Единственный вдох - Кларк Люси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди окутывающей и давящей тишины слышится только легкий шепот залива. Что-то в этом затишье не так… Ева напрягается, пытаясь различить хоть какой-нибудь звук.
От осознания пронизывает паника. Ева пыталась расслышать дыхание Джексона.
Каждую ночь она засыпала, слушая, как он дышит, и теперь, когда Джексона нет рядом, со всей силы наваливается одиночество. Ева крепко обхватывает себя руками, сердце часто бьется. Успокоиться никак не выходит, и тогда она достает из чемодана рубашку в красную клетку. Любимую рубашку Джексона.
Он всегда переодевался в нее дома: закатывал рукава и не застегивал полностью. Не переставал носить, даже когда оторвались две пуговицы и обтрепался воротник.
Ева натягивает рубашку, прижимается телом к ткани. Тянется за телефоном.
Может, позвонить матери? Хотелось бы услышать ее родной голос. В Англии сейчас около полудня, мама дома одна – наверное, гладит, слушая радио, или готовит что-нибудь в пароварке. Но сказать матери: «Я беременна»?.. Нет, к такому Ева еще не готова.
Она заворачивается в одеяло и выходит на террасу: воздух прохладный, слегка соленый, чуточку пахнет деревом. Свет исходит только от звезд, темнота будто наполнена тревогой. Ева глядит в сторону дома Сола на другом краю бухты: по телу проходит беспокойная дрожь. Только Сол – которому, по словам Джексона, нельзя доверять – знает, что Ева здесь. Лучше бы она поехала на своей машине: от мысли, что в любой момент можно уехать, было бы спокойнее.
На террасе Ева садится в шезлонг, влажный от росы. Вдруг звонит мобильник, и Ева подпрыгивает от неожиданности. Экран мигает в темноте, будто полицейская сирена.
Ева прижимает телефон к уху.
– Алло?
Слышно, как проходит соединение – наверное, международный звонок. На другом конце провода молчание.
– Алло? Говорите.
Ничего, кроме шума залива.
– Алло? – повторяет Ева. – Вас совсем не слышно.
Тишина.
Будто помехи на линии; похоже, вздох.
Через мгновение связь обрывается.
Ева смотрит на экран: да, это действительно был международный звонок, но номер не определился. Может, перезвонят? Так хочется услышать чей-то знакомый голос и понять, что она не одинока.
Телефон молчит. Подтянув колени к груди, Ева опускает рукава клетчатой рубашки и зарывается лицом в воротник, пытаясь уловить запах Джексона.
Но ничего не чувствует.
Робкие утренние лучи, отражающиеся от поверхности воды, будят Еву, и она открывает глаза. Вещи за ночь отсырели, шея затекла. Одеяло сползло на пол. Ева вертит головой из стороны в сторону, чтобы размять мышцы. Руки сложены на животе.
Она тут же убирает их на подлокотники шезлонга и некоторое время сидит в такой позе, собираясь с мыслями.
Затем очень медленно кладет руки назад на живот, под рубашку. Не спеша проводит пальцами по теплой коже. Пусть слегка, но уже намечается выпуклость: это ребенок.
Ребенок Джексона.
В каком-то смысле Джексон по-прежнему здесь, по-прежнему жив: он оставил Еве часть себя. Любовь к Джексону волной окутывает Еву. Может, он сейчас наблюдает за ней, сидящей у залива. Представив это, Ева слегка улыбается.
Она все сидит на террасе, сложив руки на животе и пытаясь осознать, что у них будет ребенок. Наконец Ева возвращается в хижину, переодевается в шорты и кардиган, складывает остальное в сумку. Наливает себе кофе и пьет его, сидя на краю террасы. Когда за ней вернется Сол? На той стороне бухты как раз видно его дом. Высокие деревья ползут вверх по скалистому утесу, а на самой вершине – покатая крыша.
Вода искрится в лучах восходящего солнца. Вдали темнеют утесы, а за ними – берега Тасмании, очерченные лиловой тенью.
Краем глаза Ева замечает что-то у побережья. Это Сол. Надев ласты, он заходит в воду и как будто сливается с ней, отталкивается вперед мощными движениями. Доплывает до середины бухты и там, раскинув руки в стороны, просто покачивается на поверхности.
Спустя пару минут он ныряет и исчезает под водой, словно его и не было.
Ева смотрит.
Время тянется медленно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Конечно же, Сол вынырнет, но на душе все равно беспокойно.
Уже двадцать секунд. Или даже тридцать?
К горлу подкатывает комок, в мыслях вспениваются бурные воды Атлантики. Оранжевая шлюпка. Шум вертолета.
Во рту пересохло. Ева не отрывает взгляд от того места, где скрылся Сол. Он обязательно выплывет, он должен. И все же сердце стучит отчаянно.
Не раздумывая, Ева вдруг срывается с места и бежит к берегу. С каждым шагом она мысленно возвращается на тот декабрьский пляж в Дорсете, где ветер вздымает песок, где дикий морской пейзаж кажется унылым без Джексона.
Ева останавливается у самой кромки воды, тяжело дышит. Солнце отражается от воды, заставляет щуриться. Где же Сол? Поверхность зеркально ровная – даже ряби не видно.
На теле выступает пот. Получится ли доплыть до него? Или лучше позвать на помощь? Хотя кто здесь услышит…
Вспоминается и другое: полицейский с рацией, толпа людей в ожидании, спасательная шлюпка кружит в бушующем море.
И вдруг посередине бухты – какое-то движение. Сол прорывается сквозь поверхность: вода стекает с лица, он шумно глотает воздух.
От напряженных мышц дрожь расходится по всему телу, колени подкашиваются. В голове крутится лишь одна мысль: «Это не Джексон».
Вернувшись на берег, Сол замечает Еву: та стоит у воды, какая-то взвинченная. Он снимает маску, ласты, протирает лицо от соленой воды.
– Все нормально?
Ева поспешно кивает. Вдохнув, спрашивает:
– Хорошо понырял?
– Вода отличная.
Ева оглядывает бухту.
– Тут тихо.
– Ага, изредка только проплывает рыболовный катер или кто-нибудь на байдарке.
Молчание. Высоко парит чайка, ее белые крылья подсвечены солнцем. Они оба следят за птицей: вот она снижается, подлетает совсем близко к воде.
Сол нервно переступает с ноги на ногу.
– Как хижина, нормально спалось?
– Да, очень удобно, – выдает Ева банальный ответ.
– Ну и хорошо.
– Спасибо, что помог.
– Да не за что.
Оба осторожно обходят тему, которую так боятся затронуть: Джексон.
– Я скоро освобожусь и подвезу тебя до машины, ладно?
– Спасибо, – кивает Ева.
– Куда дальше поедешь?
– В Хобарт, наверное. Может, попробую встретиться с кем-нибудь из давних друзей Джексона. Что-нибудь придумаю, – улыбается она, показывая свою решимость, хотя взгляд говорит о другом.
Представив, как Ева колесит по Хобарту и расспрашивает людей о Джексоне, Сол понимает, что это не лучшая идея. Вода помогла ему расслабиться, но теперь в теле снова появляется напряжение, сдавливая виски.
Сол глядит в сторону хижины. Здесь, на Уотлбуне, никто, наверное, уже и не помнит Джексона, ведь он не бывал на острове с пятнадцати лет. Однако в Хобарте его знают.
Через какое-то время Сол говорит:
– Хижина пока свободна, можешь остаться, если хочешь.
Ты как-то спросила, из-за чего мы с Солом поссорились, и я рассказал. Но не всю правду.
В тот момент я брился: аккуратно наносил пену на подбородок и раздумывал, как мне лучше ответить.
– Как-то на день рождения, – начал я, и сердце бешено застучало, – я решил позвать всех на барбекю у обрыва недалеко от дома. Обычно я ничего такого не устраивал, но в тот год хотел пригласить… одну девчонку. Она была для меня особенной, и я думал познакомить ее с друзьями.
Проводя бритвой по щеке и натягивая кожу у губ, я продолжил:
– Сол заявился поздно – и пьяным, – но я был рад, что он пришел. Приобняв брата за плечо, я подвел его к костру – там стояла та девушка. Он еще и слова не проронил, а я уже знал: сейчас он пустит в ход свои чары. По одному его взгляду было понятно.