Король Шломо - Давид Малкин

Давид Малкин

Король Шломо

Как всегда – Израилю и Иерусалиму

Вышина небес, глубина морей и сердца царей – непостижимы…

Курсивом выделены цитаты из трёх произведений, которые традиция приписывает королю Шломо.

Полужирным шрифтом выделены остальные библейские цитаты.

От автора

Я вижу твоё удивление, читатель: почему «король», а не «царь» и почему Шломо, а не Соломон? Роман написан по-русски, а русская традиция увековечила: «царь Соломон». Но в Иерусалиме, где происходит действие романа, я за двадцать пять лет жизни ни разу не встретил ни единого Саула, Самуила или Соломона. Зато на каждой улице живут Шаули, Шмуэли и Шломо. Постарайся привыкнуть к тому, что персонажи моих романов – евреи и у них «экзотические» имена.

Слово «царь» пришло в русский язык из латыни с именем императора Юлия Цезаря. Царями именовались прежде всего монархи-самодержцы – правители держав. Этот же термин относился и к женщинам: царица Савская[1], царица Клеопатра, царица Тамара. За что была оказана такая же честь первыми переводчиками Библии на русский язык (с греческого, а не с оригинала!) Шаулю, Давиду и Шломо – не знаю, но термин этот явно не подходит небольшому древнееврейскому государству. Царь – это Иван Грозный, самодержец Руси, но не Давид, управлявший несколькими городами и десятком селений.

От другого имени – Карла Великого – осталось в русском языке слово «король» для европейских монархов периода активного развитая западной истории, периода войн, интриг, перекраивания пограничных земель, бунтов, развития искусства и философии. Таковы были и древнееврейские государства периода, о котором идет речь в моих романах.

И Цезарь, и Карл родились много столетий спустя после Давида, а значит, право выбора между «царством» и «королевством» остаётся за нами с тобой, читатель. Я предпочёл «король», оставив «царство» для Святой земли, но не для смертных её правителей: Царство Божье. Да ведь на современном Ближнем Востоке и нет царей – одни короли: Саудовской Аравии, Иордании, Марокко. Так их и называют газеты.

А «иврим»… Большинство учёных полагают, что именно так называли евреев три тысячи лет назад: «народ, пришедший из-за реки» (вероятно, из-за Евфрата).

Если это и неверно, то другого названия у нас нет: «иудей» тогда означало принадлежность к племени Иуды, «израильтянин» – к одному из северных племён, скорее всего, к Эфраиму. О таком новом слове, как «евреи», в период Первого Храма говорить ещё слишком рано.

Это мучение и для писателя, и для читателя – впервые воспроизводить на иностранном языке (в данном случае – на русском) библейские термины и имена собственные. Но надо же когда-то начинать. Если на иврите написано: Бная бен-Иояда, а в синодальной транскрипции: Ванея, у меня закрадывается подозрение, что монах-грек, переводивший эту Книгу Царств на русский, был не вполне трезв. Так и получилось: написано Бат-Шева – переведено Вирсавия; написано Шмуэль – переведено Самуил и т. д. Но нет у евреев и никогда не было Вирсавий и Ванеев!

При всём уважении к традиции, я вижу, что такой термин, как «колена» не пошёл дальше Библии, а значит, в русском языке не привился; посемя я придаю ему его истинный смысл: «племена», вернув слово «колено» анатомии. Я внимательно слежу за поисками эквивалентных терминов и собственных имён моими коллегами – первопроходцами поневоле (прежде всего, в русскоязычной десятитомной «Еврейской Энциклопедии») и вынужден был в этом романе-жизнеописании короля Шломо смиренно вернуться к «неправильным, но въевшимися в память» терминам и названиям: Египет, филистимляне, Дамаск. Но есть же «красная черта»! Если русскоязычный читатель встречал имя Самей, читая отрывки о завещании короля Давида сыну Шломо, а потом, читая Танах в подлиннике, увидит, что отмщён был Шими – как он должен догадываться, что казнён был именно тот человек, о котором говорил Давид?

Так зачем нам эти загадки при постижении Ветхого Завета?

Исходя из этих соображениям я и предлагаю читателю вместе со мной начать привыкать к тому, что Танах был написан на древнееврейском языке иврите и повествует не о греках или викингах, а о древних евреях, и поэтому не Исус Навин, а Иошуа бин-Нун; и не Фамарь, а Тамар.

