Алексей Каренин - Василий Сигарев

КАРЕНИН. Разрешилась?

ШВЕЙЦАР. Так точно, ваше превосходительство.

КАРЕНИН. А здоровье?

ШВЕЙЦАР. Очень плохи. Вчера был докторский съезд, и теперь доктор здесь.

КАРЕНИН. Возьми пальто.

Скидывает пальто. Швейцар вешает его рядом с военным.

КАРЕНИН. Кто здесь?

ШВЕЙЦАР. Доктор, акушерка и граф Вронский.

Каренин замирает при упоминании о Вронском, смотрит на военное пальто. Выходит акушерка в чепце с лиловыми лентами. Каренин видит, что это та же акушерка, что принимала Сережу.

АКУШЕРКА. Слава богу, что вы приехали! Только об вас и об вас…

Берет Каренина за руку, ведет в спальню.

Голос ДОКТОРА. Дайте же льду скорее!

Вронский сидит у входа в спальню, плачет, закрыв лицо руками. Вдруг подскакивает, с ужасом смотрит на Каренина. Опять садится, втягивает голову в плечи.

ВРОНСКИЙ. Она умирает. Доктора сказали, что нет надежды. Я весь в вашей власти, но позвольте мне быть тут… впрочем, я в вашей воле, я при…

Каренин затыкает уши и входит в спальню. Анна в постели под одеялами. Глаза ее горят, щеки рдеют румянцем.

АННА. Потому что Алексей, я говорю про Алексея Александровича (какая странная, ужасная судьба, что оба Алексеи, не правда ли?), Алексей не отказал бы мне. Я бы забыла, он бы простил… Да что ж он не едет? Он добр, он сам не знает, как он добр. Ах, боже мой, какая тоска! Дайте мне поскорее, поскорее воды! Ах, это ей, девочке моей, будет вредно! Ну, хорошо, ну дайте ей кормилицу. Ну, я согласна, это даже лучше. Он приедет, ему больно будет видеть ее. Отдайте ее.

АКУШЕРКА. Анна Аркадьевна, он приехал. Вот он!

Анна смотрит на Каренина, но не видит его.

АННА. Какой вздор! Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не знаете его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело стало. Его глаза, надо знать, у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все забудут. Он бы не забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Мериет попросить с ним лечь.

КАРЕНИН. Так надо?

ДОКТОР. Что надо?

КАРЕНИН. Кончается?

ДОКТОР. Мы не знаем.

Анна вдруг видит Каренина.

АННА. Нету, нет, я не боюсь его, я боюсь смерти. Алексей, подойди сюда. Я тороплюсь оттого, что мне некогда, мне осталось жить немного, сейчас начнется жар, и я ничего уж не пойму. Теперь я понимаю, и все понимаю, я все вижу.

Каренин пятится.

АННА. Алексей, поди!

Каренин подходит. Анна хватает его за руки.

АННА. Подожди, ты не знаешь… Постойте, постойте… Да, да, да. Вот, что я хотела сказать. Не удивляйся мне. Я все та же… Но во мне есть другая, я ее боюсь — она полюбила того, и я хотела возненавидеть тебя и не могла забыть про ту, которая была прежде. Та — не я. Теперь я — настоящая, я вся. Я теперь умираю, я знаю, что умру, спроси у него. Я и теперь чувствую, вот они, пуды на руках, на ногах, на пальцах. Пальцы вот какие — огромные! Но это все скоро кончится… Одно мне нужно — ты прости меня, прости совсем! Я ужасна, но мне няня говорила — святая мученица — как ее звали? — она хуже была. И я поеду в Рим, там пустыня, и тогда я никому не буду мешать, только Сережу возьму и девочку… Нет, ты не можешь простить! Я знаю, этого нельзя простить! Нет, нет, уйди, ты слишком хорош!

Толкает Каренина одной рукой, другой — держит. Каренин умоляюще глядит то на доктора, то на акушерку.

КАРЕНИН. Я не могу это!

Вдруг садится на колени. Анна обнимает его голову, гладит. Каренин рыдает.

АННА. Вот он, я знала! Теперь прощайте все, прощайте!.. Опять они пришли, отчего они не выходят?.. Да снимите же с меня эти шубы!

Отталкивает Каренина. Доктор укрывает ее. Входит Вронский.

АННА (глядит на Вронского). Помни одно, что мне нужно было одно прощение, и ничего больше я не хочу… Отчего ж он не придет? Подойди, подойди! Подай ему руку.

Вронский подходит, закрывает лицо руками.

АННА. Открой лицо, смотри на него. Он святой! Да открой, открой лицо! Алексей Александрович, открой ему лицо! Я хочу его видеть.

