Когда будущее стало чужим - Дмитрий Чайка

— Парисатида, девочка моя, через месяц ты уезжаешь, и это не обсуждается — сказала княгиня дочери. — Твоя сестра уже заканчивает Школу, ее хвалят учителя, а потому ее ждет достойное замужество.

— Я не хочу никуда уезжать. И замуж я тоже не хочу, — кривила мордочку десятилетняя девчушка, которая нехотя ковырялась в тарелке.

— Но, доченька, ведь так ведется испокон веков, юноши идут в Первую Сотню, а девушки — в эту Школу. Там, и только там делают настоящих князей и княгинь. А лучшие из лучших становятся царицами в соседних государствах. Помнишь, я рассказывала тебе про божественную Статиру? Она вместе с мужем целый континент покорила, и величайший город построила. Ей до сих пор люди там жертвы приносят, как богине огня. Разве ты не хочешь себе такой участи?

— Не хочу! — уверенно сказала девчушка.

— Что же ты хочешь? — удивленно спросила мать.

— Я в Первую сотню хочу, как братики, — уверенно сказала та.

— Доченька! — воскликнула шокированная мать. — Но это невозможно! Девушки не сражаются в войнах. Это удел мужчин.

— А Статира вот сражалась, ты сама говорила.

— Ну, она была царицей, а значит, стала лучшей в своем выпуске, понимаешь? Пяти лучшим читают спецкурсы. Они не только Малые Умения проходят, как все, но и Великие. И оружием их учат владеть. Но это редко кому пригодилось. Если Великие умения освоила, то ты сама оружие. И только из этих пяти кто-то женой Императора стать может, или правителя из дальних земель.

— Ой, мамочка, а что это за умения? — не на шутку возбудилась дочь. — Я тоже так хочу.

— Тебе рано, дочь, о таком знать, — отрезала княгиня Касандан.

— А ты мама, тоже лучшей была? — спросила дочь.

— Конечно! — удивилась она. — Неужели, дедушка и бабушка для твоего папы плохую жену выбрали бы. Всех выпускниц поименно знают, и тех, кто учится плохо, могут за какого-нибудь азата выдать, из захудалых князей. Или за тысячника. А они вообще из простолюдинов выбиваются иногда. Разве ты такой судьбы себе хочешь?

— Нет, не хочу, — девочка теребила в задумчивости нижнюю губу. — Но и сидеть дома, и рожать без передышки, как какая-нибудь корова, я не хочу тоже.

— Тогда, дочь, ты должна стать лучшей из лучших, чтобы быть как твоя мама, — вступил, наконец, в разговор князь, оторвавшийся от нежнейшего ягненка.

— А что моя мама? — удивилась девочка.

— Парисатида, девочка моя, княгини руководят разведкой княжества, — пояснил ей отец. — Ведь ни один мужчина не сравнится с женщиной в изощренности ума. Мы слишком прямолинейны, и из нас в Первой сотне делают воинов. Я до сих пор неплохо стреляю на скаку, и хорошо владею палашом, но перессорить степных князьков, чтобы они грызлись между собой, может только женщина. В те годы, когда нам это не удавалось, княжеству приходилось туго. Но твоя мама ошибок не допускает, а все потому, что была одной из лучших учениц.

— Я подумаю, — задумчиво сказал юная княжна, оттянув губу так, что она грозила оторваться.

— Дочь, прекрати, — резко сказала мать, — ты ведешь себя недостойно.

На террасу, согнувшись в поклоне, вошел хазарапат княжества.

— Сиятельные, плохие новости, это не может ждать, — сказал он.

— Говори, — сказал князь.

— Люди с длинными головами нашли лучшие пастбища, и уже обустроились там.

— Когда поход?

— По свежей траве, сиятельные, то есть, он может начаться в самое ближайшее время.

— Дети, вы можете идти, — сказала княгиня Касандан, которая сразу стала серьезной. — Пророчество номер двадцать два, супруг мой. То, которое казалось таким глупым, и при этом было полностью лишено загадочности, как остальные.

— Да, я знаю, — поморщился князь. — В нас это просто намертво вбивали. До сих пор наизусть помню: «Людей с длинными головами истребить, когда придут к нашим землям. Иначе они истребят нас». Ведь сам смеялся над ним, когда в Сотне был. Думал, глупость какая-то, что еще за длинные головы? Вот теперь не смешно вовсе. Дорогая, что твоя служба думает по этому вопросу?

— У меня сейчас туда человек внедрен, осваивается, — сказала княгиня. — Он выучен на совесть, думаю, сделает все, как нужно. Вопрос только, когда.

— А почему этот вопрос возник? — удивился князь.

— Супруг мой, от дельты Волги к нашим землям самый прямой путь через Хорезм. А там твой троюродный братец, что нам крови немало попил. Может быть, стоит дать возможность степнякам твоего братца потрепать, а потом ты ему поможешь. Может, совесть проснется у него? Ну, или не поможешь…

— Может быть, может быть… — задумчиво сказал князь. — Надо подумать. Я не исключаю ни один из вариантов, дорогая. Но, не мало ли внедрить одного человека, может быть, попытаться еще?

— Я попытаюсь, муж мой, но это далеко не первая попытка. Ты знаешь, у меня сердце разрывается. Наша девочка на пять лет попадет в этот ад.

— Ад? — князь чуть не подавился. — Это ты мне говоришь? Меня десять лет с дерьмом перемешивали. Мы в полной выкладке двойные нормативы сдавали. Солдаты плакали от жалости, когда нас, мальчишек четырнадцатилетних, видели.

— А ты думаешь, муж мой, мы там пять лет только воздушные пирожные ели и учились платья в цвет события выбирать?

Судя по озадаченному лицу мужа, он так и думал. У них в семье этот период жизни не принято было вспоминать. Но княгиню уже прорвало.

— Ты знаешь, что уже третий курс на втором малые умения отрабатывать начинает, а потом и вовсе ад начинается, перед выпускными. Там же клубок со змеями делают, а не клуб благовоспитанных барышень. А классные дамы знают обо всем, и отметки ставят. Потому что учат не только интриги плести, но и от интриг защищаться, — Касандан вышла из себя, и не могла остановиться. — Да я рыдала три года каждый вечер в подушку. Даже сказать никому нельзя было, потому что к директрисе вызывали, а та читала лекцию на тему, какой это позор, свои чувства на людях показать, а потом оценку снижала.

— А что же на шестом курсе было, где вас всего пятеро училось? — заинтересовался князь.

— Отравила кое-кого по заданию имперской разведки, муж