Дорогой профессор - Блэр Дрейк

Похоть хлынула по моим венам.

- А что, если я не хочу этого?

Он сделал еще шаг вперед, схватив меня за руку. Легкий рывок вперед - и я чуть ли не упала ему навстречу. Наши тела столкнулись друг с другом, и его уста оказались прямо возле моего уха.

- Тогда твой грязный маленький секрет перестанет быть секретом. Я говорил тебе это вчера.

- Ладно, - выдавила я. И это слово, будто рычаг, открыло канал для паники, которая вмиг затопила мое тело.

Мысль о том, что кто-то выяснит всю правду горела словно сигнальная лампочка у меня в голове. Слишком пугая. Я знала, что согласилась на предложение импульсивно, но дело было сделано. В любом случае, я уже сказала "да".

Все, о чем он просил, я и так делала на повседневной основе.

Черт, он мог бы попросить меня трахнуться с девушкой, и я бы согласилась. Не то что бы раньше я не делала подобное. В конце концов, не каждая девушка может похвастаться тем, что знает, какова на вкус киска ее лучшей подруги.

- Ладно? - переспросил Китон. Шок в его голосе отражался и в глазах.

- Ладно, - повторила я тихо. - Шесть недель я ваша. А затем вы дадите мне это письмо. Но я хочу, чтобы это было задокументировано. Хочу быть уверена, что получу именно то письмо, которое я только что читала.

- Говоришь, как истинный студент отделения юриспруденции, - пробормотал он, усмехаясь. Снова потянувшись к своему ящику, достал еще одну стопку бумаг. Эта состояла из нескольких документов, скрепленных по отдельности скрепками, и как я увидела, когда он подал их мне, на каждом документе уже стояла его подпись.

Он знал, что я попрошу об этом.

Знал, что я захочу заключить юридически оформленный контракт.

- Он подлежит обсуждению? - спросила я, сглотнув.

- Нет, - ответил он еще раз.

Китон снова загнал меня в угол. Я глубоко вдохнула и прочитала документ. Нужно было отдать ему должное, все было прописано в соответствии с его словами. Каждый пункт имел смысл. Все было справедливо - если конечно игнорировать всю чертову ситуацию в целом - и у меня не было никакого основания отказаться подписываться под этим, кроме как из-за личной внутренней моральной дилеммы.

Но давайте на чистоту. В данный момент моя чертова моральность была крайне условной.

Независимо ни от чего, я приняла каждый пункт. По большему счету потому что не имела иного выбора.

Когда я потянулась за ручкой, он тут же опустил ее мне в руку. Сомкнув пальцы вокруг ее корпуса, я подписалась над пунктирной линией. По ощущениям все походило на то, как Ариэль продала свой голос, подписав контракт с Урсулой, и знаете, уверена, что это описание подходит как нельзя лучше.

Я поставила на кон свои мечты, будущее, хорошие отметки.

Каждый из этих пунктов сейчас находился в руках у стоящего предо мною разодетого в белую рубашку мудака. Того же мудака, который по сути и ставил мне мои хорошие оценки.

Я бросила ручку на его стол с такой яростью, на которую, как предполагала, была не способна. Звук удара пластика о бумаги был довольно громким, отчего я получила какое-то странное больное удовольствие.

Да, ручка. Ты хлопнула о бумаги, как задира, коей и являешься. Ты хлопнула, как чертово безбашенное дерьмо.

Ага, я видела в этой ручке саму себя.

Мое мнение в данный момент было всем, что по-настоящему мне принадлежало. И черт возьми... Я собиралась закопать его куда поглубже.

Профессор Китон взглянул на меня. Его глаза мерцали так же, как и прежде, вот только сейчас в них появился некий блеск обладания. Он был таким волнующим и устрашающим одновременно. Мысль о том, что я только что отдала свое тело в чужое распоряжение, настигла меня. Я больше не контролировала саму себя.

И у меня не было оправданий этому. Я прочла контракт. Знала, на что иду.

И что творю с самой собой.

Глава 5

      Дорогой профессор, я вот думаю, вы хоть понимаете, что сделали? Целую, Дарси.

Мой дневник был моим лучшим другом. Единственной вещью, которая помогла мне перенести смерть Гриффина. Запись эмоций каждое утро поддерживала мой разум в здравии и давала видимость силы вынести новый день. В дни после его ухода из жизни я поняла, что у слов есть власть, и эти записи, помогшие мне пережить тяжелые времена, переросли по итогу в привычку.