Современная наука полагает, что названия месяцев: нисан, адар, ияр и т. д. – древние евреи принесли с собой из вавилонского плена, то есть столетия спустя после описываемых в романе «Король Шломо» событий. Поэтому я принял за основу самый древний из найденных археологами в Эрец-Исраэль календарей, так называемый «Земледельческий календарь из Гезера», где месяцам дано цифровое обозначение. На этот же календарь ссылается Танах: «И Господь говорил Моше в пустыне Синай в Первый месяц второго года после исхода их из земли Египетской…» (Числа, 9:1).

Приблизительную связь между Земледельческим, Вавилонским и современным Грегорианским календарями я постарался свести в следующую таблицу с той лишь целью, чтобы читателю было проще ориентироваться в хронологии событий, описываемых в романах:

Хочу предупредить, что ввиду несовпадения количества дней в месяцах в разных календарях, связь, показанная в таблице, является приблизительной, справочной.

Часть I

ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ

Глава 1

Наама допоздна гуляла с маленьким Рехавамом у старой Ивусейской стены. Внезапно она встревожилась: что если Шломо её ждёт? – и быстро пошла домой.

Шломо в задумчивости сидел на полу. Он поднялся навстречу Нааме, обнял её, поцеловал, спросил о сыне, но слушал невнимательно. Наама догадалась, что Шломо очень старался весь этот день, чтобы люди не заметили, как растерян их новый король.

После нескольких фраз он подошёл к дверному проёму, убедился, что стража действительно ушла, вернулся и заговорил, не переставая ходить по комнате.

– Мне было тогда лет пять. Иоав, наш бывший командующий, сажал меня к себе на колени и, разговаривая с Давидом, моим отцом, ерошил мне волосы. Помню его прикосновения. Рука жёсткая, пахнет землёй. Он позволял мне потрогать меч у него на поясе – тот, о котором солдаты рассказывают, будто он смазан змеиным жиром и по приказу Иоава сам выскакивает из ножен.

Один светильник стоял в нише, другой – посреди земляного пола, и Наама боялась, что Шломо заденет его и масло разольётся. Она сидела, поджав под себя ноги, глядела на мужа и слушала.

Шломо опустился на пол рядом с Наамой, приблизил к ней лицо и зашептал:

– А сегодня Иоава убили. Когда я пришёл, его только что вытащили из шатра со священной утварью – он туда убежал и ухватился руками за жертвенник. Бная бен-Иояда воткнул Иоаву нож в шею, вот сюда, и тот даже не вскрикнул. Это мне рассказали, когда я пришёл. Вижу, он лежит на песке – старый, толстый, борода в крови… Почему отец не простил Иоава? Почему не вспомнил, как тот верно служил ему, сколько ран получил на войне и какие победы одерживал?

Шломо замолчал, Наама протянула ему чашку с водой. Он отпил, глядя в пол, вздохнул и продолжал:

– Зачем отец завещал мне эти убийства, Наама! Но если отец так решил, значит, я должен был исполнить его волю. Верно?

Наама притянула его голову к своей груди.

– Верно, мой Шломо. – И заговорила о другом: – Мы с Рехавамом пришли на луг возле старой Ивусейской стены – знаешь, за колодцем? Ему очень понравилось, как там пели девушки. Сидел тихо-тихо, не плакал, ничего не просил, а потом не захотел уходить.

– Я знаю этих девушек?

– Да, – подтвердила Наама, – они танцуют на свадьбах, – и засмеялась, вспомнив: – Они и меня втянули в круг, я тоже с ними танцевала. Что они пели? Вот:

«Оглянись, оглянись, Шуламит!

Как прекрасны ноги твои в сандалиях!»

– «Как прекрасны ноги твои в сандалиях!» – повторил Шломо и поцеловал её колени.

Наама поднялась и, припевая, закружилась вокруг светильника. Шломо хлопал в ладоши в такт её пению, потом спохватился:

– Почему Шуламит? Они что, не знают твоего имени?

– Знают. – Наама, прерывисто дыша, опустилась на пол рядом с мужем. – Наверное, им легче называть меня иудейским именем, а не моим, аммонитским.

– Ну, если так, пусть будет Шуламит.

– Они даже пели… Нет, уже не помню. Кажется, «Отчего так темна твоя кожа?» Нет, не помню. Но я им отвечала:

«Черна я, но красива, дочери Ерушалаима,

как шатры Кейдара <…>

Не смотрите, что я смугла —

это солнце опалило меня!