Длинные тени - Лана Туулли

Лана Туулли

ДЛИННЫЕ ТЕНИ

Семь лет назад

Юго-западная провинция Кавладора, между Илюмскими горами и Ла-Фризе

Солнце садилось за горизонт. Дождь стих, оставив промозглую сырость и глубокие лужи.

Колеса фургона утонули в размякшей, превратившейся в сплошное болото колее. Утомившиеся за день кони поднатужились, сделали шаг, другой… Возница зашептал:

— Пошла, родимыя!.. пошла, пошла!..

Альн кивнул, приказывая охранникам бросать под колеса повозки срубленные в ближайшей рощице ветки.

— Ну, вывози, родимыя! — прикрикнул кучер. Кони переступили, попробовали выволочь застрявший в грязи фургон; правый заржал, у левого не осталось сил даже на столь простое выражение своего недовольства. В итоге фургон качнулся назад и еще глубже погрузился в коварную жижу.

Кони устали; от их потных спин валил пар, как будто животные вышли из бани. Утомились и солдаты — шесть гномов, восемь человек. И он, Альн де Дьюр, чувствовал себя, как выжатый лимон.

Вот за это я и не люблю налоги, — сказал себе Альн. — Нет, всё понятно, и как честный человек, дворянин и королевский подданный, я их, конечно же, плачу… И безмерно благодарен свояку, мужу старшей из сестер жены, что он нашел мне службу…

На секунду Альн поджал губы, размышляя, можно ли назвать его должность — капитан охраны, сопровождающей сборщиков налогов по провинции, — службой. По сравнению со службой в армии короля Лорада разъезды охраны золотого каравана были детскими шалостями. Смешно сказать! Отбиваться от грабителей — и кому? Ему, Альну де Дьюру, получившему боевое крещение во время Осады Луаза, ему, прошедшему пять героических кампаний под предводительством самого генерала Громдевура?

Смешно сказать…

Один из гномов вынырнул из-под повозки и басовито закричал, что обнаружил начинающуюся поломку. Ему недовольно ответили и кучер, и двое из солдат, сразу припомнившие все случаи, когда коротышкам казалось, что повозка вот-вот сломается. Все пятьдесят случаев, имевшие честь случиться за неполную неделю пути.

Что поделать — как вычитал в своих умных книжках сын, сие хроническое недопонимание называется межрасовым конфликтом. Гномам всё кажется, что что-то ломается, люди — уверены, кто оно как-нибудь утрясется-образуется…

— Господин капитан, прикажите распрягать и чинить! — подбежал один из гномов к Альну.

— Господин капитан, да не слушайте его! Поднапряжемся, авось оно и вытянет! — подбежал один из солдат.

— Не вытянет!

— Вытянет!

— Сломается! — угрожающе нахмурился гном.

— Я говорю тебе — вытянет! Господин капитан, скажите бородачу, чтоб не летел вперед выхлопа!

Господин де Дьюр промолчал.

Впрочем, молчать он умел на редкость красноречиво…

После того, как несколько лет назад Альн получил дубинкой по голове, язык кавалера вдруг повадился вести собственную жизнь. Не помогали ни лекари, ни ведьмы — вдруг превратившись в тяжелое, неповоротливое полено, язык отказывался выражать мысль своего хозяина. Можно было мычать, уподобившись слабоумному дурачку, можно было объясняться записочками или жестами; Альн предпочел замкнуться в гордом молчании, и окружающим пришлось приспосабливаться к его новой манере общения. Понимать скептические ухмылочки, выразительные гримасы, уничижительное прищуривание, ядовитое выпячивание губы…

На просьбу солдата Альн отреагировал, чуть заметно улыбнувшись. В сочетании с жестким, прямым взглядом растянутые уголки губ произвело требуемый эффект — служака заткнулся, побледнел и побежал к рощице, поторапливать рубщиков, объяснять им, что нужны еще ветки…

Гном тоже примолк. Он посмотрел на капитана охраны, на его руку, лежащую на рукояти меча, и пробормотал, что не вполне уверен… может, ось и выдержит… допустим, до завтра…

Гномы, — усмехнулся Альн. Люди… Эх, сюда бы пару троллей, чтоб вытянуть тяжелый фургон из грязи! Вернусь в Талерин, — пообещал себе де Дьюр, — попрошу Джиобарди, чтоб нанял мне в команду хотя бы двух троллей. Хотя лучше — трех. Один сразу устроит скандал с гномами, второго попробуют упоить в зюзю мои храбрые единоплеменники, авось, хоть третий окажется нормальным служакой…

Из рощицы прибежали еще трое людей, все — с огромными охапками хвороста. Ветки распределили под колесами, после чего общими усилиями — кто — подталкивая скрипящую повозку, кто — вытягивая смертельно уставших лошадей под уздцы, а кое-кто просто отчаянно матерясь, — фургон вытащили из коварной западни.

