Икона и человек - Евгений Ройзман

Евгений Вадимович Ройзман

Икона и человек

Личный архив

Издательство благодарит Евгения Ройзмана за предоставленные фотографии.

Охраняется Законом РФ «Об авторском праве и смежных правах». Воспроизведение книги любым способом, в целом или частично, без разрешения правообладателей будет преследоваться в судебном порядке.

© Е.В. Ройзман, 2017

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2017

Разные люди

Рассказы

Доброе слово

Когда-то мой товарищ завел собаку. Это был еще щеночек, и его чрезвычайно строжили. А я приходил в гости и незаметно его баловал: то по голове поглажу, то пузо почешу, а то незаметно скормлю кусочек мяса или колбаски.

Потом жизнь нас развела, и я попал в этот дом лет через шесть. И могучий породистый пес, услышав мой голос, бросился ко мне, отчаянно заскулил по-щенячьи, стал тыкаться носом, повизгивая, а потом и вовсе перевернулся на спину и стал дрыгать лапами. Хозяева были удивлены – они его таким не видели.

Потом, когда пес стал совсем старым, у него отказывали задние лапы, он даже не мог подняться. И все равно, если я приходил, он радостно повизгивал и старался лизнуть руку.

…Я также с детства помню всех людей, которые любили меня, которые вовремя сказали доброе слово. Меня это согревает всю жизнь, и я всем этим людям очень благодарен.

Когда-то, в 88-м году, я встретился с Евтушенко. Встретился не где-нибудь, а в Омске. У Евтушенко был авторский вечер. Полный зал народу, в проходах стояли. После выступления выстроилась очередь, человек сто пятьдесят, подписывать книжки. А у меня была с собой рукопись со своими стихами, и я в эту очередь зачем-то затесался. И видимо, выглядел со своими листочками достаточно нелепо, потому что Евгений Александрович обратил на меня внимание и говорит:

– Это что у вас, стихи? Заходите.

И вежливо сказал ожидающим:

– Извините, мне надо поговорить с поэтом.

Он внимательно посмотрел небольшую подборку, на нескольких листах поставил плюсы, а на первом стихотворении размашисто написал: «Кириллу Ковальджи: дорогой Кирилл, горячо рекомендую тебе очень талантливого Женю Ройзмана…»

Стихотворение было следующее:

В Империи развал. Шумят рабы.Спартак в ударе. Просветлели лица.Но чучело Вождя в плену томится,А из провинций все текут гробы.

Окраины бурлят. Им отделитьсяХотелось бы. Кто в лес, кто по грибы —Куда угодно. Лишь бы от судьбы.А Император волен застрелиться.Сенат прогнил. Лишь выправка да спесь.Все скурвились. Пора срывать погоны.Из Сирии выводят легионы.Все правильно. Они нужнее здесь.

Империя, как тот презерватив,Что пацаны всем скопом надували,Вот-вот взорвется, матушка. Едва лиИмперию спасет инфинитив.

Что делать? Сам не знаю. Но держись.И утешайся запрещенным средством.Поэту не к лицу спасаться бегством.Но все же крикнуть хочется: «Ложись!»

У меня от счастья кружилась голова. К Ковальджи я так и не попал. Стихи в «Юность» взял у меня Натан Злотников, опубликовали их лет через пять. Рукопись с автографом Евтушенко куда-то пропала (потому что я ее таскал и всем показывал), но доброе чувство благодарности меня не покидает. Всего-навсего отнесся по-человечески, а столько лет помню!

Может быть, и потому в том числе стараюсь помогать молодым поэтам.

Аванс

Едем с Доросинским ночью из Верх-Нейвинска. Устали уже. Скорость двести.

– Сань, ты чего?

– Не обращай внимания, это я так, чтобы не заснуть.

Вдруг говорю неожиданно:

– Слушай, я тебе сейчас одну серьезную историю расскажу, с которой все начиналось…

В конце 80-х у меня была «восьмерка» подготовленная. И я на этом отрезке тренировался каждый день. А потом как-то перевернулся на ипподроме, сделал несколько оборотов и весь кузов замял.

А машину мы делали у Женьки Кондабаева в Верх-Нейвинске. Он сам уже не гонялся, а с машинами всегда помогал. А так как кузов долго выводить было, он вмятины и заломы замазал мовилем – чтоб не заржавело. Так я ездил на пятнистой машине. Как жираф.

И вот 31 декабря, вечером, приехали мы с Андрюхой Урденко забирать машины из Верх-Нейвинска (Андрюха родом из Первоуральска. Здоровый и добродушный парень. Играл в волейбол. Когда учился в «железке», в общаге его звали Масса). Женька выкатил за проходную обе машины. Стоим, разговариваем. Холодно. Андрюха торопит меня, говорит:

– Поехали быстрее, поехали…

– Ну, ты тогда езжай, а я еще минут десять поговорю и тебя догоню у города.

