Единственный вдох - Кларк Люси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, зря ты так подумала.
Ева изумленно качает головой. Солнце нещадно печет, все тело горит. Следует уйти, сесть в машину и включить на всю кондиционер, однако злость не дает сдержаться, и Ева говорит:
– Твой брат умер. Он не заслужил и пары слов от тебя?
Вот бы Солу самому увидеть весь этот ужас: стоя на ветру, вглядываться в даль, где спасательная шлюпка напрасно чертит круги на воде, а вертолет разрезает морозное небо.
Сол по-прежнему молчит, и глаза начинает жечь от слез. Нет, Ева не заплачет у него на виду: она разворачивается и уходит. Сердце бешено стучит, дыхание перехватывает. Взгляд понемногу затуманивается, а коленки подкашиваются.
Слышится голос, так похожий на Джексона, что хочется обернуться и увидеть, как он зовет ее с пляжа. Хотя голос звучит издалека, Ева пытается следовать за ним и вдруг ощущает легкость – но это не легкость движения. Она падает в обморок.
Сол сидит, упершись руками в колени. Пальцы в рыбьей крови, под ногтями чернила от кальмаров. В ожидании он притопывает ногой.
Среди стерильной чистоты и белизны медпункта Сол в рабочей одежде бросается в глаза. От него наверняка несет рыбой. Он снимает солнечные очки, футболкой протирает их от соли и кладет на колени, нервно разводит и сжимает руки.
На стене висит плакат о вреде алкоголизма: печень нарисована в виде тикающей бомбы. Сол ерзает на пластиковом сиденье, поглядывая на часы.
Ева двадцать пять минут как у врача, а он оставил рыбу в разделочной, прямо на солнце. Хотя чайки наверняка уже ее утащили. Еще немного осталось в морозильнике, но закрыл ли он крышку? Если нет, то улов скоро протухнет. Рыба пропадает зря. Этому чертову доктору лучше поторопиться.
Сол все еще злится – день пропал! – однако мыслями возвращается к Еве: к ее уверенности в разговоре с ним, к ее резкому британскому акценту, к ее яростному взгляду. Ева развернулась и ушла, широко размахивая руками, но вдруг пошатнулась и вскинула руку, будто пытаясь за что-то ухватиться.
А он стоял и смотрел, как она падает.
Жаль, что он расстроил девушку, но что еще можно было сказать? Зря она сюда приехала. Сол и сам едва держится, а тут Ева – чувства у нее, видите ли. И что с этим делать?
Вдруг дверь открывается, и Ева выходит из кабинета. С короткой стрижкой и большими карими глазами, она кажется очень хрупкой. Ева подходит к регистратуре и расплачивается.
Сол идет за ней на улицу.
– Ну, что там сказал врач?
Он сразу жалеет, что вопрос прозвучал так обыденно.
Ева бледнеет, руки безвольно опущены. Она явно в состоянии шока.
Шепотом Ева произносит:
– Я беременна.
Глава 7
Она на десятой неделе беременности. На десятой неделе вдовства.
Ева думает о всех признаках, оставленных без внимания: тошнота, которую она сочла своеобразной реакцией на горе, усталость – видимо, от перелета. В голове был такой туман, что Ева даже не заметила отсутствия месячных. Тем вечером, за день до смерти Джексона, они лежали на узкой кровати в бывшей спальне Евы. Джексон повернулся к ней, и они занялись любовью с неспешной страстью.
Сол везет Еву к ее машине, каждая выбоина ухабистой дороги отдает в спину. Едут молча. Ева держится обеими руками за сиденье пикапа, лишь бы не прикасаться к животу.
Сол глушит двигатель.
Они уже на пристани. Солнце катится к морю, и вместе с ним уходит жара.
– Я акушерка, – тихо говорит Ева. – Я акушерка и не поняла, что беременна.
Сол ничего не отвечает. Потирая лоб, Ева продолжает:
– Даже… даже не верится.
– Все будет нормально. – В голосе Сола слышится неуверенность.
Они совсем не знают друг друга, но кроме Евы и врача о ее беременности известно только Солу.
Немного помолчав, он спрашивает:
– Где остановилась?
– Найду отель.
– На Уотлбуне? Их тут нет.
– Тогда вернусь в Хобарт.