Альн одобрительно кивнул. Отлично, с одной бедой справились…

— Может, привал, капитан? — с надеждой спросил один из охранников.

— И то. Может, заночуем, ваше благородие? — поддержал кучер. Кивнул на тяжело поводящих боками лошадей. — Оне совсем как есть взопрелые, ваш-благородь, слышьте, как хрыпят?

Кони, хвала богам, отнюдь не «хрыпели», хотя и выглядели слишком уставшими, чтобы продолжать путешествие с прежней скоростью. Вполне можно было бы рискнуть, пройти еще пару лиг…

Но что-то смущало. Какое-то неуловимое, неясное чувство опасности.

Альн посмотрел на небо — похожая на початую головку сыра луна еще не вошла в полную силу, значит, шалостей оборотней можно не опасаться. Опять же, погода слишком мокрая и холодная; что называется, хорошая собака хозяина из дома не выпустит… Путешествуя по Кавладору в сопровождении налоговых караванов, Альн де Дьюр на собственном опыте убедился, что преступлений глубокой осенью и зимой совершается гораздо меньше, чем теплой весной или летом.

А раз опасность меньше — вполне можно пожертвовать двумя лигами пути по раскисшей дороге и скомандовать привал.

Пожав плечами — тем самым выражая некоторое, весьма условное согласие со словами подчиненных, — Альн указал на рощицу и максимально четко дал понять, что не считает соседство с данным лесным массивом благонадежным и полезным. Веток можно нарубить — или вытащить те, которые еще не успели утонуть в грязи. И развести костерок во-о-он там, на пригорочке. И посуше будет, и окрестности просматриваются…

Через некоторое время, сидя у небольшого костра, Альн раскурил трубку и, изредка посматривая на своих подчиненных, вытащил из кармана письмо из дома. Фиона писала о том, что ее отец стал жаловаться на боли в сердце, сообщала об очередном разводе второй сестры и о скандале в доме третьей. Всё как всегда, — усмехнулся Альн. Милая Фиона… Он прочитал приписку, сделанную рукой сына — Фриолар кратко доводил до сведения отца о своих успехах в школе. Потом Альн сложил письмецо, провел пальцами по сгибам бумаги, и только тогда почувствовал некоторое спокойствие. Будто всё волшебным образом встало на свои места, будто всё так, как и должно было быть…

Он проснулся несколько часов спустя и несколько секунд лежал с открытыми глазами, соображая, что его разбудило. Неровный диск луны светил с грязно-бирюзового неба, позволяя рассмотреть детали окружающего пейзажа с навязчивой подробностью.

Холодно.

Воздух сырой, с ароматами грибов и мокрого леса.

Темно-зеленые, почти черные сосенки — низкая поросль, прилепившаяся на склоне холма.

Три лошади — два мощных тяжеловоза и собственный, де Дьюра, верховой. В лунном свете шкуры животных выглядят так, будто их смазали маслом. Кони стоят совершенно неподвижно, опустив головы. Совершенно обычная поза — но что-то в ней неправильно, нелепо…

Рядом с лошадьми спит кучер, гном и еще двое охранников — верно, сразу после ужина они уселись играть в «Короля и Звездочета», да так и заснули, с фишками и картами в руках… И охранник, которому выпал черед нести ночной дозор, спит рядом — обняв алебарду, приоткрыв рот и счастливо посапывая. Ах, скотина, дождешься ты у меня!..

Укуси вас крокодилы, да почему ж вы все спите?!

Альн резко перевернулся на бок, стараясь, чтобы его движение вышло беззвучным. Теперь он мог видеть и другую часть лагеря — люди и гномы спали, причем у Альна возникло ощущение, что каждый охранник уснул мгновенно, провалившись в царство Гьюпсюэ в один момент, а не долго устраиваясь, ворочаясь и считая перед сном прыгающих через забор баранов.

Так не бывает, — подумал Альн.

Он осторожно протянул руку, нащупывая лежащий рядом меч.

Так не бывает, — повторил он себе. — Значит, это не настоящий сон, а какое-то волшебство.

И сразу же получил подтверждение своей правоты — с фургона, посвистывая на мотив старинной песенки, спрыгнул какой-то человек. Он нес четыре больших мешка — каждый из них был украшен гербом Министерства Золота и, как знал Альн, вмещал по пять сотен золотых монет.

Такая тяжесть по плечу не каждому взрослому мужчине. Однако против всяких ожиданий вор, как понял кавалер де Дьюр в следующий миг, когда луна услужливо посветила с небосвода, был неприлично молод — парню было лет семнадцать. Обычный деревенский паренек, — среднего роста, кособокий, лицо в оспинах, неровно остриженные темные волосы, одет в домотканую рубаху и залатанные штаны, — он мог быть и иберрцем, и фноссианцем, и кавладорцем. Здесь, на юге, много таких чернявых типов…