Сказки для падчерицы - Лилит Мазикина

С тех пор, как мы делим объятья измятой постели.

Они и не знают мой сладкий ночной секрет —

Я крепко его скрываю от сплетен грубых.

Безмолвен сообщник — серебряный лунный свет.

Я грею тебя, целуя застывшие губы...

Карандаши

1991 — 1999

Я возьму карандаши, нарисую брата.

А потом — нарисую ему ноги.

Пусть бежит в кроссовках по парку.

Это он бежит к девушке на свидание.

Они возьмутся за руки и пойдут гулять.

Он купит ей мороженое и сладкую вату.

Она будет смеяться и поднимать к нему лицо.

А потом они поженятся.

Я возьму карандаши, нарисую домик.

А потом — нарисую на нём крышу.

А под дымом над домом — трубу.

В этом доме теперь можно спать.

Там живёт весёлая семья,

И мама печёт пироги и печенье.

Дети вечером ложатся в кровати,

Мама им читает на ночь сказку.

Я возьму карандаши, нарисую Дарку.

А потом — нарисую ей новое платье,

Красивое, в жёлтых подсолнухах.

И ещё — нарисую ей мишку.

Дарка ведь ещё маленькая, он ей нужен,

Мягкий и плюшевый, и его можно баюкать,

Ему можно на шею повязать бантик.

И глаза я ей тоже нарисую.

Милый Боже, нарисуй мне, пожалуйста, пальцы,

Я ведь очень люблю рисовать!..

Яблоко

Наступают на голые пятки мне осенние холода.

Я тебе принесла подарок — это яблоко, как всегда.

Нынче, знаешь, пора для яблок, и за городом — Авалон.

Над садами летает сладкий золотой колокольный звон.

Засыпают русалки-мавки без тяжёлых и скучных снов.

Я сегодня из листьев жёлтых для тебя наплела венков.

...Режу — ровно посередине. Запах яблока нежно-свеж.

Вот румяная половина — ну, давай же. Бери — и ешь.

У меня всё

У меня всё нормально, ни шатко, ни валко —

Я то возле подножья, то на гребне волны.

В этом море ударов я почти что русалка,

Я почти бронепоезд в этом мире войны.

У меня всё нормально — я хожу как по минам,

Как по топи болотной, как по глади воды.

Мне уже и не надо учиться быть сильной,

Я уже не стираю с тела знаки беды.

У меня всё нормально. Это просто простуда,

Это просто усталость и просто болит,

Просто копятся письма и завалы посуды,

Просто кто-то ночами моим горлом скулит...

Дым

лето 2010

Над страною дым, да не он один,

Над страною гарь покрывает га —

Лето жёлтых дынь, лето сладких дынь

Поджигает лес, как жиган стога.

Пьём-едим угар, как густой кисель,

Спать ложимся — дым, а проснёмся — чад.

Заплелся в домах, будто бант в косе:

Все глотки сладки, все куски горчат...

Спрашивать

1941 — 1945

Спрашивать, глядя на карточки —

Сколько из вас выживет?

Сколько из вас юными

Покроется сединой?

Черве-червонные карты чьи

Вдруг упадут рыжими,

Станут лета — лунами,

Отстриженные войной?

Перстень

Слышишь хлопанье крыльев? — Вернулся твой ворон,

Он принёс тебе жёлтый увесистый перстень.

Там, за чащею — город, а за городом — горы,

А в горах царь теней поджидает невесту.

Жёлтый перстень тяжёл — в кулаке будто камень,

Хоть на шею повесь да на речку — топиться.

Не спешит укрываться луна облаками

И за чащей блестит на домах черепица.

Путь неблизок и труден, но ты успеваешь.

Шаг рассчитан. Твой ворон кружит между елей.

Под подошвой сапог вьётся тропка кривая.

Царь теней, твой жених, вам постель уже стелет.

БУСЫ

Встреча

Я гляжу и не верю: Авелем

В нашу серость вернулась ты ли?

Твои руки пахнут Израилем,

Это значит — солнцем и пылью,

Оружейной смазкой и фруктами

Сладкольстивой толкучки базара.

Как жила ты? Дремала сутками —

Или бусами пот низала

Трудовой и солдатский — досыта

Наедалась ли — грызла корки?

Что случилось с твоими косами?

Отчего так жестоко — с корнем?

А какая ты стала смуглая —

Как улыбка теперь лучится!

И, как раньше, глазища — углями:

Отчего ты не танцовщица?

Выпьем кофе — я знаю славное

Тут местечко рядом — идём же!

