Длинные тени - Лана Туулли

Тема прихода зимы — настоящей, со снегом и морозцем, а не какой-то мерзопакостной серо-дождливой сырости, — активно обсуждалась в «Алой розе», самой известной ресторации Университетского квартала.

Здесь ученые мэтры собирались согреться кружечкой вина из Иберры или Фносса. Усаживаясь у пылающего камина, они спешили раскритиковать теории оппонентов и поделиться собственными наблюдениями. Слыхали, у госпожи Ш., торговки птицей, все утки дружно сбросили перья? Верная примета, что начинающийся месяц Гусыни будет теплым… Нет, уважаемый коллега, вы что-то напутали! Просто упомянутая вами госпожа Ш. поссорилась с невесткой, вот бедная домашняя птица и оскоромилась, попав под горячую ручку раздраконившимся домохозяйкам! А зима будет холодной. Ей-ей, не вру! холодной, как в Буренавии — может быть, даже до Нового Года снег продержится. Алер покроется льдом, да таким толстым, что можно будет по нему пройти и не провалиться… да, точно, и лёд будет, и снег, и даже, чем демоны не шутят, метели объявятся…

Метели? Вы еще скажите — сугробы! И белые медведи на улицах!

А почему бы и нет? — не желали сдаваться упрямые спорщики. Атмосфера — вещь изменчивая, Земля, как утверждают некоторые алхимики со специализацией в астрономии, постоянно вертится, а вдруг старушка-твердь повернется Талерином к самому холодному воздуху? Ведь может быть! В этом мире вообще всё возможно! Слышали, что творилось нынешним летом в Великой Пустыне Эль-Джалада? Двоюродный брат внучатого племянника жены моего кузена по семиюродной линии утверждает, что собственными глазами видел там живого демона! Ей-ей, не вру! Настоящего демона! Живого! То есть — до тех пор, пока сей уникальный экземпляр из другого мира не увидел наш доблестный принц Роскар, тот действительно был живым и здоровым.

Кто заболел? Его высочество принц Роскар? Да кто вам сказал подобную чушь? Наш принц — всем принцам принц; его здоровьем только кукушек в Чудурском лесу пугать… Кто говорит, что принц болен? Плюньте в рожу и вызовите троллей-санитаров, если кто-то еще хоть раз в вашем присутствии посмеет утверждать, что наш Роскар — не самый здоровый и не самый героический принц на шесть королевств в округе…

За что плюетесь?! То есть как это — я говорю, что принц не здоров? Я?! Да тьфу на вас, я утверждаю как раз обратное! Хотя… знаете, это по большому секрету — но до меня дошли странные слухи. Что последнее время принц изволит пребывать в меланхолии, которая прежде была ему совершенно не свойственна. Говорят, принц влюблен… И даже говорят, что скоро состоится его свадьба… как это — на ком женится его высочество? Конечно же, на дочери герцога Тирандье, даме Мелориане!

Или, может быть, на даме Элоизе, дочери графа Росинанта. Или на маркизе Сюзетт Ле Штанк, которая приходится родственницей королеве Брабанса. Или на двоюродной сестре буренавского короля, или, что весьма возможно, на племяннице ллойярдского королевы Пруденсии… Право слово, уж красавиц у нас, в Кавладоре — как листьев в эльфийском лесу…

Кстати, о красавицах.

Мэтр Люмус, уважаемый представитель кафедры истории Университета королевства Кавладор, не надолго прервал разговор и огляделся по сторонам. В «Алой розе» было всё, как всегда — другими словами, по-гномьи надежно и по-алхимически необходимо. Горел камин, светились тусклые желтые фонари под потолком, на стенах поблескивала сталью коллекция фамильного оружия. На второй этаж уводила лестница; еще одна лестница — узкая, как в шахте — выводила к порогу ресторации; те, кто не был знаком с хозяйкой заведения, гномкой Напой Леоне Фью из клана Кордсдейл, обычно промахивались мимо ступенек и совершали небольшое, но чувствительное падение на три локтя вниз.

Из обеденного зала можно было увидеть краешек кухни, оборудованной по последнему слову гномьей техники; иначе говоря — с машинками для шинковки, взбивания и замеса, а также многочисленными топориками всевозможных размеров и способов заточки. Сейчас у плиты мелькала долговязая, тощая фигура кухонной помощницы Напы Леоне — девицы по имени Полин. Иногда с кухни доносился раздраженный басок — это братец Напы, Ньюфун, громко выражал своё недовольство «очередной человечкой, с которой умудрилась связаться» его младшая сестрица. Самые сочные гномьи ругательства сопровождались странным посвистом, доносившимся от камина — как могли убедиться господа алхимики, свистела свинка-копилка.

