Тяжёлая лира - Владислав Ходасевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Играю в карты, пью вино…»
Играю в карты, пью вино,С людьми живу — и лба не хмурю.Ведь знаю: сердце всё равноЛетит в излюбленную бурю.
Лети, кораблик мой, лети,Кренясь и не ища спасенья.Его и нет на том пути,Куда уносит вдохновенье.
Уж не вернуться нам назад,Хотя в ненастье нашей ночи,Быть может, с берега глядятОдни нам ведомые очи.
А нет — беды не много в том!Забыты мы — и то не плохо.Ведь мы и гибнем, и поёмНе для девического вздоха.
4–6 февраля 1922 МоскваАвтомобиль
Бредем в молчании суровом.Сырая ночь, пустая мгла.И вдруг — с каким певучим зовомАвтомобиль из-за угла.
Он черным лаком отливает,Сияя гранями стекла,Он в сумрак ночи простираетДва белых ангельских крыла.
И стали здания похожиНа праздничные стены зал,И близко возле нас прохожийСквозь эти крылья пробежал.
А свет мелькнул и замаячил,Колебля дождевую пыль…Но слушай: мне являться началДругой, другой автомобиль…
Он пробегает в ясном свете,Он пробегает белым днем,И два крыла на нем, как эти,Но крылья черные на нем.
И всё, что только попадаетПод черный сноп его лучей,Невозвратимо исчезаетИз утлой памяти моей.
Я забываю, я теряюПсихею светлую мою,Слепые руки простираюИ ничего не узнаю:
Здесь мир стоял, простой и целый,Но с той поры, как ездит тот,В душе и в мире есть пробелы,Как бы от пролитых кислот.
2–5 декабря 1921Вечер
Под ногами скользь и хруст.Ветер дунул, снег пошел.Боже мой, какая грусть!Господи, какая боль!
Тяжек Твой подлунный мир,Да и Ты немилосерд.И к чему такая ширь,Если есть на свете смерть?
И никто не объяснит,Отчего на склоне летХочется еще бродить,Верить, коченеть и петь.
23 марта 1922«Странник прошел, опираясь на посох…»
Странник прошел, опираясь на посох,Мне почему-то припомнилась ты.Едет пролетка на красных колесах —Мне почему-то припомнилась ты.Вечером лампу зажгут в коридоре —Мне непременно припомнишься ты.Что б ни случилось, на суше, на мореИли на небе, — мне вспомнишься ты.
11 (или 13) апреля 1922 ПетроградПорок и смерть
Порок и смерть! Какой соблазн горитИ сколько нег вздыхает в слове малом!Порок и смерть язвят единым жалом,И только тот их язвы убежит,Кто тайное хранит на сердце слово —Утешный ключ от бытия иного.
2 ноября 1921Элегия
Деревья Кронверкского садаПод ветром буйно шелестят.Душа взыграла. Ей не надоНи утешений, ни услад.
Глядит бесстрашными очамиВ тысячелетия свои,Летит широкими крыламиВ огнекрылатые рои.
Там всё огромно и певуче,И арфа в каждой есть руке,И с духом дух, как туча с тучей,Гремят на чудном языке.
Моя изгнанница вступаетВ родное, древнее жильеИ страшным братьям заявляетРавенство гордое свое.
И навсегда уж ей не надоТого, кто под косым дождемВ аллеях Кронверкского садаБредет в ничтожестве своем.
И не понять мне бедным слухомИ косным не постичь умом,Каким она там будет духом,В каком раю, в аду каком.
20–22 ноября 1921«На тускнеющие шпили…»
На тускнеющие шпили,На верхи автомобилей,На железо старых стрехНалипает первый снег.
Много раз я это видел,А потом возненавидел,Но сегодня тот же видНовым чем-то веселит.
Это сам я в год минувший,В Божьи бездны соскользнувший,Пересоздал навсегдаМир, державшийся года.
И вот в этом мире новом,Напряженном и суровом,Нынче выпал первый снег…Не такой он, как у всех.
24 октября 1921Март
Размякло, и раскисло, и размокло.От сырости так тяжело вздохнуть.Мы в тротуары смотримся, как в стекла,Мы смотрим в небо — в небе дождь и муть.
Не чудно ли? В затоптанном и низкомСвой горний лик мы нынче обрели,А там, на небе, близком, слишком близком,Всё только то, что есть и у земли.
30 марта 1922«Старым снам затерян сонник…»
Старым снам затерян сонник.Всё равно — сбылись иль нет.Ночью сядь на подоконник —Посмотри на тусклый свет.
Ничего, что так туманныНебеса и времена:Угадай-ка постоянныйВид из нашего окна.
Вспомни всё, что так недавноВеселило сердце нам;Невский вдаль уходит плавно,Небо клонится к домам;
Смотрит серый, вековечныйКупол храма в купол звезд,И на нем — шестиконечный,Нам сейчас незримый крест.
11 апреля 1922«Не верю в красоту земную…»
Не верю в красоту земнуюИ здешней правды не хочу.И ту, которую целую,Простому счастью не учу.
По нежной плоти человечьейМой нож проводит алый жгут:Пусть мной целованные плечиОпять крылами прорастут!
27 марта 1922«Друзья, друзья! Быть может, скоро…»
Друзья, друзья! Быть может, скороИ не во сне, а наяву —Я нить пустого разговораДля всех нежданно оборву
И, повинуясь только звукуДуши, запевшей, как смычок,Вдруг подниму на воздух руку,И затрепещет в ней цветок,
И я увижу и откроюЦветочный мир, цветочный путь, —О, если бы и вы со мноюМогли туда перешагнуть!
25 декабря 1921Улика
Была туманной и безвестной,Мерцала в лунной вышине,Но воплощенной и телеснойТеперь являться стала мне.
И вот — среди беседы чиннойЯ вдруг с растерянным лицомСнимаю волос, тонкий, длинный,Забытый на плече моем.
Тут гость из-за стакана чаюХитро косится на меня.А я смотрю и понимаю,Тихонько ложечкой звеня:
Блажен, кто завлечен мечтоюВ безвыходный, дремучий сонИ там внезапно сам собоюВ нездешнем счастье уличен.
7—10 марта 1922«Покрова Майи потаенной…»
