Ладонь, расписанная хной - Аниша Бхатиа

Аниша Бхатиа

ЛАДОНЬ, РАСПИСАННАЯ ХНОЙ

ГЛАВА 1

НЕИЗБЕЖНЫЙ РИТУАЛ

— Ну? Что будем делать с Зоей?

Зоя — это я. Зоя Сани. Та самая, с которой надо что-то делать. А голос, доносящийся из дальнего угла гостиной, — это моя тетушка Шейла Бу, старшая сестра папы.

Вчера, к ее неописуемому ужасу, я вошла в пору дряхлости и забвения — мне исполнилось двадцать шесть лет. И это притом, что я все еще не замужем. Мало того, на обозримом горизонте не видно никого, даже отдаленно подходящего на роль супруга. В Индии это означает, что я одной ногой уже увязла в Болоте Старых Дев.

— Итак, что мы будем делать? — вопрошает Шейла Бу, уперев руки туда, где у обычных людей располагается талия.

У нее такой противный голос, что им она может вывести человека из себя независимо от того, что говорит. Двумя этажами ниже, с узенького переулка, словно в знак согласия с ней, раздается треньканье моторикши.

Десять часов утра субботы. По выходным в раскаленном Бомбее[1] до полудня не шевелится вообще никто, даже сонные кукушки на манговых деревьях. Вернее, никто, кроме Шейлы Бу.

— В каком смысле, Шейла-диди?[2] — Мелодичный мамин голос бальзамом проливается в мои уши.

— Ты все прекрасно понимаешь, Гита! — С этими словами Шейла пытается вызволить пухлые ноги из перламутровых шлепанцев. — Зое давно пора быть замужем.

Толстые пальчики на ногах перетянуты блестящими серебряными кольцами. Это единственное, что я сейчас вижу, потому что кудри закрывают мне почти все лицо. Романтические представления об этом обстоятельстве не имеют ничего общего с реальностью: это не роскошные локоны, шевелящиеся от ветра, а спутанные пряди, набившиеся в рот. Так что если вы представили меня красоткой с умопомрачительной шевелюрой, то нет. Я из тех, что с волосами во рту. И так всегда.

Стоит самая гадкая пора: знойная и парящая, поэтому я не вижу смысла остужать филейную часть на прохладном мраморе пола. Это просто бессмысленно. Мама, сидящая на шикарном кожаном диване позади меня, хватает меня за волосы и начинает поливать мне голову липким кокосовым маслом.

Такой массаж — традиционный ритуал субботнего утра. Раньше голову после него полагалось мыть только вечером воскресенья. Но сейчас, когда в традицию вошли вечеринки и встречи в субботние вечера, допустимо мыться через несколько часов после массажа. Только совсем пожилые женщины и уборщицы позволяют себе выйти на улицу с масляными волосами. Масляный массаж — вековая непререкаемая традиция, которую не смеет нарушить ни одна индианка. Ритуал. Образ жизни. Или даже закон. Я не всегда в состоянии уловить различия.

Вы спросите меня, почему это Шейла Бу так переживает за мою личную жизнь? А потому, что: а) она назначила себя хранительницей нашей большой семьи; б) она просто не может иначе.

Она не может не заниматься устроением браков, подбором женихов, невест и подходящих друг другу семей. Ее пристальный, подобный рентгену взгляд всегда устремлен на ничего не подозревающих холостяков и незамужних женщин. Такое у нее хобби. В ее огромной сумке мерзкого ярко-зеленого цвета заботливо собраны биографии и фотографии отпрысков, отправленные ей хлопотливыми родителями. Разумеется, сами предполагаемые женихи и невесты не стали бы этого делать.

Вообще уже то, что она так долго не обращала на меня внимания, — чистой воды чудо. Понятно, что ей интереснее выдавать замуж хорошеньких и стройных невест, а не заниматься таким запущенным случаем, как Зоя. На следующей неделе, к примеру, будет поставлена точка с подбором лично Шейлой Бу шикарной партии для моей хорошенькой и стройной кузины Аиши.

Ноги Шейлы прошлепали по светлому полу совсем близко. Ее пухлая потная ручка вцепилась мне в волосы.

— Зоя, что ты сделала с волосами? Они сухие как мочалка!

— Они всегда были такими, Бу!

— Ты регулярно делаешь масляные маски? На несколько часов?

— С самого рождения. И это явно не идет мне на пользу, да?

— Конечно же идет! Вот сейчас они у тебя как новая мочалка! — объявляет она и продолжает, обращаясь к маме: — Лей побольше масла, Гита! Это единственный способ исправить положение.

С нашими традициями нельзя спорить, и изменить их так просто не получится. Мы все веками пытались молча им сопротивляться: тихо, таясь, поступая по-своему. Этакий тайный бунт. Значит, так, я уделю всему этому безобразию два часа, не больше. Никто ведь не сможет ворваться в ванную и помешать мне, правда?

Любое упоминание о непослушной копне волос, которая была у меня в детстве, приводит мать в исступление. Прическа — один из многих недостатков, сокращающих мои шансы на рынке невест. И мамино разочарование отсутствием у меня мужа выливается прямо мне на голову, когда она просто переворачивает над ней голубую бутылочку с маслом. По моему лицу, уже облепленному маслянистыми прядями, бегут густые ручейки.

Честно говоря, мне очень нравится этот массаж. Теплое масло, втираемое в голову, способно подарить настоящее блаженство! К тому же это занятие дает особое время, которое принадлежит только нам, мне и маме. И мы посвящаем его болтовне, обмену новостями и сплетнями: о моем боссе, немного вредном и возмутительно немногословном; о маминых тайных, вопреки запрету, занятиях юриспруденцией и о том, как она однажды накричала на папу. Я обожаю эти истории, особенно про нарушение правил, о редких случаях, когда мама отваживалась на открытое неповиновение. Нет, она не тряпка. Она образованная современная женщина, преподаватель правоведения. Но в то же время она индийская женщина, мать, которая, как и положено матерям, страстно желает выдать свою дочь замуж, пока та не поседела.

Однако сегодня неподходящий день для приятных бесед и расслабляющих массажей. Мама, подобно урагану, мнет и шлепает мою голову так, словно это не жизненно важный орган с еще функционирующим мозгом, а тугое тесто. Если она не ослабит натиск, то полушария могут не выдержать и поменяться местами, а я проснусь совершенно другим человеком.

— Шейла-диди, ты только посмотри, как много ей нужно масла! — Мама хлопает меня по макушке. — Мне не удалось добраться и до середины этого гнезда. Вот что она унаследовала от отца: жесткие волосы!

На самом деле папа лыс, как коленка, но я не буду напоминать об этом маме. Она снова хватает полную горсть тяжелых прядей и дергает мою голову назад с такой силой, что у меня звонко хрустит в шее. Я рывком выпрямляюсь, и крупная фигура тетушки, страдающей