Сказки для падчерицы - Лилит Мазикина

Лилит Мазикина

СКАЗКИ ДЛЯ ПАДЧЕРИЦЫ

2011

с рисунками автора

РАЙДО

Уродилась

Уродилась дурная на голову всем на несчастье:

то молчит и молчит, то спрячется и бормочет.

Карту вынет — так всё впустую, крестовой масти;

подарил же какой-то чёрт нам такую дочку!

Уж и били её — хворостиной, да всё без толку,

не берут её вовсе розги да оплеухи:

только белые губы сожмёт да глянет волком.

Оборвать бы ей уши — да что тогда прок с безухой!

За водою пойдёт — как будто за днём вчерашним,

а пошлёшь напросить — так приносит сухие корки.

ей в глаза поглядеть — как в окна пустые — страшно

и дыханье сшибает, как будто несёшься с горки.

Взяла ещё моду — в шатёр приносить газеты,

сначала прочтёт, а потом, ты смотри-ка, пишет,

себя позабудет да вскрикнет: ой, мама, свету! —

как будто у нас керосин бывает лишний!

Да ладно, пусть пишет, оно, может быть, на пользу —

уже старики к ней заходят за этим делом,

ей дарят потом за помощь серёжки-кольца,

да вот подарили платочек в цветочек белый.

А только ведь жалко дуру — не выдашь замуж,

она же ни петь, ни плясать, ни добыть на ужин —

как будто поповна не то городская дама...

Ей скажешь...

«Ой, мама, мне муж не нужен!»

Да всё это смолоду, сдуру, а мать-то знает —

ведь женская доля, известно, она от Бога!

«Не нужен» — ведь скажет тоже ещё, чудная...

...А всё-таки глянет — и сердце возьмёт тревога...

Девки как девки у всех, в пятнадцать — невесты,

к каждой уже посватались хоть по разу;

смотришь — соседскую выдали, честь по чести,

только на эту не смотрит никто, заразу.

Да, не красавица, но ведь и не заморыш:

косы длинны и черны, и глаза углями

светят, а только ясно — сваты нескоро

сядут на наш клеверок золотыми шмелями.

Я ж говорила — кому нужна книгочейка?

Где только книги берёт — смотреть на них страшно:

рваные, грязные, тащит и тащит зачем-то.

Лучше бы новую брату стащила рубашку!

Да не по чину ей, видишь: всё пишет, пишет,

то угольком, а то карандаш добудет;

пишет на книжках, газетах, билетах, старых афишках,

даже ей глаз не жалко своих, паскуде.

А зашёл тут племянник мужнин в гости,

в тридцать лет уже вдов — такая доля;

одному жизнь подарит, с другого спросит,

а цыган или царь — не играет роли.

Посидел, выпил с мужем немного водки,

покурил да приметил девчонку с книжкой:

«Это старшая выросла? Вот красотка!

Эй, девчонка, ты что там такое пишешь?»

Волком глянула: «Рихмы». «Как?» «Ну, песни».

«И сама сочиняешь?! Вот это находка!

У кого же, дядя, такая невеста?»

Сговорились. Это легко под водку.

Скакать бы, дуре, теперь от счастья,

а не свистеть по кустам соплями:

Чуток постарше — какие страсти!

Знать, обложили тебя сватами?

Скажи спасибо, что хоть бы вдовый

нашёлся — нет же, сплошные вздохи,

Всё ищет свадьбу отсрочить повод,

всё повторяет: «Ой, мама, плохо,

ой, сердце щемит, под горлом давит»,

и смотрит, смотрит побитой шавкой.

Да ладно: свадьбу такую справим —

сама попросит денёк добавки!

Соседки с зависти почернеют,

такая будет о свадьбе слава!

Не плачь, дочурка, от слёз дурнеют,

ну, что ты, глупая, что ты, право…

Не на закланье ж — а просто замуж,

такая доля дана нам Богом,

ну, что ты шепчешь там: «мама, мама»…

… А сердце всё же берёт тревога…

Вот и свадьба зашумела,

вот и гости загуляли,

розу на простынке белой

людям честно показали.

Водки — море, мяса — горы,

скрипы скрипок не смолкают,

по помосту бьют танцоры

каблуками, каблуками!

А невеста — вся в цехинах,

в жёлтых золотых монетах,

вся сверкает, как витрина,

на руках звенят браслеты,

а на шее, как медали,

кроны снизаны в мониста.

Выйди, выйди, молодая,

видишь — на помосте чисто;

попляши, уважь-ка свёкров,

повертись гостям на радость.

Что кривишься, будто горько?

Что ломаешься? — Так надо;

ну-ка, скрипки, дайте польку!

Молодая — поскакала!

«Щемит, мама, больно, больно» —

…Надломилась и упала…

…И опала, как листочек…

…Побелела…

…И застыла…

Врач один сказал: должно быть,

слабенькое сердце было.

