Лабиринт - Юрий Касянич

*

Сноп света неожиданно уперся в преграду; удивившись, Берт погасил фонарь и оглянулся - далеко позади него, в конце прямого участка пещеры, лучился последний маячок; нет, ошибки не могло быть, он возвращался по своим следам; видимо, за время его путешествия вглубь лабиринта кто-то проследовал его же маршрутом и с непонятной целью перекрыл основной рукав; преграда состояла из плотно пригнанных друг к другу пластмассовых прямоугольных контейнеров; вверху еще оставалась щель между потолком пещеры и последним контейнером - нужно карабкаться наверх; Берт пошарил световой рукой по каменным складкам, выбирая в стене уступы, чтобы подобраться к щели; стены походили на свисающие бугристые огромные шкуры диковинных животных; наконец-то ему пригодились принадлежности спелеологов, которые он обреченно таскал все это время! он крепко вбил в стену, постепенно взбираясь, несколько скоб и вскоре, оттолкнувшись от последней скобы, грузно перевалился на загрохотавшую крышку верхнего контейнера; дальше пришлось ползти; извилистый рукав на большом протяжении был превращен в непонятный склад; судя по быстро гаснущему грохоту, который возникал под толчками его локтей, коленей и ботинок, контейнеры были чем-то заполнены; Берт опасался, что не разглядит свой очередной наскальный знак, который должен был светиться где-то значительно ниже уровня, где он находился в данный момент; но потом он успокоил себя - обратный путь - единственный и именно тот, что он проделал вглубь; значит, выход уже недалеко, раз появились опознавательные знаки присутствия людей, хотя бы в виде этого загадочного хранилища; временами промежуток между скалой и контейнером сужался до пугающе малых размеров, и Берту приходилось снимать рюкзак и тащить его за собой; мышцы наливались свинцом прибывающего времени, требуя отдыха; даже прощаясь, лабиринт устроил ему испытание!

*

Миновав новый поворот, Берт увидел впереди светящееся пятно, которое ровным слабым светом обнажило последний отрезок пути по матовым поверхностям контейнеров, стали видны все зазоры между ними, которые порой были достаточно широкими, чтобы провалиться и остаться в западне; вперед! осторожно, внимательно, дорога подходит к концу; интересно все-таки, каким предстанет перед ним город? или он ползет по кладбищу? или это хранилище людей, ушедших в анабиоз до лучших времен? кто знает, может быть, жара за время его путешествия вынудила людей оставить этот мир? чушь! время путешествия? тоже мне время - шестьдесят восьмой день идет; или там, в городе, время текло по-другому? а вдруг быстрее? Берту стало не по себе, озноб неприятно прозмеился по телу, и его сердце опять стала поклевывать мысль, что он все равно опоздал, что его сенсационное открытие в конечном итоге не принесет результатов, если поделиться тайной лабиринта будет не с кем... дикое предчувствие! но вот последний контейнер, и, еще только подползая к краю, Берт изумленно увидел, что там, где кончался склад,- начинался иллюминированный тоннель; наклонившись вниз, он разглядел тусклые, уходящие далеко вперед рельсы; значит, контейнеры сюда подвозили; удачей было-то, что крайний ряд не заполнили доверху и Берт смог спрыгнуть на крышку предпоследнего по высоте контейнера; пока со стен осыпалось эхо, он увидел встревоженные зигзаги летучих мышей и прочел на контейнере крупную, желтой краской выполненную надпись "Отходы"; отходы! значит, они превратили лабиринт в свалку!., до рельсов оставалось примерно метра три - высота двух контейнеров; Берту не захотелось вновь вбивать скобу, чтобы спуститься, и он спрыгнул; да, конечно, старость вернулась в кости, упругость и выносливость суставов уже не та, что в глубине лабиринта,- после приземления острой болью просигналила левая лодыжка; и он, прихрамывая и наступая на боль, медленно пошел вдоль рельсов; в тоннеле было очень светло, мощные лампы цвели, как магнолии, в больших полусферических отражателях; пройдя около пяти километров, Берт увидел стоящую на рельсах платформу, оборудованную маленьким подъемным краном; на платформе кубиками, похоже на детскую пирамидку, уже стояли заполненные контейнеры; недалеко от платформы в стену углублялся другой, боковой тоннель с гладким бетонированным полом.

*

Металлическая дверь - даже на взгляд - была тяжелой; ржавчина на петлях; "дверь установлена давно; неужели и вправду немало времени утекло в озеро, пока я путешествовал..."; Берт потянул на себя массивную рукоятку, похожую на рычаг, которая торчала над замком; раздался щелчок, и, издав чудовищный скрип, дверь стала медленно, как в фильме ужасов, открываться внутрь; за дверью - заурядный учрежденческий коридор, прямой и безлюдный; в проеме справа - большой грузовой лифт, возможно, для доставки контейнеров; вдоль коридора, за слепыми дверьми располагались неведомые помещения; ни таблички, ни надписи, все двери заперты; пройдя коридор до конца, он достиг винтовой лестницы и, поднявшись по ней на три пролета, опять очутился в коридоре; здесь уже ощущалось постоянное присутствие людей, на белых прямоугольниках дверей пестрели серо-черные следы обуви, кое-кто, не церемонясь, прибегал к помощи ног, открывая двери; вокруг дверных ручек серели неопрятные пятна; некоторые двери уже удостоились табличек; Берт с удивленным интересом читал их: "Группа эффектов", "Начальник затейного отдела", на одной значилась загадочная надпись "Меню", далыпе. помещались "Шоу-директор", "Гостевая галерея", "Отдел упразднения"; однако все двери тоже были заперты; таблички единообразием не страдали, видимо, каждый из хозяев оформлял табличку сообразно своим эстетическим критериям; например, надпись "Шоу-директор" была выполнена в виде татуировки на животе пышногрудой русалки, которая нахально пялила на Берта свои порочные глаза; "Отдел упразднения" был напылен через трафарет черной несмываемой краской, а кто-то из местных хохмачей ниже пририсовал череп с костями; впрочем, могло статься, что упразднение было для кого-то смертельно опасным мероприятием; все это еще предстояло выяснить; потрясенная неудачным прыжком с контейнеров, левая лодыжка периодически протыкала тело спицею боли; естественно, хотелось отдохнуть, но- для этого требовалось, как минимум, найти хоть одну незапертую дверь, хоть одного человека встретить; коридор закончился еще одной удивительной надписью -"Служба музыкальной дозиметрии"; далее следовал лестничный переход в два пролета, видимо, имевший наверху выход в очередной коридор; лабиринт никак не хотел завершаться! ну что же, наверх!

