Совсем чужие - Василий Тонких

Выкурив папиросу, он сел за руль. Машина тронулась с места и накренилась набок. Приоткрыв дверцу, Григорий выглянул. «Яма. Ничего, вылезем». Неожиданно он увидел Марину. Она выбежала из-за угла почты и направилась к вокзалу, махая кому-то рукой.

Григорий выключил мотор, вылез из кабины.

Белая кофта Марины мелькнула на миг в привокзальной толпе и исчезла. С грохотом надвигался на приземистый кирпичный вокзал поезд. Но словно в последнюю минуту пожалел, проскочил мимо. Паровоз пустил пары, будто отдувался от усталости, остановился.

Григорий с разбегу перескочил порожки и, оказавшись на перроне, пронизал глазами толпу, разыскивая жену. С разных сторон его толкали мешки, чемоданы, плетеные корзинки. Но он не обращал на них внимания. Его взгляд метался по перрону. Вдруг глаза впились в хвост поезда. Марина приподняла узкую юбку и — голым коленом на подножку последнего вагона. Потом взяла чемодан, который ей подал человек в сером костюме, и скрылась в вагоне.

Григорий рванулся с места, петляя среди сновавших туда и сюда людей, побежал к последнему вагону. Но поезд тронулся. «Куда же она поехала?» — разгадывал он. С нарастающей скоростью проплывали перед ним вагоны. Вот пронеслись и открытые окна последнего. Марины — не видно. Его охватила тревога: «Не случилось ли чего дома?»

Быстро возвратился он к автомашине, резко надавил на стартер. Машина будто выпрыгнула из ямы, набрала скорость и вскоре оставила позади станцию.

— Папа, ну где ты так долго был? Я тебя заждался! — слышался ему издалека звонкий голос Игорька. Он всегда его ждет. Много у него с отцом дел. Там, в уголке, где отвели Игорю место для игрушек, лежит недостроенный самолет, а в сенях — дрожки без колес. Ждет ли он его теперь? Не забыл ли? Сам Григорий частенько его вспоминал в командировке. Иногда он во сне чувствовал, будто Игорек был рядом, садился верхом и скакал: «Гоп, гоп…» Григорию хотелось повернуться на бок, но он боялся, как бы не упал Игорек. Вдруг вскакивал и — рукой по постели. Но никого: приснилось.

Приехав в село, Григорий сразу направился домой. Высокий тополь встретил хозяина радушным шепотком листьев. Разбросав по сторонам сучья, он будто распрямил богатырские плечи, гордился своей могучей силой и красотой. А рядом с ним наклонилась чахлая березка с кривым коленцем, посаженная Мариной после свадьбы.

Григорий подошел к дому. На двери висел большой навесной замок. «Куда они ушли?» Бегом бросился к школе. Поднялся на крыльцо, застучал каблуками по коридору и рванул дверь. В квартире — тишина. Через открытое окно передней комнаты слышно было, как во дворе тети Маши кудахтала курица. Страх овладел им, почти такой же, как там, за рекой, в лесу, когда отца придавило спиленным деревом. Тогда мужики для армии заготовляли лес. Отец ничком уткнулся в траву, стонал протяжно, глухо. Григорий снял с него фуражку. Клок мокрых волос прилип ко лбу. Отец открыл помутневшие безжизненные глаза, тихо-тихо попросил:

— Сынок, дай водицы…

А к вечеру он умер.

Предчувствие беды сковало Григория. Он медленно подошел ко входу во вторую комнату, вяло сдвинул портьеры.

Игорек, сидя на полу, играл в своем уголке. Заметив Григория, он легко и быстро вскочил, подбежал. От радости у него дрожали губы.

— Папочка! — сказал он. — На ручки!

— Здравствуй, сынок! — взволнованно произнес Григорий.

Он поднял Игорька, и тот, ощупывая его заросшее в командировке лицо, жаловался:

— Ты приехал, а мама уехала на паровозике.

Анастасия Семеновна лежала на постели лицом к стене, укрывшись пуховым платком, и голоса своего не подавала.

— Почему переехали сюда? — спросил у нее Григорий.

— Прости меня, Гриша… Заболела… И сердце, и голова болит, — слабым голосом заговорила она. — Не знала я всей вашей истории. А как узнала, видишь, слегла. Видно, помру скоро. При них-то держалась, а как уехали, сразу свалилась…

Она замолкла, потихоньку стала поворачиваться навзничь.

Григорий поглядел на нее и ужаснулся. Щеки у Анастасии Семеновны ввалились, глаза спрятались в темных впадинах, а изможденное лицо свернулось в кулачок.

