Ладонь, расписанная хной - Аниша Бхатиа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы с китаянкой составляем странную пару: она — сухонькая китайская старушка, а я — огромная индийская девушка. Она не произнесла ни единого слова крупной белокожей немке, сидевшей рядом с ней, направив все внимание и любопытство на меня. Наверное, нас объединяет цвет кожи.
— Почему ты не жена? — спрашивает она наконец.
Я точно знала, что ей не терпится задать этот вопрос все девять часов с момента взлета. Мне думается, все азиатские старушки учились по одной настольной книге, которая должна называться «Искусство ждать удобного момента» или что-то в этом роде.
Да уж, этот вопрос подстерегает нас повсюду, и от него не спрятаться даже в восьми тысячах миль от Бомбея. Но после срыва моей свадьбы этот вопрос больше не погружает меня в панику, и я не пытаюсь набить рот «Кит-Катом», чтобы как-то облегчить боль. Держу пари, в Америке подобных вопросов не существует.
— Ну, работа. У меня есть работа, — отвечаю я, скорее из вежливости, чем из желания поддержать беседу.
— А, работа! — Она взмахивает рукой, словно отгоняет муху. — Не ждать долго, хорошо? Вот моя карточка.
Я столкнулась с китайской версией собственной семьи, живой и процветающей, и пользующейся почтовым ящиком с говорящим адресом [email protected].
Ах да, раньше, этим вечером Арнав «из моего телефона» приехал в аэропорт, вместе со своими ямочками и жаркими взглядами, и сделал вид, что случайно на нас наткнулся возле огромного и шикарного терминала 2А, провожая кого-то из знакомых. Что точно было неправдой. На этот раз мы обошлись без маргариток и прощальных объятий. Только подмигивание и теплый взгляд янтарных глаз. А меня теперь стоит переименовать в Зою-с-Подгибающимися-Коленками. Я оправдываю это имя всякий раз, когда он оказывается рядом.
«До встречи через три недели, — прошептал он. — Я знаю прекрасную кофейню на 38-й Западной улице».
Но мне не было никакого дела до этой 38-й Западной и даже до того, на какой планете это место, потому что как раз в тот момент в толкотне дождливого бомбейского вечера я оказалась прижатой к его сильной руке.
Так что да, свадьба отменилась. Да, Шейла Бу спасла меня так, как не смогла спасти в свое время себя. Нет, не от смерти, потому что бог смерти сторонится моей тетушки так же, как это делают все знакомые с ней люди. Она спасла меня от объединенного гнева моей семьи, упав в обморок возле Греческого фонтана шикарного отеля в Алибаге.
В тот вечер мы все вместе бросились в Бомбей, а потом по очереди сидели у ее постели в больнице после того, как ей была произведена экстренная операция по удалению матки. Мы передавали ее друг другу, как факел во время марафона: папа, Ронни Чача, дядюшка Балли, Юви, я, мама, Рита Чача, Аиша и даже Таня, которую начинает трясти при одном упоминании о больницах.
Шокирующая реальность столкнула моих родителей с пониманием того, что страшная болезнь, которую не принято называть в приличном обществе, может случиться даже с членом их семьи. И столкновение с этой страшной реальностью заставило их примириться с другим пугавшим их событием: отменой свадьбы. Несмотря на то что им гораздо больше нравилась идея не отменять ее, а «перенести» из-за «страшной болезни тетушки, близкой, как вторая мама».
А еще тетушка Бу оказалась вознесенной на что-то вроде пьедестала. Теперь она может делать все, что ей угодно, и даже распоряжаться другими. Да, страх перед смертельной болезнью, умноженный на чувство вины всех членов семьи, способен творить чудеса. Та же самая волшебная сила чудесным образом удалила воспоминания о печеньях с травкой, живописи в стиле «ню» и прилюдном указании мужу конкретной точки назначения из семейного хранилища, где копились подобные проступки, чтобы использоваться для воспитания непокорных.
Правда, в памяти самой Шейлы Бу все же кое-что осталось, потому что под действием тяжелых обезболивающих она спросила, не осталось у нас этих брауни и нельзя ли договориться с медсестрами, чтобы в капельницу ей добавили немного конопли. И я готова поклясться, что Ронни Чача принес ей в больницу косячок, чтобы «помочь справиться с болью». По-моему, дядюшка Балли отчаянно нуждался в пинке, который получил тем вечером в отеле. Он был нужен еще десять лет назад, но, как говорится, лучше уж поздно, и все такое.
Да, а еще Шейла Бу записалась на еще один съезд, посвященный искусству, на который поедет сразу после химиотерапии. На этот раз никакой обнаженной натуры, только абстракционизм. Я проверила. Никто не посмел даже пикнуть в возражение. Потом, когда смертельная раковая угроза минует, они снова обретут голоса, но пока она может наслаждаться свободой!
Мне только не понятно, почему нам так нужно всерьез заболеть или пережить другое, меняющее жизнь событие, чтобы прекратить мешать другим воплощать мечты? Как могла бы сложиться наша жизнь, если бы нам не приходилось бороться с родными, культурой, традициями и общественным мнением, отстаивая право на себя?
После перенесенной тетушкой Шейлой операции и моей расторгнутой помолвки моя семья вынужденно погрузилась в нормальное состояние. Они до сих пор считают срыв свадьбы моей неудачей, но в Городе Громогласных Дверных Звонков невозможно подолгу держаться за свою боль. Каждые пять минут наши двери распахиваются, впуская слуг, соседей, курьеров и родственников, требующих внимания. Все хотят обсудить «отложенную» свадьбу, хоть и не принимают щадящей формулировки, потому что сорока уже давно разнесла на хвосте новости по всей округе: Лалит помолвлен с Лопи. Мама с папой изображают гордость, говоря: «Посмотрите на нашу умницу-дочь, из всей компании именно она была выбрана для стажировки в Нью-Йорке!» Что, конечно, не совсем правда, но окружающим ведь не обязательно об этом знать?
Разумеется, мне попало от мамы за отмену свадьбы всего за три недели до события, несмотря на то что ни я, ни Лалит