Сол смотрит на часы на приборной доске и со вздохом говорит:
– Последний паром ушел пятнадцать минут назад.
Он берет мобильный и выходит из машины, закрывает за собой дверь. Кому-то звонит и, разговаривая, нервно ходит взад-вперед.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Ева не встает с места, вспоминает ту ночь в отеле в Уэльсе. Они с Джексоном вместе принимали душ, их тела окутывал пар. Джексон проводил мылом по ее талии и говорил, что очень хочет детей. «Двух, – сказал тогда он. – Двух девочек».
Невероятная ирония: когда смерть ледяными волнами забирала Джексона, внутри Евы зарождалась новая жизнь.
Сол вырывает Еву из размышлений. Открыв дверь пикапа, он сообщает:
– Нашел тебе место. Чуть дальше от меня есть хижина – хозяин уехал, можешь там переночевать.
– Хорошо. – Других вариантов у Евы все равно нет.
Она забирает сумку из прокатного автомобиля, а Сол идет на пляж за своим морозильником.
Машина подпрыгивает на ухабах, сквозь густые кроны просвечивают лучи вечернего солнца. Сол собирался встретиться с друзьями на Дьюнбэк-Пойнт, пожарить рыбу – сегодняшний улов. Надо позвонить им, сказать, что не получится.
– Приехали. – Он останавливается и ставит машину на ручник, затем выходит и через расступающиеся деревья ведет Еву к пляжу.
Хижина расположилась прямо на песке, в паре метров от побережья. Он помнит ее еще мальчиком, но лучше не думать о том, кто тут раньше жил. Джо, нынешний хозяин, немного подремонтировал хижину пару лет назад, заменил окна и сделал террасу, идеальную для вечерних посиделок с парой бутылок пива.
Сол поднимается на террасу и достает ключи, спрятанные под камешками. Открыв дверь, заходит внутрь. В нос тут же ударяет запах плесени и сырости. В надежде, что Ева не слишком привередлива – ведь хижина не в лучшем состоянии, – Сол поднимает жалюзи и открывает оба окна, чтобы проветрить комнату. Затем вдруг замечает, что Ева, застыв на террасе, смотрит на море.
– Все очень скромно, – говорит Сол. – В дальней комнате стоит кровать и еще раскладной диван. Есть душ, правда, на улице, но вода там горячая. Пойду посмотрю, включен ли газ.
Сол обходит хижину и проверяет газовый баллон – все в порядке. Заглядывает в душ: среди песка и листьев устроился огромный паук.
– Извини, дружище. – Сол подхватывает паука и швыряет на пляж.
Зайдя обратно в хижину, он открывает кран – вода в баке есть. Предлагает привезти что-нибудь из еды, но Ева отказывается. Похоже, ей просто хочется побыть одной.
– Я заеду утром, подброшу тебя до машины.
– Спасибо.
– Если что понадобится, мой дом вон там наверху. – Сол показывает на противоположный край бухты.
Попрощавшись, он идет к пикапу – наконец-то можно уехать, – как вдруг понимает, что забыл достать постельное белье, и возвращается.
Ева сидит на диване, закрыв руками лицо.
Когда Дирк обо всем ему рассказал на поминальной службе, Сол едва не упал со стула от изумления. А потом заявил, что не желает в это ввязываться, не желает даже знакомиться с Евой.
И вот она здесь.
Ева плачет, плечи начинают подрагивать. Сол думает подойти к ней, но почему-то медлит: наверное, лучше не лезть. Понурив голову, он уходит.
Чуть позже вечером Еве удается уснуть, однако спустя несколько часов она резко просыпается. Вокруг кромешная темнота. Вспотевшая, Ева пытается выбраться из-под одеяла и нащупать выключатель, но задевает рукой что-то тяжелое – с треском разбивается стекло.
Наконец Ева включает свет. Разбился стакан, по деревянному полу разлилась вода. Непонятно, что это за комната. Ева видит себя в большом, обрамленном деревянной рамой зеркале напротив кровати – оттуда на нее смотрит бледная женщина с запавшими глазами и осунувшимся лицом.
И тогда Ева вспоминает: она в Тасмании.
Джексон умер.
Она ждет ребенка.
Оперевшись спиной о деревянную дверь, прохладную на ощупь, Ева закрывает лицо руками. Лишь бы не расплакаться.