Мы похвалимся прошлым и планами...

Как столкнуло нас, Боже, Боже!

Дождь

Мокрый асфальт — тёмен,

Дождик от солнца светел.

В красном «игрушечном» доме

Прячутся мокрые дети.

Прячутся и — не скучают:

Мокрый песок лепок,

Сто пирожков к чаю

Дети азартно лепят.

Голос медный

Голос медный

И взгляд надменный,

Идёт по улице

Осколком сна,

Высокомерна

Каждою веной —

Высинь небес,

Цыганка-весна.

Август. Любовь

Август пылок и смугло-ярок,

Дарит щедро охапки лилий,

Поцелуи в проёмах арок

Вкуса ветра и летней пыли.

Август томен и грешно-нежен,

Водит пальцами вниз по шее;

Он ленив и слегка небрежен,

Но с утра только хорошеет.

Август бронзов и любит грозы —

Правда, солнце он тоже любит —

Принимает картинно позы

И смеётся мне, белозубый.

Август весел и чуть беспечен,

Держит крепко и дышит жарко.

Милый Август! — не будь конечен!

Не сбегай с Сентябрём под арку…

На скамейке

На скамейке осень разложила листья,

Оттого скамейка хороша на вид;

А на листьях двое, всё у них на лицах:

Мальчик хочет девочку, девочка — любви.

Не тревожит юность, притаился ветер,

Отвернувшись, тихо щиплет провода.

Что-то шепчет мальчик. Верит и не верит

Девочка влюблённая — смотрит в никуда.

Разыгралось солнце в рыжеватых косах,

Гладит потихоньку нежную скулу.

Хочет и не может подсказать им осень:

Не шепчи ей, мальчик. Лучше поцелуй.

Кофе с мёдом

Алексею Маликову

Глотаю кофе с мёдом. Листаю строчек стаи.

Пустая, как жалейка, кружится голова.

В колонку знобких будней ветра с утра сверстали

И слякоть на асфальте, и слоганов слова,

И скуку тусклых стёкол упрямого трамвая;

Но лужи — голубеют, и блеск витрин слепит.

На крыше капли кропко синкопу отбивают.

Ещё немного мёда — и кофе можно пить.

Однажды

Однажды я умерла,

Но это — большой секрет.

Звенели колокола.

Был мягок осенний свет.

Играли в саду ветра,

Шуршали, смеясь, листвой.

Мне просто пришла пора

С ветрами лететь золой...

Ночной этюд

Крыши черны, словно реки ночные.

Ветер играет на струнах антенн.

Звёзды так робки, что только качни их —

Бисером ссыпятся с облачных стен.

Смотрятся нежно бессонными стёклами

Окон, как в зеркало, в сивую ночь

Башни хрущёвок, а лужи осколками

Дробят луну, чтобы вниз уволочь.

О чём он думает, когда она думает «Давно пора»

Вуку Минайчеву

Пусть это будет кольцо — отчего бы нет? —

Ананта-Шеша, схвативший фалангу пальца —

Такие штучки, как вечность, всегда в цене —

По крайней мере, пока исполняют танцы

При храмах и при луне — и пока мужи

Стремятся найти кольцо, чтобы всунуть палец —

Пока кошмар Ядовитой плаценты жив

И каждый танец намного больше, чем танец —

Так вот, кольцо, воплощённая бабья плоть —

Ничто, нигде, обрамлённое по бескраю —

Венец на Сыне Божьем и сам Господь

В ту бесконечность, когда он с собой играет —

Пусть это будет кольцо, так тому и быть —

Всевластья символ и птичьего знак бессилья —

Неумолимость и вариативность судьбы —

Пусть так и выглядит то,

что ей подарил я.

Бусы

Порвались бусы — рассыпались песни,

Порвались песни — рассыпались грозы.

От идиом на листе занозы,

И в горле зуд от трухи словесной.

Сгорели тучи — осыпались громом.

Свеча истаяла азбукой точек.

Иссохли губы от соли строчек

Из бочек старых с гнилым рассолом.

Воды б напиться — из гроз, исправно

Снизать бы рифмой звенящей бусы,

Связать запястья косой из русых

Прядей... а песни — растут, как травы.

Нет

Когда говорят «ты прекрасна»,

я отвечаю «нет,

я ещё прекрасней»,

и говорю при этом

чистую правду.

Когда говорят «ты надменна»,

я усмехаюсь «нет,

я ещё надменней»,

и в этом ответе тоже

нет и капли неправды.