Икона и человек - Евгений Ройзман

Подлинная история

Леха Ленку любил. Она честно ждала его из армии. Потом его посадили. Она ждала его из лагеря.

Леха освободился и взялся за ум. Делал любую работу, зарабатывал, помогал всем своим друзьям. Жизнь налаживалась. Переехали на Первомайскую. Ленка нарадоваться не могла.

У Лехи был непутевый друг Вова. Увидев, что Вова болтается без дела, Леха говорит: «Вовка, помоги мне по квартире. Я дам тебе заработать». Вова согласился.

Каждый день утром приходил к Лехе и до вечера циклевал полы, клеил обои и вообще занимался ремонтом. И вот однажды Леха собрался ехать в Михайловск. С вечера предупредил Лену. Утром вышел, Лена еще спала. Пошел на стоянку возле бани заводить машину. Стоял мороз, машина не завелась. Посадил аккумуляторы. С прикуривателя тоже не завелась. Таскали на веревке часа полтора. Не заводится. В общем, никуда не поехал, замерзший пошел домой. Думает, хоть посмотрю, как Вова работает.

Звонит – никто не открывает. Странно. Сунул ключ. Дверь заперта изнутри. Э, вы чего там все, охренели?! Давай пинать в дверь. Грохот стоит, соседи повыползли. И вдруг он все понял. Лена-то дома. Это они с Вовой заперлись, потому что точно знали, что он уехал…

Ноги неожиданно ослабли. Он сел на ступеньки. Посидел несколько минут. Потом, убитый горем, выполз во двор (делать-то что-то надо!). Медленно побрел вокруг дома. Жизнь обрушилась.

…И вдруг на углу увидел, что рабочие налаживают люльку и собираются наверх. «Мужики! Подбросьте за четвертак до четвертого!» Те не удивились – залезай!

Перегнувшись из люльки, Леха бахнул кулаком в раму, выбил шпингалет и, поблагодарив мужиков, нырнул в кухню. Схватил со стола кухонный нож и бросился в спальню.

Вова разметался по супружеской кровати. В одежде. Рядом стояла пустая бутылка водки. Ленки не было.

У Лехи даже слезы брызнули из глаз. Он обнял спящего Вову со словами: «Братан, как я счастлив!» И, не выпуская нож из рук, стал его целовать. Очумевший Вова проснулся и, чувствуя себя виноватым за то, что вместо работы высосал бутылку водки и уснул на хозяйской постели, никак не мог понять, чему Леха так радуется…

Потом они с Лехой сидели на кухне и пили водку. И Леха все повторял: «Братан, ты не представляешь, как я тебе благодарен!..»

А Ленка утром открыла Вове дверь и ушла на работу. Вова с мороза, перед тем как приступить к работе, достал из холодильника бутылку водки, выпил, потом еще, согрелся и уснул…

Ленка, узнав эту историю, улыбнулась, пожала плечами и покрутила пальцем у виска. А Леха говорит: «Да-а-а, ей смешно, а я чуть с ума не сошел…»

Татуировка

Ради умершего не делайте нарезов на теле вашем и не накалывайте на себе письмен.

Дочка моя старшая, когда ей исполнилось восемнадцать, сделала себе наколку во все пузо. Такое солнце разноцветное. Ну ладно живот плоский. Но я на всякий случай рассказал ей педагогический анекдот. Как Наташа Ростова, сославшись на ошибки молодости, показала поручику Ржевскому наколки: на одной груди Пьер Безухов, а на другой – Андрей Болконский. Поручик громко хохотал. И сказал, что представил, как вытянутся у них рожи через 20 лет.

Разные видел я наколки. И эротические, и политические, и философские с моралью для поучения. Чего только люди с собой не делают! Ну ладно хоть в тюрьме, где делать не хрен. А то ведь на свободе и за свои деньги!

Родственник у меня в деревне, хороший мужик. От локтя и до кисти расплывшимися чернилами у него выколото: «ВЕРА». А жену зовут Оля. Вот, всю жизнь объясняет, что имел в виду…

Один парняга по молодости попал в КПЗ. И, отсидев трое суток, запортачился жженкой – это резина с каблука, пережженная с мочой. А потом ушел в армию. Вернувшись, пошел работать в милицию, в уголовный розыск. Дослужился до подполковника. На одном запястье у него крупными корявыми буквами было выколото ЗЛО – «за все легавому отомщу», а на втором СЛОН – «смерть легавому от ножа», или еще вариант: «суки любят острый нож». Очень стеснялся.

В конце 70-х на десятку поднялся с малолетки один тагильский. Весил он сорок килограммов, кожа да кости. Но веселый и дерзкий. Звали его Пипик. А уважительно – Пипон. Он был такой понтовитый, что на всех сгибах – в локтях, на запястьях, под коленями – наколол настоящие дверные шарниры, такие проработанные, с шурупчиками. Типа «на понтах как на шарнирах». А потом попал в БУР и там на грудь решил наколоть «НЕ ПЕРЕВЕЛИСЬ НА РУСИ БОГАТЫРИ». А так как грудь была узкая, а буквы крупные, то прямо на плечо ему попало «сь», а «богатыри» получилось с переносом во второй ряд. Но ему нравилось. Сказал что хотел.

