Федина беда - Филимон Сергеев

«Значит, крышка!» — решил он, выплюнув несъедобный продукт. Собаки тут же набросились на масло, обнюхали его со всех сторон, но есть не решились и разочарованно ушли прочь.

Иван остался один. В ноющем сердце опять зазвенели слова бригадира: «На днях ареста жди!»

Неужели тюрьма?! Неужели проволока колючая?!

Иван резко поднялся с лодки и опять пошел в сельмаг.

В магазине по-прежнему было пусто.

— Слушай, принцесса, — обратился он к продавщице. — Масло кто-нибудь покупал, кроме меня?

— Покупали… Бригадир еще утром да Чижик из Большой Калины. А в чем дело?

— Дело в том, что… — Иван не знал, с чего начать. — Короче, Глафира, будь другом, не продавай его! Оно порченое…

Продавщица отрезала от бруска крохотную дольку масла и, попробовав его, поморщилась.

— Чуешь, отрава какая?!

— А что делать теперь? Все равно продавать надо.

— А я говорю — не надо. Людей отравишь… Сам выкуплю. Я испортил, мне и горевать… Сколько этот брусок стоит?

— Шестьдесят один рубль, — удивленно ответила Глафира.

— А остальное масло на сколько потянет?

— Сто пятьдесят, — растерянно буркнула продавщица.

— Тогда вот что. Спрячь его подальше и жди, когда я деньги раздобуду. Только, ради бога, не продавай!

Иван, словно ошпаренный, выскочил из магазина.

«Только бы ветеринаршу застать, — лихорадочно соображал он. — Только бы уговорить ее сейчас же, не теряя времени, осмотреть мою поросюху! А если Аглаиды Поликарповны дома нет? Тогда к Чижику побегу, взаймы просить буду… Не даст, корову продам!»

Но самый уважаемый человек в деревне, местная ветеринарша, Аглаида Поликарповна Толстощекова, оказалась дома. Он заметил ее еще с другой стороны улицы, потому как роста она была выше среднего, да и объема редкого.

— Аглаида Поликарповна! Помогите! Деньги позарез нужны! Дайте взаймы двести десять рублей!

— А зачем тебе двести десять рублей? — Аглаида Поликарповна работала на огороде и, не отрывая глаз от грядки, с достоинством перевернула лопату конского навоза.

— Баню в Большой Калине хочу купить, — неуверенно соврал Иван.

— У кого же это?

— В Чижиковских угодьях…

— Ну что ж, Ваня, дело хорошее. Только денег у меня нет.

— Тогда помогите, Аглаида Поликарповна, в самом необходимом! Сделайте заключение о здоровье моей единственной поросюхи! Справка нужна…

Только теперь ветеринарша оторвалась от лопаты и пристально посмотрела Ивану в глаза.

— У меня выходной сегодня, завтра приходи.

— Мне завтра ни к чему, — не отступался Иван, — нынче рубль дорог.

— Я же тебе русским языком сказала: не могу сегодня, занята я.

Но Иван все-таки отважился забить поросенка и сдать свинину в сельмаг.

Мясо в магазин он решил доставить на собственных плечах, а не на совхозной лошади, как это обычно делается в деревне. «Для конспирации», — решил он и, быстро разделив тушу на четыре куска, перевязал каждый мешковиной.

На этот раз в магазине было полно народу. Продавщица, увидев Ивана еще через окно, сама вышла навстречу.

— Ну что, Ванька?! Народ масло требует! Деньги принес?

— Вот они… Поросюха пудов на десять будет…

— А разрешение на сдачу мяса?

— Будет, Глаша, потом будет… А теперь, сама понимаешь…

— Ну ладно, хватай ношу скорей да за витрину тащи… Люди смотрят… Слушай, Ванька, если ты в течение часа не перетаскаешь в сельмаг всю поросюху и не выкупишь масло — придет заведующая, голову с меня снимет.

— Хорошо, хорошо, — закивал Иван. — Потерпи, Глафирушка, только смотри, масла никому… ни грамма.

Во второй заход Частоколов взвалил на себя сразу два куска. Ноша оказалась намного тяжелей, и нести ее было неудобно. Прогибались от груза сосновые мостки, путались собаки под ногами, но Иван не давал себе роздыху. «Только не позор! Только не тюрьма!»

Третий, завершающий заход для Ивана Частоколова стал почти праздником. Прежде чем отправиться в магазин, он до блеска начистил кирзовые сапоги, тщательно причесал светлую шевелюру, и оставшаяся часть груза показалась ему легче ватной подушки. Но когда он приблизился к сельмагу, сердце сжалось. Он вдруг увидел, что все три куска тщательно завернутого мяса кто-то уже вынес обратно из магазина, а около них, зеленея от злости, кружилась заведующая. Он даже не стал уговаривать ее принять мясо без ветеринарной справки, тяжело вздохнул и вошел в магазин.

