Безмолвный мир Николаса Квина - Колин Декстер

Морс вслух читал показания моложавому мужчине, который довольно нервно сидел за маленьким столом в первой комнате для допросов.

Я знаю Николаса Квина три месяца. Первого сентября этого года он поступил на работу в Синдикат по экзаменам для иностранных учащихся в качестве помощника секретаря.

В понедельник, двадцать четвёртого ноября, он не появился на службе и не позвонил, чтобы объявить своё отсутствие. Научным сотрудникам разрешается брать день или два отгула, но секретарь, доктор Бартлет, настоятельно требует, чтобы его ставили об этом в известность заранее. Никто из моих коллег в понедельник не видел мистера Квина, никто не знал, где он находится. Сегодня утром, во вторник, двадцать пятого ноября, доктор Бартлет зашёл ко мне в кабинет и сказал, что мистер Квин до сих пор не появился. Он сообщил, что пробовал до него дозвониться, но номер не отвечал. Тогда он попросил меня съездить домой к мистеру Квину, что я и сделал, прибыв на место около половины десятого. Парадный вход был закрыт, никто не вышел на звонок. Я увидел, что машина мистера Квина стоит в гараже, поэтому решил обогнуть дом. В комнате на первом этаже горел свет, шторы были задёрнуты, но неплотно. Я заглянул внутрь, увидел, что на полу перед обогревателем кто-то лежит, и понял, что случилось что-то неладное. Поэтому я немедленно позвонил в полицию из уличного таксофона. Мне было велено ждать у дома, пока не приедет полиция. По прибытии сержант Льюис с констеблем выяснили, кто владелец дома. Минут через десять подъехала хозяйка с ключами, после чего полицейские на короткое время проследовали в дом. Выйдя, сержант Льюис сказал, чтобы я приготовился к худшему. Он сообщил мне, что мистер Квин мёртв.

— Вы готовы это подписать? — Морс протянул лист с показаниями через стол.

— Я не употреблял слова «проследовали».

— Я вас умоляю, сэр. Видите ли, у нас в полиции не принято говорить «пошли». Мы говорим «проследовали».

Дональд Мартин принял объяснение с кривой улыбкой и нервной завитушкой подписал показания.

— Насколько хорошо вы знали мистера Квина, сэр?

— Не слишком хорошо. Просто работал с ним…

— Это ясно из ваших показаний. Но почему доктор Бартлет послал вас, а не кого-то другого?

— Не знаю. Думаю, я знал его не лучше остальных.

— И что вы рассчитывали обнаружить?

— Ну, что он заболел и не смог нам сообщить.

— В доме есть телефон.

— Да, но с ним мог случиться… у него мог быть сердечный приступ или что-нибудь в этом роде.

Морс кивнул:

— Понятно. Вы случайно не знаете, где живут его родители?

— Кажется, где-то в Йоркшире. Но на работе можно узнать точно…

— Разумеется. У него была девушка?

Мартин почувствовал на себе холодный, пристальный взгляд Морса.

— Нет. Не знаю.

— А на работе он заигрывал с барышнями?

— Думаю, что нет. — Колебание было минимальным, но для Морса достаточным, чтобы тот весь затрясся от фантастических предположений.

— Мне казалось, подобное трудно утаить. Насколько я понял, он был холостяк?

— Да.

— А вы женаты, сэр?

— Да.

— Гм-м. Возможно, вы подзабыли, как живут холостые мужчины.

Морсу куда больше понравилось бы, если бы Мартин велел ему не пороть чушь, но Мартин сдержался.

— Я не совсем понимаю, к чему вы клоните, инспектор.

— О, не берите в голову, сэр. Я и сам часто не понимаю, куда меня заносит. — Он встал. Мартин встал тоже, застёгивая пальто. — А вы возвращайтесь сразу на работу, а то и о вас начнут беспокоиться. Скажите господину секретарю, что я при первой же возможности хочу с ним побеседовать. Да! И попросите, чтобы он запер кабинет мистера Квина.

— Вы не знаете, что с ним случилось? — тихо поинтересовался Мартин.

— Боюсь, что знаю, сэр. Я почти уверен, что его убили.

Страшное слово повисло в воздухе. В комнате вдруг установилась жуткая тишина.

