Гибель дракона - Игорь Луковский

Синицын (неуверенно) Ага... Врут?

Оля (таинственно прищуриваясь). А как вы думаете - может жить безголовая собака?

Синицын. Думаю... Видите ли, я до сих пор как журналист все больше писал по вопросам техники. Ну, радио, можно сказать, хорошо знаю - любитель. А физиологию... (разводит руками) чорт его знает... думаю - нет. Без головы не проживешь.

Оля. Ну, некоторым людям это удается. А голова без собаки?

Синицын. Как без собаки?

Оля. Отдельно без туловища - может жить?

Синицын. Отдельно? Ну, уж это, простите, мистика!

Оля. Не может?

Синицын. Нет!

Оля (загораясь). А хотите увидеть такой опыт?

Синицын. Увидеть? (Волнуясь.) Ольга Васильевна! Неужели? Ух ты... Я бы очерк написал, честное слово! Для "Огонька"! Там любят такие случаи.

Оля. Тогда - нет. Об этом писать еще нельзя.

Синицын. Нельзя? Ну, не буду. Вы только покажите! Не думайте, что это пустое любопытство. Я ведь с вашим институтом случайно столкнулся... тут по поводу радио...

Оля (удивленно). Радио?

Синицын. Ну... это дело особое... И с тех пор заболел! Честное слово! Тянет меня к вам! Да и как не тянуть, когда вы здесь такие тайны природы открываете, со смертью боретесь, чорт знает, как интересно! Вот сами говорите - голова собаки... одна голова и - живет! А?! Ольга Васильевна, если не очень большой секрет, покажите!

Оля (улыбаясь). Большого секрета нет. А у вас нервы крепкие?

Синицын. Стальные! (Вдруг с восторгом.) Минутку! Не двигайтесь!

Оля (испуганно). Что?

Синицын. Эх, снять бы вас так... контражуром у окна... Профиль у вас...

Оля (строго). Ну, это глупости... профиль. (Немного смущенно.) Мне как раз нужно снести пробы. (Сухо.) Положите папиросу и наденьте халат.

Синицын. Есть, есть!

Оля. Идемте.

Синицын взволнованный идет за Олей в среднюю дверь. Справа входят доктор Воронов и группа студентов - юноши и девушки в белых халатах.

Воронов (останавливается, с добродушной строгостью оглядывая лица молодежи, полные напряженного оживления). Здесь все - пятый курс?

Девушка. Нет, Платон Петрович, есть и четвертый.

Воронов. Хорошо. Прежде, чем мы пройдем в лаборатории, я хочу сказать вам несколько слов. Друзья мои. Голод и безработица, тяжкий труд, недостаток солнца, воздуха, воды и тепла, социальные болезни и войны - все эти бедствия насильственно укорачивают человеческую жизнь, приводят к преждевременной старости и преждевременной гибели. Поэтому, Друзья мои, формула ясна: для человечества капитализм - это смерть, коммунизм - это жизнь! Недаром ведущая роль в борьбе науки со смертью принадлежит советским ученым. Мы делаем вывод из учения Мичурина: подобно тому, как человек изменяет природу животных и растений, так он должен изменить свою собственную природу, чтобы решить проблему долголетия и победить смерть! Наша наука работает в двух направлениях: в борьбе за нормальное долголетие человека до 150 лет мы продолжаем исследовать и испытывать великое советское открытие - сыворотку академика Богомольца. А в борьбе с внезапной преждевременной смертью наш институт исследует и развивает метод профессора Северина, который, мы надеемся, разрешит вековую мечту человечества - оживление мертвых. Вот все, что я хотел вам сказать. Идемте в лаборатории. (Поворачивается и выходит в среднюю дверь.)

Студенты, перешептываясь, идут за Вороновым. Навстречу замыкающей группу девушке - студентке выходит Синицын. Он очень бледен и тщетно старается скрыть свою растерянность. С удивлением взглянув на него, студентка скрывается за дверью.

Синицын. Ф-фу... (добравшись до графина с водой, наливает себе стакан, пьет.) Ну, ну... штучка... такая и во сне не приснится...

Входит Оля.

Оля. Что? Вам нехорошо?

Синицын. Нет... (бодрясь) ничего. Очень хорошо. Зрелище, конечно, из ряда вон... Да...

Оля. Я не думала, что вы такой нервный.

Синицын. Я не нервный. Но отрезанная голова собаки, которая смотрит, моргает, облизывается и на свист подымает уши, это, знаете, хоть кого... Как же она живет?

Оля. Профессор Северин повторяет опыт физиолога Брюхоненко и...

Синицын. Это я слышал, но как?!

Оля. Голова живет, потому что по ее артериям и венам пропускают питательную жидкость. Принцип простой, но аппаратура сложная. Таким образом, профессор наблюдает за тончайшими реакциями головного мозга, который продолжает работать даже после смерти остального организма.

Синицын. Поразительно... Боже мой, каким я был ленивым идиотом, что не посвятил себя медицине! А пришить голову обратно?

Оля. Нельзя.

Синицын. А я уж думал, и это можно! В вашем доме начинаешь верить во все! Нет, Ольга Васильевна, решено! Теперь специализируюсь, как журналист, только по вопросам физиологии! И... надеюсь на вашу помощь. Что читать, как писать, а? Поможете?

Оля (тихо). Хорошо... (С большой задушевностью.) Я сама пять лет назад думала стать обыкновенным хирургом, но вот встретила на фронте Северина и... вся жизнь повернулась. Мне повезло. Благороднейшая из наук - медицина, а из медицины, быть может, самое благородное - это то, к чему стремится Северин!

Входят профессор Северин и академик Бестужев, высокий грузный мужчина лет шестидесяти с суровым бритым лицом и бритой головой. На лице Северина выражение мрачной озабоченности.

Северин (отвечая на поклон Синицына). Здравствуйте.

Бестужев. Доброго здоровья.

Северин. Прошу вас, Сергей Родионович. Вот мой кабинет.

Бестужев. Благодарю. (Проходит в кабинет.)

Северин. Позовите ко мне доктора Некрасову, доктора Воронова и товарища Берлогу, если он здесь.

Оля. Здесь. (Быстро выходит.)

Синицын (улучив момент, становится между Севериным и дверью кабинета). Вадим Ильич! Из редакции журнала "Знание - сила". (Передает сверток.)

Северин. А-а, статья. Хорошо.

Синицын (торопливо). И прошу еще... разговор - минут на десять... на пять! На три...

Северин. Сейчас не могу. Завтра утром. Статью приготовлю. (Хочет пройти.)

Синицын (задерживая). Вадим Ильич! (Шопотом.) Я все ночи сижу у приемника, но - ничего! Больше сигналов нет.

Северин. Думаю, что их больше и не будет. (Уходит в кабинет.)

Бестужев сидит, просматривая бумаги из своего портфеля.

Северин. Сейчас придут. (Нервно прошелся к окну и обратно.)

В смежную комнату из лаборатории выходят Некрасова, Берлога, Воронов и Оля. Все, кроме Оли, проходят в кабинет, молча здороваются с Бестужевым и, каждый по-своему выражая напряженное ожидание и тревогу, смотрят на его суровое непроницаемое лицо.

Синицын (шопотом Оле). Кто это приехал с профессором?

Оля (шопотом). Академик Бестужев.

Синицын (с восторженным удивлением). Бестужев?! Ну, да! Как же я сразу не узнал по фотографии?

Северин (в кабинете). Садитесь, товарищи. Заключение комиссии готово. Сергей Родионович так любезен, что приехал лично сообщить его.