Вечный день - Эндрю Хантер Мюррей

из затопленных кораблей, запирающего страну — охраняющего, как неустанно повторяли Давенпорт и его министры, от иностранного вторжения. Подлинным достижением была самая длинная цепь ППО на юге острова — Ла-Маншский барьер. Величайшее подспорье Британии — и величайшее преступление, совершенное во имя безопасности.

Ла-Манш на протяжении почти всего южного участка истыкан зубьями затопленного лома. Начав непосредственно с мелководья, правительство принялось активно пускать на дно корабли, какие ему только удавалось раздобыть, еще тридцать лет назад, в самый год Остановки. Постепенно незатейливые препятствия были усилены бетонными заграждениями, минными полями, платформами и огромными баржами с вооружением — в общем, всевозможными средствами для недопущения прохода кораблей с большой осадкой.

Первым делом военный флот топил контейнеровозы — огромные суда, которых остались целые тысячи. Заполучить их было просто. Обитавшие на этих кораблях люди уже мертвы либо вкалывают в Житнице, если только им не повезло оказаться среди тех немногих, кого доставили на Большую землю как обладающих «специальными навыками».

Затопления эти, впрочем, не носили всеобъемлющего характера, пока двадцать четыре года назад не наступил второй крах, крах Горячей зоны. Только тогда Давенпорт завершил начатое шестью годами ранее. На этой второй стадии — уже после его прихода к власти — затопления последовали валом, так что в итоге Ла-Манш по всей ширине превратился в свалку проржавевших корпусов. Оставили, правда, несколько проходов для кораблей военно-морского флота, крупных сухогрузов из Житницы и промысловиков.

Хоппер задумалась о самых недавних затоплениях, этом верхнем слое обширной свалки ржавого металла, отделяющей Британию от остального мира. Память тут же подсказала ей, сколько кораблей отправили на дно прямо с экипажами и пассажирами на борту. Ее едва не вывернуло от воспоминания, как именно она узнала об этом.

Здесь, близ устья Северн, все еще дежурили три боевых корабля, только чудом державшиеся на плаву. Некогда задача звена состояла в перехвате тех редких суденышек из Южной Америки и Южной Африки, которым все-таки удалось просочиться через ППО и дальше везти безрассудных пассажиров в Житницу. И здесь же, среди ощерившихся ржавых клыков под водой, покоилось первое капиталовложение правительства — гигантские противонагонные сооружения, когда-то поблескивавшие на солнце, ныне зеленые от морской поросли. В те дни уровень воды был ниже, но вот уже несколько десятилетий сооружения не служили по назначению. Теперь основания бетонных укреплений напоминали стариковский рот со стертыми деснами и гнилыми зубами — часть лица, отмирание которой хозяин уже и не удосуживается скрывать.

И за этими последними защитными сооружениями лежал Бристоль. В свете солнца город выглядел поблекшим, а некогда изящные здания прежней береговой линии уже окончательно обветшали, что различалось даже с высоты полета. Улицы, впрочем, показались Хоппер более оживленными, нежели ей помнилось, и как будто даже появились новые дома. Быть может, жизнь здесь и вправду налаживается, подумалось ей.

Как бы то ни было, вызванные наводнением разрушения отошли в область далеких воспоминаний. Пароход-музей «Великобритания» по-прежнему стоял на своем законном месте. Затопленные во время Остановки территории расчистили и на новой равнине выстроили с десяток тысяч домов. Причем кирпичных — несомненно, шаг вперед по сравнению с брезентом или рифленым железом. Кирпичные заводы Мидлендса возводят завтрашнюю Британию. Хоппер с досадой тряхнула головой. В последнее время многовато в ее лексиконе фраз из пропагандистских сводок.

В нескольких километрах от Бристоля виднелся Бат. Между городами тянулась железнодорожная ветка, словно тонкий браслет с двумя огромными драгоценными камнями. Хоппер проводила там отпуск с Дэвидом незадолго до свадьбы, и сейчас ее резануло воспоминание, как по-мальчишески он восторгался местной архитектурой. Город большей частью сохранился в неизменном состоянии как один из столь редких субъектов Городского охранного обязательства. Всё того же насыщенного медового цвета, с кровлями потемнее и гордо устремленными в небо шпилями. А несколькими километрами южнее отсюда начиналась Американская зона. Хоппер продолжала вглядываться, надеясь заметить что-нибудь интересное.

Вдруг в наушниках у нее раздался треск, и от неожиданности она вздрогнула.

— Как, заметны изменения?

На нее с улыбкой смотрела Уорик. Блейк, не открывая глаз, поднял руку и щелкнул выключателем на наушниках — очевидно, отключился от них обеих, — а затем подвинулся в кресло поглубже и скрестил руки на груди.

Хоппер немедленно охватило раздражение от вопроса, от этого непреднамеренного вторжения Уорик в ее интимные воспоминания.

— Не знаю. Я впервые вижу эту местность с воздуха.

Женщина пожала плечами.

— Я подумала, что могли бы и заметить. В смысле, как ученый. Почва вокруг города за последние несколько лет неимоверно улучшилась. Подлинная история успеха.

Хоппер кивнула, теряясь в догадках, для чего ей может пригодиться данная информация.

Уорик меж тем продолжала:

— Прогресс, доктор. Прогресс с каждым годом, на море и на суше, — едва ли не с материнской нежностью женщина продолжила созерцать открывающиеся внизу виды. Так вот оно что. Уорик, должно быть, преданная сторонница проекта Давенпорта.

Бристоль и Бат остались позади. Сверху земля действительно выглядела прекрасной: мозаика коричневых, зеленых и желтых лоскутов, нитка реки, убегающей в сторону моря. Уорик принялась за изучение каких-то бумаг, ее коллега по-прежнему спал. Пол века назад они, быть может, точно так же ехали бы поездом на работу из пригорода. И сегодняшний день был бы для них совершенно обычным.

Затем внизу показались бетонные полосы, через равные промежутки заставленные некими объектами, в которых Хоппер смутно признала самолеты. Не то чтобы это был совсем уж утиль. Самолеты нужны, только если куда-то действительно стоит добираться, а на данный момент Британия являлась одним из двадцати обитаемых мест, оставшихся на всей планете.

Хоппер закрыла глаза, и перед ней тут же предстал воображаемый Эдвард Торн: собранный, глубокомысленный и печальный, все переписывает и переписывает письмо ей. Появились и другие лица — брат, мать, Дэвид. Зеленая лужайка возле школы, колючая проволока по границе территории.

Наверное, она отключилась. В ее сознание вдруг ворвался статический треск и затем голос пилота:

— Пригороды Лондона через десять минут.

Распахнув глаза, какое-то время Хоппер не могла сообразить, где находится, и лишь бездумно таращилась на стенку кабины вертолета. Затем взгляд ее переместился на затылок пилота, и события сегодняшнего утра разом напомнили о себе: спуск по скользкой лестнице на «Ракету», спиральный амулет, до сих пор лежащий у нее в кармане, груда трупов на баркасе.

Уорик и инспектор о чем-то совещались, склонившись над листком бумаги так, что едва не касались друг друга головами. То и дело они делали на нем пометки карандашом; разговора Хоппер не слышала — по-видимому, переключились на закрытый канал. Пейзаж внизу представлял собой хаос из зеленых и коричневых пятен.

А