Каренин отводит руки от лица Вронского.

АННА. Подай ему руку. Прости его.

Каренин берет Вронского за руки, крепко сжимает их.

АННА. Слава богу, слава богу, теперь все готово. Только немножко вытянуть ноги. Вот так, вот прекрасно. (Глядит на обои.) Как эти цветы сделаны без вкуса, совсем не похоже на фиалку. Боже мой, боже мой! Когда это кончится? Дайте мне морфину. Доктор! Дайте же морфину. Боже мой, боже мой!

Вронский снова закрывает лицо. Каренин затыкает уши и выходит из спальни. Сидит на стуле в коридоре. В спальне воцаряется тишина. Выходит доктор.

КАРЕНИН. Кончилась?

ДОКТОР. В беспамятстве…

Из спальни выходит Вронский. Стоит возле Каренина, не зная, что делать дальше. Каренин не смотрит на него. Проходит несколько минут.

ВРОНСКИЙ. Алексей Александрович, я не могу говорить, не могу понимать. Пощадите меня! Как вам ни тяжело, поверьте, что мне еще ужаснее.

КАРЕНИН. Я прошу вас выслушать меня, это необходимо. Я должен вам объяснить свои чувства, те, которые руководили мной и будут руководить, чтобы вы не заблуждались относительно меня. Вызнаете, что я решился на развод и даже начал это дело. Не скрою от вас, что, начиная дело, я был в нерешительности, я мучился, признаюсь вам, что желание мстить вам и ей преследовало меня. Когда я получил телеграмму, я поехал сюда с теми же чувствами, скажу больше — я желал ее смерти. Но я увидел ее и простил. И счастье прощения открыло мне мою обязанность. Я простил совершенно. Я хочу подставить другую щеку, я хочу отдать рубаху, когда у меня берут кафтан, и молю бога только о том, чтоб он не отнял у меня счастье прощения! Вот мое положение. Вы можете затоптать меня в грязь, сделать посмешищем света, я не покину ее и никогда слова упрека не скажу вам. Моя обязанность ясно начертана для меня — я должен быть с ней и буду. Если она пожелает вас видеть, я дам вам знать, но теперь, я полагаю, вам лучше удалиться.

Вронский не двигается.

КАРЕНИН. Идите теперь…

Вронский стоит.

КАРЕНИН. Идите…

Вронский идет по коридору. Скрывается за поворотом на лестницу. Каренин оборачивается на то, место, где только был Вронский. Смотрит в пустоту. Долго смотрит. Раздается глухой хлопок выстрела. Каренин отворачивается от источника выстрела. По лестнице вбегает швейцар.

ШВЕЙЦАР. Стрелялся! Граф только стрелялся! В передней! В грудь!

Каренин затыкает уши. Смотрит в пол. Бегут доктор, акушерка, еще люди. Все что-то кричат. Каренин сидит не шелохнувшись. Люди скрываются в передней. Из комнаты выходит Сережа, идет по коридору мимо Каренина. Каренин поднимает на него глаза.

КАРЕНИН. Не надо туда ходить, Сережа.

СЕРЕЖА. Что там такое?

КАРЕНИН. Все такое, Сережа, закончилось…

СЕРЕЖА. Что же закончилось?

КАРЕНИН. Беда закончилась, Сережа, беда…

Прижимает Сережу к себе, плачет.

Глава 16

Дом Карениных. Детская комната. Каренин держит в руках ребенка. Рядом Сережа и нянька.

КАРЕНИН. Вот, Сережа, ты был такой же маленький.

СЕРЕЖА. Не был.

КАРЕНИН. Как же не был?

СЕРЕЖА. А ты был?

КАРЕНИН. Я такое уже не помню, Сережа.

СЕРЕЖА. Я тоже такое не помню.

КАРЕНИН. Почему же ты не помнишь? Тебе нельзя не помнить.

СЕРЕЖА. А я не помню.

КАРЕНИН (няньке). Чего она так исхудала?

СЕРЕЖА. Где исхудала?

НЯНЬКА. Я думаю, что кормилица не годится, сударь.

СЕРЕЖА. Где исхудала?

Каренин показывает ему ребенка.

КАРЕНИН. Вон, какая худая. (Няньке.) Отчего вы думаете?

НЯНЬКА. Молоко не годится.

СЕРЕЖА. Кислое?

КАРЕНИН. Кислое разве?

НЯНЬКА (усмехается). Какое ж кислое — пустое.

СЕРЕЖА. Это какое — пустое?

КАРЕНИН. Так что же вы не скажете?