В Каменске на ИВС попала одна молодая наглая рыжая воровайка. «Воровка никогда не станет прачкой» – еще из тех. У нее ниже пупа большими буквами было наколото: «УМРУ ЗА ГОРЯЧУЮ Е…ЛЮ». Она этой наколки не скрывала и ходила по камере в одних плавках. Менты с ума сходили. Все время бегали, в волчок заглядывали и в кормушку. А на бедрах у нее были выколоты два ангелочка. Так, конечно, на любителя.

Один смазливый малолетка в Рыбинске как ни в чем не бывало наколол прямо на заднице: «НЕ СМОТРИ – ОСЛЕПНЕШЬ!». Естественно, все смотрели и смущались.

А один блатной на пузе с двух сторон нарисовал двух ангелочков, которые изо всей силы машут крыльями, как птички колибри, и в руках у них у каждого тяжелая цепь, которая спускается прямо туда. А над ангелами в лучах восходящего солнца начертано: «ВСТАВАЙ, ДРУЖОК! ХАЛТУРА ПОДВАЛИЛА!». Я вот все думаю, что было бы, посади его с той рыжей воровайкой…

Но это так, эротика. А по политической части чего только не кололи! В свое время и на взросляке, и у малолеток была очень популярна наколка, которая называлась «оскал». На одной груди – в профиль Ленин или Сталин. А на другой – оскаленная тигровая или леопардовая пасть. Расшифровывалось это так: «Оскалил пасть на советскую власть». Иногда кололи профиль вождя с жалобной надписью: «Проснись, Ильич, взгляни на наше счастье».

А некоторые заостряли:

Нас триста лет татары гнулиИ не могли никак согнуть,А коммунисты так согнули,Что триста лет не разогнуть!

А один упертый интеллигентный диссидент, известный, кстати, человек, во всю спину себе заделал четверостишие:

Посадили за решетку,Все подумали, пропал.Х… вам в ж… коммунисты,Под амнистию попал!

Вот так вот, шершавым языком плаката!

Рисковали, конечно. Замечательный художник Витя Махотин в начале 60-х прямо из детдома попал на малолетку в Верхотурье. Натурально за повидло и пряники. И выколол себе на лбу: «РАБ КПСС». Его тут же увезли этапом на больничку в Тагил и вырезали наколку без наркоза. Шрам остался. Всю жизнь с челкой ходил.

В тюрьмах портачатся от нечего делать. Спросишь: зачем? Скажут: «А что? Все портачились!» Баб стараются на спине не колоть. Один таки наколол. С припиской: «КОЗЛЫ ВСЮ СПИНУ ИСКУСАЛИ». Ну, со вкусом.

Бывают наколки совершенно банальные. Пиковый туз, пробитый кинжалом, бутылка водки и профиль какой-то биксы. Все это забрано решеткой. И печальная надпись: «ВОТ ЧТО НАС ГУБИТ» (типа «женщины, карты и вино доведут до цугундера»).

А у одного ярославского бродяги на левой груди была выколота виселица, на которой болтается человечек. И трогательная надпись: «ВИСИ, КОРЕШ, У МОЕГО СЕРДЦА».

На лысой макушке особо продвинутые могут наколоть: «ПРИВЕТ ПАРИКМАХЕРУ» или «ОПЯТЬ ПОПАЛСЯ». На свободе под волосами не видно, а когда поднимаются на тюрьму, их стригут – вроде как весело. Но наша история не об этом.

Коля Калин жил на Урицкого, где потом было кафе «Дебют», прямо на площади 1905 года. Окончил медучилище. За что он сел, я уж сейчас и не помню. Умный, начитанный парень. Работал санитаром на больничке. А на самом деле был полноценный лепила (доктор). И ему по фиг было, зубы дергать или аппендицит вырезать. И вот уже срок к концу подходит, и обыграл он в терц за четвертак лучшего кольщика зоны. А тот все не платит. Коле остается три дня до освобождения. Дергает он кольщика к себе. «Слышишь, – говорит, – я все равно с тебя получу». Тот взмолился: «Коля, нет денег!» Тогда Коля говорит: «Ладно. Сколько стоит самая центряковая портачка?» Тот выдохнул: «Четвертак!» Коля повернулся к нему спиной, задрал майку и говорит: «Коли, падлюка…»

И все, с утра до ночи Коля лежит в бараке на шконаре на пузе, жужжит машинка (механическая электробритва с приводом на иголку), тушь, ушан с полотенцем – кровь промакивать, другой на стреме. Кольщик делает по прориси. Во всю спину: в обрамлении из колючей проволоки и роз пятиглавая церковь, и на ее фоне Богоматерь с младенцем. Спина вся вспухла, кровь сочится. Отдыхать некогда, времени мало. Кольщик старается, не дай бог что. Вот уже Коле освобождаться, уже шнырь из штаба бегает, Колю по зоне ищет, на вахту вызывает. А измученный кольщик дрожащей рукой наводит последний глянец. Но еще успели кенты: заварили чаю, хапанули перед выходом. Коля повернулся ко всем спиной, и все сказали: «Ништяк!» Коля пожал мастеру руку, сказал: «В расчете!» – и бодрыми шагами направился к вахте.