Сей предмет появился в ресторации «Алая роза» месяца четыре назад, но быстро завоевал известность. Мало того, что он был свинкой, изготовленной из стали и лет триста использовался родственником Напы в качестве переносного сейфа, еще он был изделием повышенной магичности, то есть артефактом. Благодаря наложенным чарам свинка-копилка признавала лишь хозяйскую руку, а всех остальных пыталась атаковать, или хотя бы пугать, злобно щуря маленькие глазки и издавая утробное «хогри-хок». Во избежание несчастных случаев артефакт был прикован цепями к стене, а сажали рядом с ним самых проверенных, самых надежных бессребреников. Иначе говоря — своих, алхимиков из Университета. Они и достаточно честны, чтоб не пытаться взять чужое добро, и достаточно бедны, чтоб свинка не возымела на их счет финансовых надежд.

Еще одним животным, которое приютила в «Алой розе» добросердечная гномка, был огромный пушистый Черно-Белый Кот. Большой котяра с золотыми глазами отличался редкостным жизнелюбием — осень он провел, пытаясь улучшить генофонд кошачьей популяции Талерина и вступая в драки со всеми домашними питомцами (включая павлинов и верблюдов), которые только попадались ему на пути. Сыщики Министерства Спокойствия, инспектор Дука и капрал Брык подозревали пушистого паршивца в том, что он испортил декорации в Опере, перепугал лошадей в платной конюшне господина Певерила, и дважды обокрал лавку деликатесов «Вкусно и Весело»; но кот таинственным образом сумел избежать официальных обвинений. Всякий раз у ЧБК обнаруживалось алиби — в момент совершения преступления он лежал перед камином в «Алой розе». Возможно, то был оптический обман, возможно, паршивцу везло, возможно, присутствовала некая сложная закономерность, которую еще предстояло вычислить с помощью магических формул и алхимической дедукции… Одним словом, Кот нынче вечером лежал на тепленьком половичке, вытянувшись, выпустив когти и урча от удовольствия, — а это означало, что где-то в Талерине сейчас совершается преступление.

Впрочем, господам Филиппу, Люмусу и Никанту, не было дела до происходящих в Талерине событиях. Они были историками, а это значит, что их интересовали лишь события, свершившиеся лет триста назад.

— Кстати, о красавицах, — повторил мэтр Люмус, оглядывая обеденную залу ресторации. — Господа, а вам не кажется, что здесь кого-то не хватает? Здесь должна быть женщина…

По счастью, возраст мэтра Люмуса не допускал сомнений в его намерениях — последние двадцать лет любые женщины его интересовали лишь в связи с историческими событиями, которые произошли по их вине, или которые вот-вот произойдут в ближайшем будущем.

— Мэтресса Розанна ушла в Обитель Праматери Прасковии; грозилась сделать кому-то вскрытие фурункула, — объяснил мэтр Филипп.

— Не Розанна. — Отмахнулся Люмус.

— Мэтресса Долли? Она отправилась в школу при Ордене Акимании[1] уговаривать деток поступать к нам в Университет.

— На что мне мэтресса Долли? На ней взгляд не отдыхает, а покрывается занозами! Здесь должен иметься кто-то помоложе, посимпатичнее…

— Изольда отправилась в Луаз, искать свою судьбу, — вздохнул мэтр Никант. — Как летом уехала, так и ищет…

— Изольда — это кто? — строго спросил Люмус.

— Студентка, — кратко объяснил Филипп. Никант печально вздохнул: Изольда была такой хорошенькой, такой милой, такой пытливой девушкой, что не заслуживала столь краткой характеристики. Она была — самой-самой! Самой красивой, самой любезной, самой глупой…

— Это ж кто я в ваших глазах, чтоб интересоваться какими-то студентками? — вспылил мэтр Люмус. — Вы еще скажите, что мне телят не хватает!

— Вам не хватает телят, коллега? Но зачем? — удивился мэтр Филипп.

— А зачем мне студенты?! — еще сильнее удивился мэтр Люмус. — Мне не стихи о них сочинять, мне б поговорить с кем-нибудь! С какой-нибудь милой, образованной, и, что самое главное, не глупой женщиной. Такой, как наша мэтресса Далия… А, вспомнил! Я хотел поговорить именно с ней! Куда она пропала? — и историк стал оглядываться, будто упомянутая дама могла спрятаться в настенный шкафчик или притаиться на потолочной балке.

На лице мэтра Филиппа появилось на редкость возвышенное, торжественное выражение:

— Мэтресса Далия получила новую работу, — сообщил он. — Ее пригласили в Королевский Дворец, замещать недавно освободившуюся должность воспитателя королевских отпрысков. Вы же знаете, что ее высочество принцесса Ангелика чрезвычайно высокого мнения о нашей коллеге! После того, как случилась та история с мэтром Фледеграном, она лично приходила сюда, уговаривать Далию взять на себя обязанности по воспитанию юных принцесс и принца Ардена. Вот, уговорила, и теперь ведущий сапиенсолог нашего Университета украшает собой Королевский Дворец.