Последний викинг. Сага о великом завоевателе Харальде III Суровом - Дон Холлуэй

На этом битва для ярла закончилась. Хакон и выжившие таны бросились бежать по склону в ближайший лес. Согласно «Саге о Харальде Суровом», «норвежцы не стали долго преследовать беглецов, поскольку уже наступала ночь».

С мертвых врагов воины Харальда собрали всё оружие, которое хотели. «Король Харальд велел нести перед собой оба знамени [знамя Хакона и свое собственное, Опустошителя Страны]. Все обсуждали, убит ли Хакон».

Но ярл не только выжил, а всё еще был готов скорее пойти на смерть, нежели лишиться чести. По словам «Гнилой кожи», «Хакон опасался обвинений принцессы, что он выпустил из рук знамя короля Магнуса».

Возвращаясь к Ваениру, норвежцы в полной темноте пробирались через лес по такой узкой тропе, что войску пришлось идти колонной по одному. Внезапно из зарослей выскочил человек, смертельно ранил воина, который нес знамя Хакона, схватил флаг и исчез в лесу так быстро, что никто не успел его поймать.

Согласно «Гнилой коже», Харальд оценил этот поступок, выказав уважение, восхищение и даже сказав добрые слова в адрес противников. «Это мог быть только Хакон, так как никто другой не смог бы нанести такой удар, – рассуждал он. – Вероятно, он приравнивает успех этой вылазки к моей победе в битве, но, зная нрав моей родственницы Рагнхильд, без этого флага он к ней в постель не попадет. Хотя теперь, с флагом, они помирятся».

Хакон не признал поражения. Стало настолько холодно, что норвежские корабли вмерзли в лед на озере. Воинам приходилось совершать набеги на берег за продовольствием, но куда бы ни приходили, везде их ожидали нападения из засады и внезапные атаки. Хакон пустил слух, что Стенкиль вышел на подмогу со внушительной армией шведов и что Свен, король Дании, нарушил мирное соглашение и идет с армией, чтобы отрезать норвежцам обратный путь по реке. Всё это было неправдой, но такая перспектива настолько пугала, что норвежцы, которым король приказал прорубать проходы во льду, начали ссориться, и один из воинов принца Магнуса убил воина Харальда. Король и принц были уж на грани ссоры, когда вмешались их дружинники. В конце концов норвежцы очистили путь ото льда, переправили свои корабли на реку и отправились домой. Хакон проиграл эту битву, но выиграл войну… на время.

Без сомнения, Харальд размышлял о возвращении в Швецию, когда он будет грабить и мародерствовать там. Однако первостепенной целью для выдворенного из страны Хакона стало новое завоевание тех частей Норвегии, которые были преданы своему ярлу больше, чем королю. В связи с этим в первые месяцы 1065 года Харальд предпринял новый масштабный поход по возмездию и расправе – некоторые называли бы это террором, но не против датчан или шведов, а против собственного народа.

Полтора года король и его армия вели войну со своими подданными начиная с Румерике на северо-востоке Осло. Землевладельцы там не заплатили налоги, чтобы поддержать восстание Хакона. Теперь они поплатились за это. «Король приказал схватить фермеров, – пишет Снорри, – некоторых изувечил, других убил, но у большинства отобрал всё, чем они владели».

Оттуда он двинулся в Хайдмарк, находящийся между Оппландом и Трёнделагом, и сделал то же самое. Затем настал черед Хадаланда, самых плодородных земель Норвегии к северу от Осло, но которые стали самыми опустошенными после того, как по ним прошел король. «Крестьяне просили пощады, – записал Тьодольв, – но вердикт был вынесен огнем».

К весне 1066 года он прожег себе путь через Рингерике на юго-востоке Норвегии, и, возможно, не случайно эти места остались напоследок, потому что это были наследственные земли Харальда, доставшиеся ему от отца, Сигурда Сира. Однако их он тоже не пожалел.

Наконец Норвегия, как и Дания, и немного Швеция, почувствовала весь жар королевского гнева. По этому поводу Тьодольв пишет: «Ни один скальд не мог найти слова для описания королевского возмездия, из-за которого Оппланд стал опустошенным и безотрадным. За восемнадцать месяцев король Харальд прославился. Его деяния будут помнить в веках».

Их действительно запомнили надолго. Но в те полтора года жесткого террора и подавления Харальд также запятнал свое историческое наследие. Про него уже нельзя было сказать, что он правил Норвегией справедливо, а только как тиран – вызывая не любовь и верность подданных, но вселяя страх, угнетая и мародерствуя и грабя свое же королевство, потому что это было проще, чем разорять чужие земли. В конце концов он остался один, его боялись и соседи, и окружающие. Окончательно низведя подданных до трусливой челяди, он мог снова выступить против Хакона и Швеции и предпринять еще пятнадцать лет непрекращающихся и, возможно, таких же бесполезных грабежей и разбоев. Но летом 1066 года у него появилось другое предложение, когда незнакомое парусное судно вошло во фьорд, на котором стоит Осло, где тогда находился двор Харальда.

Глядя на этого гостя, опытный морской глаз мог бы заметить более длинные и наклонные форштевень и ахтерштевень, их реакцию на волны, указывающую на более глубокую осадку, чем у обычного скандинавского судна, и незнакомый рисунок на парусе – этого было достаточно, чтобы определить английское происхождение корабля.

О конструкции англосаксонских кораблей мы знаем из немногих сохранившихся археологических площадок – Снейпа, датируемого приблизительно 550 годом н. э., Саттона-Ху около 600 года н. э., Грейвни Марш около 895 года н. э., – которые предшествуют эпохе викингов. В то время английские мастера строили корабли в особом стиле. «Англосаксонская хроника», описывая флот, который Альфред Великий приказал построить для сражения с датчанами в 897 году, утверждает, что «они производились не по фризскому образцу, не на датский манер, но он считал их лучшими». Ко временам Харальда, когда влияние скандинавов стало более очевидным, англосаксы, несомненно, переняли скандинавские конструкции и техники кораблестроения.

На гобеленах из Байё, сотканных вскоре после 1066 года, изображены корабли, очень напоминающие типичные галеры викингов; возможно, причина тому нормандские вышивальщики, работающие над скандинавскими кораблями, – они были выходцами с севера. Нас, однако, интересует другой гобелен – тот, что соткали норны, которые, должно быть, прочно связали нить жизни Харальда с еще одной нитью. Поскольку этот корабль