Чудо - Роман Зудин

Дети любили смотреть в предрассветное небо. Оно не умело лгать. Его широкое открытое лицо было бесхитростно и смотрело во все глаза на мир, что давно потерял свою чистоту, стал хитрым, алчным, и жажда его порой доходила до небес. Нельзя этого скрыть, как бесполезно и глупо хмуриться небу, пряча среди туч, облаков, сумерек и бесконечного недовольства себя истинного: чистоту и глубину, девственный румянец и бесконечное ожидание.

Но было в нём ещё кое-что. То редкое, что обычно знают все, но видят немногие и даже единицы.

Волшебство.

Дивный, странный дар далёких предков, что те же люди, но не похожи на нас ни в чём. Души у них легче, тела мозолистей, взгляд тяжелей, поступь твёрже, и в моменты нужды они не рассыпались, словно дикая стая животных, а сплачивались в крепкий горный хребет, что невозможно перешибить ни дождю, ни ветру, ни зависти людской. Только время властно над ними.

Отсюда и пошло волшебство. Вера в невозможное, чуждый взгляд на мир, радость, когда хочется плакать, трепет перед обычными вещами и множество мыслей, что озвучить вслух было бы слишком страшно.

В общем, волшебство…

И только двое во всём мире могли выявить его из тысячи тысяч и признать. Звали этих мальчишек Андре и Стэн, и были они родные братья.

На дальний берег широкой реки бегали неспроста, да и никто не смог бы заставить этих двух сорванцов, если бы сами не захотели. Уж больно своевольными ребята росли у родителей, что были слишком замкнуты и погружены в бесконечную работу, да так, что, бывай они дома чаще, чем хотелось бы, большой двухэтажный особняк всё так же был бы заворожён тишиной, как и годы назад, когда храм одного из богов так и остался обычным жилищем и был забыт, как и всё в округе…

А мальчики любили бегать за волшебством. Наперегонки, в кромешной тьме, когда не видно ничего, кроме отблеска от фонарей, россыпи звёзд да мутного фонаря Луны, что всегда уныла и зажигает огарок своей яркости далеко не всегда. Именно в тот час, что соседствует с рассветом и признан как самый тёмный, но именно тогда и следует бежать, иначе станет совсем скучно, а дальше… Скука доведёт до сна, сон до разочарования, а последнее выльется в лень и определит ваше скромное место в обществе на уровне обывателя, но никак не исследователя.

Карта у каждого из братьев была своя, нарисована вручную, раскрашена карандашами и красками, и точечный путь её вёл прямиком через огороды, поломанные ограды, опасные буреломы, мимо цветущих прудов и глубоко заросших колодцев, вплоть до травянистых полей и реки, где курс уходил наискось вверх, забирался далеко, местами столь круто, что приходилось хвататься руками за траву, тащить себя вверх, обрывая слабые стебли, и отдыхать, переводя взбаламученное дыхание к глубокому детскому вздоху, ногам давая передышку и переглядываясь между собой без слов и просто улыбаясь.

Им было непросто. Каждый из них был одинаково нелюбим дома, заранее отстранён от такого человеческого понятия, как «семья», обижен общением, лишён объятий матери и наставлений отца, вечерних посиделок за столом, ужинов, обедов и завтраков – не просто как данности, а именно воспоминаний.

Хорошо, что их было двое.

А началось всё более двух лет назад далеко отсюда. Им только что исполнилось по десять лет.

Они узнали новость случайно в тот жаркий августовский день, когда солнце ещё окончательно не устало от бесконечной летней гонки и светило по привычке ярко и жарко, отдаваясь миру полностью. От догонялок и пряток ребята здорово вспотели, устали и были так грязны, что впору признать их за чужаков, бездомных попрошаек, но никак не благоразумных детей из уважаемой семьи.

А они и не пытались строить из себя кого-то. Просто дети, просто счастливые, и это было нормально. Родители их иногда попрекали за легкомыслие и пеняли на то, что их шалости могут навредить и взрослым. Но ребята прекрасно знали, что это всего лишь слова, облечённые в грозную форму, только в назидание.

Андре страшно хотел пить, Стэн валился с ног, и как только они добрались до дома, повалились на крыльцо, вылив на себя кувшин с лимонадом, да так и забывшись на пару минут.

Не описать, как им было хорошо в тот миг. Да, мокрые, немного липкие, босые ноги все в грязи, волосы спутаны, но довольные ухмылки лучше любых слов.

В тот день им всё удалось. Ещё бы – стащить конфеты, забраться на чердак и смотреть старые фильмы на катушечном синематографе с таким треском и шумом, что соседи начинают жаловаться. Сделать бы его тихим! Но вот беда – не из этого века он…

Они приняли душ, переоделись в чистое и только хотели пробраться на кухню за сладким, как услышали препирания отца и матери, что на повышенных тонах вели разговор в гостиной. Мальчишки было в любопытстве заглянули, но тут же отпрянули. Им оставалось только слушать.

– Ты сам говорил, что нам не нужны такие проблемы!.. Что времени сейчас нет, ты вечно занят. Что любую ошибку можно пересмотреть, любой вопрос задать по-другому и получить ответ, что не будет тебя грызть всю оставшуюся жизнь. Что любые вопросы решаемы в любую пользу…

– А я смотрю, что ты уже смирилась с потерей, да так, что недели ещё не прошло, а ты нос воротишь.

Резкий вскрик матери стал понятнее любых слов.

– Как ты можешь!..

Отец молча прошёл по комнате и остановился напротив двери. Нет, он не закончил разговор, просто не хотел видеть свою жену.

За это лето Генри очень устал. Его лицо приобрело черты его деда, что покинул мир слишком рано, учитывая, что все болезни давно победили, а душевные хвори были на грани полного исчезновения. Морщины поселились в уголках глаз и рта, седина поцеловала его в виски, некогда аккуратная бородка и усы перестали быть ухоженными, а сам он стал слишком нервным.

Работа вымотала его. Мальчики не помнили, чтобы всё лето они сидели на одном месте. В прежние годы они и дня не хотели терять, все были в движениях, в планах, в бесконечных идеях и на всё готовы. Год назад они вчетвером пешком преодолели путь от Северной скалы до Шумных Деревьев, что не давали пройти дальше, да это было и ни к чему. Леса чернели на карте густым мрачным пятном, и так до самого Обрыва. Весь путь у них занял почти месяц. Они жили в палатках, ели из котелка, пили из ручьёв, ложились рано, вставали ещё затемно, тратили на дорогу до десяти часов в день, и как же они были счастливы.

Настоящая крепкая семья, без изъянов, равно как и без надрыва