Он остолбенел от такой наглости. У него такая же полуторалитровая «восьмерка», и отыграть десять минут на семидесяти километрах немыслимо. Он говорит:

– Ты сам-то понимаешь, чего сказал?

– Давай-давай, езжай!

Посмотрел он на меня с сожалением и говорит Кондабаеву:

– Засекай!

Уехал. А я чувствую – погорячился. Женька говорит:

– Может, через пять минут поедешь?

Я говорю:

– Нет, все уже. Отступать некуда.

Пристегнулся. Женька дал отмашку. Я погнал. Просто страшно. Кто ездил по этой дороге, знает, о чем речь. А ездил я тогда на «БЛ». Была такая резина. После десяти градусов мороза – как на коньках.

Снегу намело. В одном месте меня понесло на внешнюю обочину. Успел открутить колеса, переключиться. Ударило. Зацепил обочину, сугроб через капот пошел. А у «восьмерки» на скорости запаса по мощности нет – страшно. А куда денешься, только в этих ситуациях и отыгрывается. Остановиться уже не могу.

Перед длинным подъемом разогнался, вошел на ста шестидесяти (больше она у меня не ехала). И вдруг у обочины замигала аварийка. И мужик с бабой выходят на дорогу и руками машут. Попытался начать тормозить – машина едет, как ехала. Я махнул рукой и снова было добавил газу, и вдруг что-то меня задело. Съехал в обочину (на «БЛ»-ке только так и тормозят). Попереключался, остановился метров через триста. Пока задним ходом до них доехал – шея затекла.

Все, никто уже никого не догнал. Расстроился. Вылезаю из машины. Стоит зеленый «москвич», заиндевевший. И мужик с бабой вокруг него приплясывают.

– Что, – говорю, – случилось у вас? Новый год встречаете?

– Вот, масло вытекло, до города не дотянули.

Открыл я багажник, дал им масло. Помог завестись. Чего уж, все равно никуда не тороплюсь. До Нового года еще время есть.

Я говорю:

– Что бы вы делали, если бы я не остановился?

Они вдруг говорят:

– А мы знали, что вы остановитесь.

– Откуда?

– А перед вами парень проехал на синей «восьмерке». У него масла не было. Но он сказал, что следом вы поедете на пятнистой машине. Остановитесь и дадите нам масло. А мы ему говорим: «А вдруг мимо проедет?» «Нет, я его знаю, он точно остановится и точно вам даст масло».

Дальше я ехал уже спокойно и все пытался осознать происшедшее.

Вот так вот мой товарищ отрезал мне все пути для отступления. Он просто выдал мне аванс, который я продолжаю отрабатывать до сих пор.

«Раб КПСС»

Светлой памяти Вити Махотина

посвящается этот рассказ

Витя Махотин – уникальный тип. Говорить о нем можно бесконечно. Сразу из детдома он попал в тюрьму. Отсидел ни много ни мало шестнадцать лет. Изъездил этапами весь Союз. Никогда и нигде не унывал. Сделал на лбу наколку «Раб КПСС». В Тагиле на больничке наколку варварски вырезали, на лбу остался шрам. В лагерях Витю все уважали и звали Репин. Кроме того, он вызывающе похож на Ленина.

Освободившись в тридцать лет, Витя получил первый в своей жизни паспорт. В графе «национальность» зачем-то написал: «еврей». Все удивлялись. Витя тоже.

Идти ему было некуда. Питался он в столовой на Химмаше. Брал два стакана чая и поднос с хлебом. Соль и горчица стояли на столе. Хлеб в те годы был бесплатным.

Родители давно умерли. У Вити остался только один родной человек. Старенькая бабушка Вера Витю очень любила. Вот о ней и пойдет речь.

Бабушка Вера была замечательной старушкой. Когда Витя сидел, она писала ему добрые письма, посылала сало, махорку и шерстяные носки. Витя отсылал ей все заработанные в лагере деньги.

Витя всегда жил очень небогато. Прямо скажем, нуждался. Но каждый раз, когда у него появлялись деньги, он их раздавал людям, которым они еще нужнее. Удивительно стойкое неприятие довольства и достатка. А про тех людей, которые слишком хорошо живут, бабушка Вера так и говорила: «Блинами жопу вытирают».

Витя приехал к бабушке Вере. Поселился в маленьком домике. А еще у бабушки Веры жили две собачки и три кошки. На Пасху бабушка Вера белила хатку. Собачки и кошки ютились на диване. Она их шугала, пытаясь выгнать на улицу. Хитрые звери перебегали с дивана на комод, с комода на подоконник и никак не хотели идти на улицу. На что бабушка Вера с укоризной им замечала: «Вы што, дурачки, на улице говны тают, а у вас ноги мерзнут?!»