*

...сознание останавливается, и обрывается, и падает вниз, вспять, с оглушительно гибельной скоростью,- как уже обреченная кабина лифта или клеть шахты,- но в момент перед последним ударом, которого, крича каплями стремительного пота, ожидает неуклюже скомкавшаяся плоть,- перед глазами возникают разноцветные узоры, как на дне калейдоскопа; это - снова - сомнительные трюки памяти, безумный подкорковый кинематограф; было это или не было? где, в каких местах осыпалась листва более поздних лет? где слились, акварелъно смешавшись, два-три-четыре пейзажа или натюрморта? где невидимая кисть подлакировала, выправила малые уродства, сопутствующие вечной красоте жизни? не знаю, не п о м н ю... а еще - п а м я т ь!.. мне восемь лет, я лежу на носу лодки, мое прибежище беззаботно покачивается ленивыми волнами озера; не замечая боли и неудобства, я ощущаю попискивающими, еще по-детски мягкими ребрами толстый, много раз крашенный борт, принюхиваясь к черному запаху разогретой просмоленной лодки; солнце так и норовит подшутить, подсовывая под мой упертый, сосредоточенный на поверхности воды взгляд свое лукавое ослепительное зеркало, отчего приходится менять угол зрения, нарушая оцепенение и испытывая при этом неизъяснимое удовольствие от пробегающих по спине мурашек; то озорной, внезапный, исподтишка - ветер - быстрой, как тремоло пианиста, сумятицей пальцев возмутит гладь притихшей воды, отчего она тотчас покроется осколками трепещущих бликов, словно в озеро бросили горсть серебристой, карнавальной, мелко нарезанной фольги или волшебные лягушки высунули из-под воды несколько разом загоревшихся бенгальских огней; когда же сверкающая зябь угасает, гладь снова стекленеет, и по ней, как ожившие скрепки, бегают водомерки; прозрачно прорезают воздух стрекозы, оставляя подобия теней; там, внизу, в темноте, среди стеблей лилий и кувшинок, которые, как канатики, удерживают поверхность воды, словно подозревая ее в стремлении подняться к небу, там, в илистой тишине, происходит некая потаенная, недоступная мистерия жизни, в которой есть и моментально исчезающая черно-серебряная вышивка - сотни снующих иголочек-мальков, и сладостное зачатие - боже мой, мне ведь еще не знакомо на звук, ощущение и вкус это сакраментальное слово! ох, шалит память!- нового бутона лилии, и наконец, в самой глубине, среди коряг - кровожадное щучье поедание добычи; о, невозвратимое состояние детского блаженства - лежать в шатре полудня, приникая к прохладе и тайне, исходящим от воды! парализованное состояние мое длится, покуда отражение облака, словно клок мыльной пены, не проплывает вдоль лодки; тут я обнаруживаю, что лодка отомкнулась от берега и медленно перемещается, повинуясь неизвестным мне, но давно установленным законам переноса воды в этой озерной котловине, которая питается через корни холодных донных ключей; страха еще нет, я не меняю своего положения, но уже поднимаю лицо и воображаю себя капитаном; естественно - осанка, усы, тугой пояс, пистолеты и прочая бутафория из детских фильмов; и, конечно, убогая лодка с похлюпывающей под досками сидений тухлой скользкой водой; лодка передвигается, неуверенно покачиваясь из стороны в сторону, как старая кобыла с опухшим животом,нет, это уже трехмачтовый бриг! и передо мной уже - бесконечное поле бутылочного цвета, поле предстоящей, вызревающей битвы, замусоренное стружками гребней, поле, на котором внезапно могут объявиться вражеские эскадры, флотилии; и победить их, вынудить появление из губительных дымов белого флага - могу только я; но что это? плотная холодная тень, как сеть, падает на меня, и уже мурашки страха ручъятся вдоль позвоночника, в животе что-то начинает нехорошо отрываться; это - обрыв, оранжеватое слоистое возвышение глинозема, издали чем-то напоминающее срез тыквы, заслоняет почти все небо, солнце падает в ловушку заозерного леса так же стремительно,, как и мое, исполненное доверия к собственным правилам игры, сердце; и уже срываются в воду мои пистолеты, капельками пота размываются наведенные жженым углем усы, я хватаю щербатое весло и, неловко погружая лопасть в серую враждебную воду, начинаю разворачивать лодку к своему берегу, где в разливах солнца, словно в ином мире, стоит наша дачка, куда я уношу все свои летние тайны и страхи...