил свой стакан (всего лишь третий, но сидр крепкая штука), углы «Треугольника» собрались вместе и ушли во внешний мир. Готическая пара из «Свободного жребия» ушла вместе с ними. Я вышел из паба, один, на улице заметно похолодало. Невидимый дождь размывал свет фонарей и стучал по крышам автомобилей как щетка ударника. Отраженный свет сгустился, заплутав между облаками и городом, оставляя место для звезд.

Ночью Бристоль-роуд между университетом и Кэннон-хилл совершенно пустынна. С одной стороны студенческое гетто: кучка букинистических лавок, маленьких музыкальных магазинчиков и ресторанчиков. Дома по большей части поделены на двухместные комнатушки. На другой стороне временный район красных фонарей, окруженный полицией и местным «комитетом бдительности». А по середине миля тишины; деревья обрамляли дорогу, как огромные клочья перьев, трясущиеся на ветру. Масштаб и бесконечное повторение всегда заставляли чувствовать меня потерянным.