6

За последние десять лет Синдикат по экзаменам для иностранных учащихся накрыл своей сетью добрую половину земного шара, и для сотни его зарубежных филиалов утро вторника двадцать пятого ноября было датой, назначенной для проведения экзамена по английскому языку на обычном уровне. Для подавляющего числа иностранных учащихся это утро давало шанс показать всё, на что они были способны. Важность хорошей оценки по английскому была столь велика — для получения в будущем как хорошей работы, так и высшего образования, — что лишь немногие из кандидатов отнеслись к двум вопросам (сочинение на заданную тему и текст на понимание) без должного уважения. Впервые экзамен сдавали лишь единицы — те, кто пропустил по болезни летний, основной экзамен. Остальные были «отказниками», то есть лицами, в силу врождённой неспособности или по более уважительной причине — собственной лени — не сумевшие убедить экзаменаторов в том, что они достигли приемлемого уровня в искусстве владения английским языком.

В одиннадцать пятьдесят пять утра, в точном соответствии с инструкцией, дежурные экзаменаторы в Женеве, в Восточной и Западной Африке, в Бомбее и в странах Персидского залива напомнили испытуемым, что до того момента, как работы будут собраны, осталось ровно пять минут, что каждый должен ещё раз проверить, верно ли указано его полное имя и списочный номер на каждом листе работы, что все листы должны быть сложены в правильном порядке. Некоторые из экзаменующихся ещё что-то лихорадочно строчили, и чаще всего это было напрасно; но большинство в последний раз проверяли свои ответы, раскладывали по порядку листы, отдыхали в расслабленных позах, улыбались товарищам, сидевшим за партами (по инструкции не ближе пяти футов один от другого) в отведённых под экзамены классах или временно переоборудованных спортзалах.

Ровно в полдень в княжестве Аль-Джамара, в по-европейски обставленной классной комнате с кондиционером, молодой англичанин, проводивший свой первый экзамен, попросил испытуемых сдать работы. В классе сидели всего лишь пять учащихся, все пятеро арабы, и каждый уже несколько минут как кончил писать. Один мальчик (не ученик этой школы, но сын одного из шейхов) даже закончил работу гораздо раньше и оставшееся время сидел, прислонившись к спинке стула и скрестив руки. Чванная, самодовольная ухмылка застыла на его смуглом восточном лице. Последний в списке, он сдал работу, не проронив ни слова.

Оставшись один, молодой англичанин с предельной внимательностью стал заполнять экзаменационную форму. К счастью, сегодня явились все заявленные, посему канитель, связанная с графой «отсутствующие», отменялась. В соответствующие колонки он внёс имена и шифры всех пятерых кандидатов и приготовился положить присутственный лист вместе с работами в большой коричневый конверт. В этот момент его взгляд упал на работу Мухаммада Дубала, пятого в списке. И он мгновенно оценил, что она очень хороша — много лучше, чем остальные четыре. Ещё бы, ведь сын шейха, несомненно, пользовался услугами высококлассных репетиторов. Ну и ладно. У него тоже будет возможность к лету повысить уровень своих учеников.

Он вышел из класса, по пути облизывая клапан конверта, и направился в кабинет школьного секретаря.

Морс возвратился на Пайнвуд-клоуз тоже сразу после полудня. Он не стал разгонять толпу любопытствующих, собравшихся в узком переулке, поскольку не понимал, почему так часто преследуют обывателей за их желание быть очевидцами тех редких моментов, когда по соседству происходит несчастный случай или трагедия. (Он и сам мог бы принадлежать к их числу.) Морс миновал три полицейские машины, «скорую помощь» с синим пульсирующим маяком и вошёл в дом, где побывал сегодня утром. Внутри было почти так же многолюдно, как и снаружи.

— Печальная штука — смерть, — изрёк Морс.

— Морс, мортис — женского рода, — пробормотал стареющий судебный врач.

Морс угрюмо кивнул:

— Не напоминайте.

— Ничего, Морс. Все мы медленно умираем.

— Сколько времени он уже мёртв?

— Не знаю. Четыре, может быть, пять дней. Но не меньше чем три.

— От вас не слишком много пользы, а?

— Я должен более внимательно его осмотреть.

— Ну хотя бы примерно — когда?

— Неофициально?

— Неофициально.

— В пятницу вечером или в субботу утром.

— Цианид?

— Цианид.

— Он долго мучился?

— Нет. Действует быстро, если принять нужную дозу.

— Минуты?

— Немного быстрее. Разумеется, я заберу бутылку и стакан на экспертизу.

Морс обратился к двум криминалистам, которые обрабатывали специальным порошком все поверхности, где могли остаться отпечатки пальцев.

— Что-нибудь есть?

— Такое впечатление, что тут повсюду его пальцы, сэр.