Чёрный ангел

Белый ангел шествует мимо,

Розы неся в руках.

Взор его плещет синим, синим,

Хлеба белей щека.

Белый ангел несёт свои крылья —

Сахарные клинки —

Белым душою, чьи губы — лиры

И голоса сладки.

Белый ангел! — фарфор и мрамор!

Пальцев прозрачный лёд

Нежного сердца исцелит раны.

Как твой высок полёт!

Наших слёз и домов убогих,

Тёмных солёных губ

Ты сторонишься, ведь в чёрной боли

Голос наш — трубно-груб...

Нет утешения чёрным душам,

Видно, и поделом —

Чёрной тоской чересчур иссушен

Чёрных сердец надлом.

Только и нас посещает ангел

В угольной мгле берлог,

Нас укрывает, как будто флагом,

Чёрным своим крылом —

Не защищая и не обещая

В мире ином наград,

Не утоляя сердец печали.

Просто как чёрный брат.

Дайте мне нож

Дайте мне нож цыганский,

Дайте мне чёрный плащ.

Конь воровской раскраски,

Будто жиган — пропащ:

Водит пурпурным глазом,

Скалится волком, бьёт

Землю подковой — сглазит,

Порчу навесит, чёрт!

Разве с таким нужны мне

Плащ и звенящий нож?

Зенками продувными

Конь мой и так хорош.

Дайте мне лучше песни

Нож и удачи плащ,

Вскиньте шатёр небесный —

Буду и я пропащ.

El lloro de una anciana[1]

Словно стрела, не несётся песня —

Ведь, как известно,

Цыгане не знают стрел

(И не строят стел).

Наши песни — чёрные птицы,

Они темнолицы,

Их голос — ал,

Полёт их — шал.

Нет, мы не строим стел —

Как жаль.

Словно река, наша песня льётся,

В ней бьётся солнце

Дорог, этих пыльных кос,

Русел песен-слёз.

Нет, цыгане не строят стелы,

Не ставят стены,

Лишь голос — след

(Но голос — слеп),

Одну только память слёз

И бед.

Райдо

1935 — 1945

Райдо — путь до рая

Предвещает руна,

И Таро ей вторят,

Обещая путь.

Под рукою смуглой

Напевают струны,

И волнуют сердце,

И летать зовут.

Райдо! Путь до рая!

Месят пыль колёса

И босые ноги

Маленьких цыган.

Нам уже не больно.

Нас встречают звёзды,

Дальние дороги,

Вольные луга...

Верхом на ветре

«Li Rom a kiste li braval»[2]

Бруно Морелли

Кто бродит по миру грёзно,

Кто хищно кружит по следу;

Цыгане — верхом на ветре,

Кобыле в попоне звёздной.

Кто смотрит в круги бинокля,

А кто в зеркала глядится —

Цыгане, земные птицы,

Играют в цветные стёкла.

Кто ходит топиться в омут,

А кто поплескаться с краю;

Цыгане — в огонь ныряют,

В тоскующих песнях тонут.

Кто нежной клонится ивой,

Кто в солнце верхушкой метит...

Цыгане — верхом на ветре,

Кобыле с туманной гривой.

Байлаора (Ритмы фламенко)

Взгляд тёмный и страстный,

И нежный, и властный

Цыганских очей

Чарует опасно,

Бередит напрасно

В угаре ночей

Беззвёздных, кабацких,

Беспечных гусарски,

В дыму сигарет;

Лицо словно маска,

И адски, дикарски

Глаза — как запрет!

Желанней е-

ё в мире

нет!

Качаются бёдра

Бескостно, свободно,

Под стук каблуков.

С улыбкой недоброй,

Кровавой, голодной

Индийских божков

Танцует цыганка.

Звучат, как приманка,

Хлопки смуглых рук,

Но горда осанка

Лукавой южанки,

И дело к утру.

О, пусть не при-

ходит рас-

свет!

Сыграй мне, Талош

Франция, 1944

Сыграй мне, Талош, на жёлтой скрипке,

Янтарной, сладкой, как свежий мёд,

Сыграй мне лето, сыграй улыбку —

Пускай твой чардаш собак уймёт...

Сыграй мне, Талош, на скрипке синей,

Как ночь над лесом и глубь реки,

Дрожаще-нежной, как лист осины —

И заржавеют от слёз курки...

Сыграй мне, Талош, на скрипке алой,

Горячной, дикой, сестре огня,

Опасно-жаркой и сладко-шалой —

Прижги, не надо жалеть меня!

Но ты играешь на скрипке чёрной,

Глухой, как омут, слепой, как дождь,

Смычком тоску мне плетёшь узорно —

И тем надежду мою крадёшь...

Иоганну Тролльману

«O, tu, kalo ?irikloro,

Lid?a mange mro liloro.

Lid?a, lid?a mra rom?ake,