— Пока ты был в командировке, прибыл Николай. Он окончил институт и приехал сюда работать. Как появился в селе, сразу пришел к нам. Ну и начались у них всякие разговоры. Я на них наскакивала не знаю как, — продолжала она едва слышно, — но ничего не могла сделать… Оказывается, они переписывались последний год. Я-то не знала, а ты, сказывала Марина, догадывался. Теперь они решили сойтись. У них ведь дите… Поехал в Первомайск устраиваться на работу инженером в какую-то ЛТУ. Ну и Марина с ним. Дня через два приедет и будет с тобой разводиться. Ты еще молодой…

Анастасия Семеновна закашлялась. Протянув руку, она взяла с подоконника стаканчик с лекарством, с трудом приподнялась, отпила немного и добавила:

— Найдешь себе жену поспокойнее… Еще лучше… Не расстраивайся особо. А то видишь, что со мной случилось… А Игорька они возьмут с собой, как только устроятся где-нибудь на квартире. И ты им не препятствуй… Любовь трудно найти, а потерять легко. Забери ключ на этажерке и иди с миром.

Григорий расстегнул ворот. Жарко. Чего он так страшился, случилось. Сев на диван, он опустил Игорька на пол. Коробка с игрушкой, висевшая на бечевке у него на пальце, сорвалась, стукнулась об пол, загремела в тишине.

— Папочка, это ты мне купил? — чуть слышно спросил Игорек.

— Да, — отчужденно ответил Григорий, но тут же поправился, ласково сказал: — Я вместе с мамой тебе купил.

Игорек сразу засиял, с восторгом похвалил:

— Молодцы ребята! — и тут же сунул нос в коробку. Развязав веревочку, закричал: — Во, какой паровозик! Смотри, смотри, бабушка!

Но вдруг задумался, проникновенно заметил:

— Мой паровозик маленький, хороший. Он никуда от меня не уедет.

У Григория потекла по щеке слеза.

— Вот ведь какой, — промолвила Анастасия Семеновна. — Родного отца дядей называл, а тебя — папой. Полюбил. Дай бог, чтобы он к этому Кольке хотя бы привык.

Григорий встал, высыпал на стол гостинцы:

— Прощайте, — и шагнул к выходу, но тут же остановился, поднял Игорька, поцеловал, бережно опустил на пол и скрылся за портьерой.

— Папа, ты куда? — упавшим голосом спросил Игорек — Я тебя ждал! — и заплакал жалобно, безутешно.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Каждый уголок дома напоминал Григорию о каком-нибудь эпизоде, событии из семейной жизни, о счастливой поре, которая, может быть, больше и не повторится. Молчаливость дома гнала его из родного обжитого уголка к людям. И Григорий часто стал ночевать у дяди, Александра Макаровича, у которого он жил после смерти отца, пока не встал самостоятельно на ноги.

Как-то Григорий утром заехал домой переодеться. Остановившись около заросшей лебедой канавы, он вылез из машины и направился к двери.

Березку никто теперь не поливал, и она совсем засохла. С нее слетали последние желтые листья. А тополь серебрился, будто поседел от преждевременной потери молодой подруги.

От поворота ключа заскрипел ржавый замок.

Вдруг Григорий замер, прислушиваясь. Откуда-то доносился плач ребенка. Знакомым, совсем родным показался ему этот голос. Оставив в замке ключ, Григорий подошел к школе, поднялся на фундамент и через открытое окно заглянул в комнату. Игорь стоял к нему спиной и, плача, жалобно просил:

— Бабушка, дай мине поесть… Я целую ночь ничего не ел…

«Отощал мальчишка, — подумал Григорий. — Старушка, видно, надолго слегла». И он решил к ним зайти.

Едва Григорий показался в дверях, Игорек подбежал к нему, вцепился в него, горячо зашептал:

— Папочка, папочка, я тебя не пустю. Сними фуражку, садись, — и потянул его к дивану. Сам, освобождая место, смахнул с дивана на пол свои кубики, усадил его, взобрался к нему на колени, нырнул ручонкой в нагрудный карман отцовского пиджака, достал расческу, поводил ею по своей остриженной голове, а затем, посапывая носом, схватил отца за шею, пригнул к себе голову и глубоко загнал расческу в черные густые волосы.

Анастасия Семеновна с трудом встала с постели, неуклюже передвигаясь, прошла на кухню.

— Корову подою и больше ничего не могу делать, — нажаловалась она Григорию. — До магазина не дойду. Вчера спасибо Мирониха хлеба нам купила, а то есть нечего было. Пришлось ей два яйца за это дать. Сейчас завтрак приготовлю, поешь с нами. Тоже ведь, наверное, еще не ел?

— Спасибо, — отказался Григорий. — Я теперь в столовой обедаю. — И встал. — Чего вам купить? Я заеду в магазин и мимоходом вам подброшу.

Игорек забеспокоился. Спрыгнув на пол, он ринулся к сундуку, приподнял сшитое из ярких разноцветных тряпочек покрывало, осмотрел, юркнул за спинку дивана и, отыскав фуражку и затасканный пиджачок, подбежал к Григорию: