Чинара - Иван Подсвиров

Собеседник он был чуткий, простой, вызывал к себе расположение своей искренностью, живым умом. С первых минут Арина прониклась к нему уважением и разговаривала с ним, как с близким и давним другом. Разговаривала, а в глубине души как-то не верилось, что это председатель крупного колхоза, известный в районе руководитель, которому подчинены судьбы многих людей.

В ее сознании с детства утвердился иной образ председателя, который был явной противоположностью Сергею Ивановичу. Грубый, властный, самоуверенный и не терпящий возражений, тот первым никогда не здоровался с колхозниками, а, разговаривая с ними, все куда-то косился, будто давал понять, что делает им снисхождение уже тем, что позволяет обращаться к нему.

- А я на Севере жила, и, бывало, как задумаюсь, что же там с матушкой, - хоть в петлю лезь, - сказала Арина. - Невмоготу стало, махнула на все рукой и вернулась.

- Долго вы собирались, - заметил Сергей Иванович.

- Стыдно было. Да и не хотелось ехать сюда.

- Почему?

- Да так, - помялась Арина. - Словами не скажешь. Не хотелось - и все.

- Но главное, что вы теперь дома и хотите обживаться. Работать где собираетесь?

- Пошлите меня на Сторожевскую ферму. Марея говорит, у них не хватает доярок.

- Согласен, - Сергей Иванович с удовлетворением расправил ладонью завернувшиеся уголки на листке настольного календаря и что-то записал в него. Спохватился, поднимая на нее синие глаза: - Простите, а как вас зовут? Говорим много, а познакомиться как следует еще не догадались.

- Арина Филипповна.

- У вас взгляд свежий, скажите: перемены заметны?

- Я уж теперь и не узнаю многого, как на новом месте.

- Да, Арина Филипповна, - оживился председатель, - в деревне нынче дела идут на лад. И люди преобразились. А еще лет через десять наш колхоз и не узнать будет. Взгляните сюда. - Он указал рукой на макет генеральной застройки села, висевший на стене. На черной доске белели игрушечные дома и дворцы, сине поблескивало крохотное зеркальце плавательного бассейна, зеленела круглая чаша стадиона с футбольным полем и рядами скамеек для зрителей; на одной окраине села предполагался парк и детский сад, на другой - животноводческие типовые постройки, сырзавод, мельница - целый производственный комплекс. - И все это поднимется на нашей земле. Представляете? Мы сейчас такую работу ведем - дух захватывает, - с гордостью, но без похвальбы рассказывал Сергей Иванович. - Правда, толковых специалистов еще не хватает. Да и рабочих рук маловато. Но это явление временное. Так сказать, трудности переходного возраста.

- А про хутор забыли, - с легким укором сказала Арина. - Даже школа и та стоит как неприкаянная. Хоть бы крыльцо отремонтировали.

- Сторожевой запланировано снести. Как неперспективный населенный пункт. Поэтому там и стоят многие хаты под соломой: люди перестали строиться. Ваш хутор в колхозе теперь как бельмо на глазу.

- Куда ж нам деваться?

- Переселитесь в село, поближе к конторе. Здесь мы строим дома для сторожевцев. Газ, вода, отопление - все будет, как в городе. Не волнуйтесь.

- Жалко...

- Чего жалко?

- Хутор.

- Что поделаешь, Арина Филипповна! - Сергей Иванович, будто виноватый, глядел куда-то мимо нее. - Тут знаете какие страсти кипели, пока люди согласились на переселение. И мне хутор дорог: память о предках, их могилы. Тяжело... И все же нужно смотреть в будущее.

- Без сердца и впереди ничего не увидишь.

Сергей Иванович не нашелся что ответить на ее слова, с некоторым смущением сказал:

- Время, Арина Филипповна, нам диктует. Оно наш высший судья.

- А я думала: построюсь в Сторожевом, по-новому жить стану.

- Зачем строиться? Мы вам в типовом доме квартиру дадим, только работайте в колхозе.

- Надоело в квартирах. Стандарт, одно не отличишь от другого... Вы уж извините, Сергей Иванович, но мне самой хочется дом построить. Пусть маленький, но такой, как я хочу. Можно?

Сергей Иванович окинул Арину понимающим взглядом проницательных глаз, привычно постучал карандашом.

- Думаю, разрешат, если хорошенько попросить.

Я поговорю с председателем сельсовета. А начнете строиться, почаще обращайтесь в правление. Не стесняйтесь.

Колхоз у нас не из бедных, поможем, чем нужно.

- Спасибо, - поднимаясь, поблагодарила его Арина.

Она взялась за дверную ручку, чтобы уйти, но в последнюю минуту вспомнила о Супруне и обернулась к председателю:

- Сергей Иванович, а вы случайно не знаете Прокофия Прокофьевича Супруна?

- Бывшего бригадира? Чем это он вас заинтересовал?

- Так... По старой памяти вспомнила.

- На пенсии Прокофий Прокофьевич. Старик уже, а на вид еще бодрый... Сергей Иванович помолчал как бы в неловком затруднении и уже решительнее добавил: - Мне Прокофий Прокофьевич родной дядя. Но честно признаться, его я недолюбливаю: уж больно о себе печется. И то ему дай, и это. При всяком случае на родственные отношения намекает. А у меня родственников полколхоза, так что ж, я поважать их должен?!.. Откажешь, сейчас же ломится в амбицию: я, мол, горбом колхоз создавал, я фигура заслуженная! С законами, как с пугалом, носится, дерет глотку за каждый пуд муки, а у самого потолок гнется от старой пшеницы. Нет уж, Арина Филипповна, такие заслуженные люди не по нутру мне. Душа к ним не лежит.

- Спасибо! - в порыве доброго и глубокого чувства произнесла Арина и опустила глаза, боясь, что не выдержит и заголосит при Сергее Ивановиче. Усилием воли она сдержала себя.

- За что вы благодарите меня? - не понял он.

- За все... за все! - дрогнувшим голосом ответила Арина, быстро вышла из кабинета и сбежала вниз по лестнице.

День солнечный, ветреный. Дуло прямо в лицо. И шла она с глазами, полными слез, и не стеснялась прохожихслезы и от ветра выступают. У Арины начиналась новая жизнь в колхозе, которая, похоже, могла быть продолжением прежней ее жизни. А внутри, в пространстве разорванной цепи, остались, навсегда померкнув, лучшие годы ее молодости. И было грустно, горько думать о них Успокоившись на крепком весеннем ветру, нагулявшись до боли в ногах по сельским улицам, Арина сходила в кино на комедию "Максим Перепелица", насмеялась там со всеми вдоволь, а к вечеру, накупив снеди в продовольственном магазине, отправилась обратно домой.

Уже в сумерках миновала овраг, резво, как в юности, взбежала на одинокий холм на лугу - и взору ее открылся хутор в пологой седловине. Прокалывали зыбкую тьму редкие, дрожащие огоньки, у магазина колыхался столб света от фонаря, раскачиваемого порывами ветра Вот скоро и не будет на земле хутора Сторожевого. Хаты снесут, сады повырубят и выкорчуют, и на их месте заколосятся хлеба. Арина так живо представила себе эту картину, что даже остановилась, затаила дыхание всерьез испугавшись, не случилась ли уже эта беда? Нет, огни трепетали, убеждая, что хутор еще жив, что попрежнему бьется на земле его маленькое, ослабевшее сердце.

А что будет с кладбищем, где похоронен ее израненный на войне отец, где мирно спят под сиреневыми кустами Аринины дед и бабка? Спят и не подозревают, что от них уйдут потомки и все реже, реже станут они навещать могилы, пока в следующих поколениях вовсе не выветрится память о них... Пожалуй, выветрится, сровняется с землею и само кладбище - и превратится в поле.

Теперь уже ничем не помочь хутору. Поздно. "Много нас таких - не пожалели его, бросили", - думала Арина, шагая навстречу огням. И опять, как дурное наваждение, подступила к ней мысль о Супруне, а следом почти явственно возникли вкрадчивые слова: "Куда спешишь, Ирка? Побудь... поговорим". Она вздрогнула и невольно оглянулась.

Утро Арины началось на ферме. Чтобы не опоздать на дойку, она попросила у Машутки будильник, поставила его у изголовья кровати. Ровно в четыре резко, металлически затрезвонило. Арина проснулась, отчего-то засмеялась и нажала синюю кнопку, - будильник, сердито вздрогнув, угомонился. Она надела удобный суконный костюм, сунула ноги в легкие сапоги и, взяв маленький чемоданчик с выходной одеждой, духами, помадой и круглым зеркальцем, тихонько толкнула дверь в сени.

- Пошла? - спросонья отозвалась мать с печи.

- Ага, - радостно откликнулась Арина.

- Перекусила б чего-нибудь. Рано еще, успеешь.

- Побегу. Марея там небось уже выглядывает.

Ферма смутно белела под горою, до нее рукой подать.

И чем ближе подходила Арина к ней в чуткой рассветной тишине весеннего поля, тем сильнее охватывало ее волнение, будто превратилась она в ту шуструю и бойкую девчонку с двумя косицами за плечами, которая вместе с матерью бегала на дойку. Таким необыкновенным, радостно-знакомым было оно.

У дома с крутыми каменными порожками ее ждала Марея, в темном длинном халате, с ведром в руке. Марея молча кивнула ей и вошла в дом. По всему коридору необычно ярко, по-утреннему сияли электрические лампочки. На полу было натоптано, грязно, валялись окурки.

В другом конце коридора громко спорили о чем-то мужчины - видно, скотники. Марея оглянулась - как бы удостовериться, идет ли за нею Арина, и открыла дверь в третью от порога комнату.