Обстановка там была понятной: во-первых, только что началась торговля свежим маслом, во-вторых, через несколько минут должны были выбросить индийский чай. Глафира, как ни в чем не бывало, расфасовывала порченый продукт. Иван остолбенел, он словно не верил своим глазам. Под ложечкой неприятно засосало, стало даже муторней, чем с утра. Постояв несколько секунд у порога, он весь напрягся и вдруг выкрикнул:

— Ну что, Глашка, деньги дороже совести?! Так получается? А?

Продавщица засуетилась, хотела улыбнуться или подмигнуть, мол, что ты орешь, мол, масло и без твоей поросюхи продам, но подмигивания не получилось, и вместо улыбки на лице появилась одна злость.

Иван хотел выпалить еще что-то грубое, резкое, но в этот момент в магазине появился участковый.

«Донесли уже», — с тоской подумал Частоколов.

— Товарищ в рыжем картузе! — строго обратился к нему участковый. — В чем дело? Что вы тут насчет совести говорили?

— Да нет ее, совести!

— У кого нет?

— У крали этой, — Иван кивнул на Глафиру.

И закричал надрывно, чуть не плача:

— Граждане! Кто купил масло — верните обратно в магазин… Передайте всем, что деньги будут возвращены. А теперь послушайте меня, товарищ участковый. Это я во всем виноват… И в том, что оно бензином пропиталось. И в том, что допустил продажу его. Но ведь я не скрываюсь от наказания, только об одном прошу — дайте выкупить порченый продукт.

— Вы, если я не ошибаюсь, молоковозчик? — спокойно спросил участковый.

— Да… — угрюмо ответил Иван.

— Тогда с этим понятно. Но есть и другие вопросы. Во-первых, как такое масло могло попасть из маслобойки в магазин? Во-вторых, почему его оприходовали словно кота в мешке? А вам, товарищ, придется выкупить из магазина все масло. Иначе, сами понимаете, дело дойдет до суда. — Участковый неожиданно улыбнулся Ивану, будто давнему приятелю. — Мой вам совет: действуйте быстрее.

Теперь у Ивана осталась единственная надежда — корова. Мысль о том, что придется продавать Энтузиастку, угнетала его, а по отношению к матери, которая и дня не могла прожить без своей коровушки, казалась особенно жестокой. Но делать было нечего. Частоколов угрюмо дошел до выгона, а оттуда, забрав корову, — прямо к Матвею Демьяновичу Чижикову, в Большую Калину. У того деньги водились — это Иван знал точно.

— А ну-ка, черт болотный, открывай ворота! Я к тебе с товаром! — закричал он, подойдя к знакомой двухэтажной рубленке. А у самого сердце щемило от боли да ноги подкашивались, словно после угарной бани.

Хозяин дома хотел было спрятаться от незваного гостя, но, увидев, что тот пожаловал не один, а со своей дородной коровой, вышел на крыльцо.

— Ты что надумал, Ванька?! Зачем с Энтузиасткой ко мне?

Иван не торопился с ответом. Молча подогнал корову к крыльцу и, сняв картуз, в упор посмотрел на Чижикова.

— Вот что, Матвей Демьянович, хватит нам в жмурки играть! Потому сразу скажу: меня посадят — и тебе решетка!

— Об чем речь, Иван Петрович?

— Сам знаешь.

— Погоди, не кипятись… Что стряслось с тобой?

— Со мной ничего не стряслось. Я еще будь-будь! А ты вот… Короче, не ругаться пришел… Насчет масла. Ты, кажись, тоже его сегодня в магазине покупал. Понял теперь?

— Ничего не понял…

— Тогда прокурор тебе растолкует! — Иван тяжело вздохнул. — Так вот, Матвей Демьянович, масло это есть невозможно. И кто в этом виноват?

— А мне откуда знать?

— Ах ты, крот пакостливый! — Лицо Ивана побагровело. — А я точно скажу, что виноваты мы с тобой, оба! Ты открутил молоковозный шланг, подумал, я без него не справлюсь. А я, дурак, по оплошности прикрутил бензиновый… Вот масло-то и пропиталось гадостью. А раз так, то и отвечать нам вместе!

Такого поворота Матвей Демьянович не ожидал. Глаза его округлились, руки нервно задрожали.

— А, струсил! — выкрикнул Иван. — Да я тебя, если бы захотел… — Он схватил кусок красной глины прямо со своих сапог и сжал ее в кулак с такой силой, что глина брызнула в лицо оторопевшего Чижикова. — Мокрого бы места не оставил. Но я не затем к тебе пришел…

Хозяин стоял на крыльце своего двухэтажного дома словно оплеванный. Редко кому позволял он обращаться с собой так грубо, но Ванька-молоковозчик в этом смысле был исключением. Он знал про Матвея Демьяновича Чижикова почти всю его подноготную. Старик кичился своим участием в Великой Отечественной войне и ранениями, якобы полученными на фронте. На самом же деле «заработал» их в ночных браконьерских стычках с районной охотинспекцией. А всю войну он провел в похоронной команде, так и не сделав ни одного выстрела.