С момента поступления в колледж я исписала семь дневников и купила новый, подсознательно готовясь к описанию своего сегодняшнего положения. Или быть может, я купила его из-за милой обложки, а время просто совпало.

Я ведь только что согласилась трахаться со своим профессором на регулярной основе. Ага, просто взяла и дала ему все, чего он хотел.

От меня не ускользнула ирония. Я потратила два года, пытаясь не стать проституткой, а сейчас просто взяла и подарила ему каждую каплю своего достоинства.

Отныне я не была больше просто шлюхой. Я стала его шлюхой.

А в моем представлении между этими понятиями существовала неебическая разница.

Я не вру вам. От записывания всего этого в дневнике мне казалось, что я тридцатилетняя тетка, но иногда существуют эмоции, о которых вы можете рассказать лишь себе самому. Многие из них были связаны с моей работой, и мне казалось, что я знаю вдоль и поперек обо всем, что могу чувствовать к мужчине, казалось, что за последние два года я изведала все возможные эмоции в этом направлении.

Отвращение. Ненависть к самой себе. Вина. Злость. Разочарование. Беспомощность. Беспокойство.

Отрицательные эмоции – вот, что я записывала в свой дневник. Это был мой личный способ выпустить пар, а лучше всего было то, что когда я закрывала тетрадь, весь негатив оставался на страницах. Чернила высыхали и впитывались в мягкую бумагу, забирая мои хреновые ощущения вместе с собой. Было что-то в изливании их на бумагу, благодаря чему я ощущала себя легче. Мне казалось, я могу взлететь.

Думаю, это потому что слова - самая могущественная штука в мире. Неважно, были они сказаны или написаны, произнесены шепотом или с надрывом... Они могли покалечить, сожрать изнутри и разрушить так же легко, как поднять вас вверх, воодушевить и успокоить. Даже если эти слова существуют лишь в вашей голове.

Мои эмоции существовали лишь в моей голове, облекаясь в слова, они разрушали меня изнутри, пока в один краткий миг не переходили в форму чернил на бумаге, где их губительный эффект трансформировался в странно успокаивающий.

Я ненавидела слова.

Когда моя рука порхала над страницей, выводя буквы свежими влажными, блестящими на свету чернилами, я осознавала, как сильна была эта ненависть. Слова были написаны и не исчезали никуда, даже если вы сожгли страницы тетради - они все еще существовали. Они могли существовать в любой форме, даже в виде обугленного черного пепла.

Я бы хотела превратить в данную форму и контракт, что лежал на столе рядом со мной.

Сжечь его. Я желала, чтобы каждый дюйм идеально белой бумаги с ровным черным текстом поверх нее горел в огне. Однако понимала, что это не отменит произошедшее. Это не разрушит соглашение, разве что даст мне ощущение некого облегчения.

Мне хотелось сжечь этот договор так же, как сейчас он сжигал меня изнутри. Словно у него были глаза, пронизывающие насквозь своим взглядом. Как же ужасало и нервировало то, что маленькая стопка бумаги могла сотворить со мной такое. Неодушевленный предмет так сильно мог влиять на живое дышащее создание.

Я ненавидела это. Хотела порвать его. Выбросить. Растоптать. Убить. Сжечь. Заколоть. Скомкать.

Хотела убедиться, что он больше никогда не будет существовать снова.

Но контракт был неоспорим, и это, наверное, было худшим во всей ситуации. Не было возможности сделать обманный маневр. Я прочила и уяснила все пункты еще в классе истории. Китон полностью объяснил мне каждый пункт. Что написано пером, не высечешь топором, и если уж говорить на чистоту, в этом была логика. Несмотря на его более ранние высказывания о желании получить меня, все настоящее было изложено в контракте. Слово "нет" имело под собой смысл, его должны были понимать и уважать. У меня было право вето на что угодно, что меня не устраивало.

Но так как в повседневной жизни я работала девочкой в эротическом чате, то немногое реально могло выбиваться из моей зоны комфорта.

И тем не менее, я разрывалась на части. Последние два часа металась взад-вперед, размышляя, стоит ли сказать ему, что находилась в припадке безумия и не была адекватна, когда подписывала эти документы. Это была бы приемлемая отмазка, верно? Я ведь могла дать задний ход? В самом контракте было сказано, что у меня есть сорок восемь часов на это.

Мне просто нужно было написать ему письмо с отказом.

Думаю, именно поэтому последние тридцать минут я и просидела, глядя на открытую страничку своего почтового ящика и форму для нового письма.