Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт) - Марк Твен

— Непременно понравится! Насчет инструмента крысы невзыскательны и вполне удовлетворятся хотя бы даже еврейской арфой. Животные вообще любят музыку, а в тюрьме они просто от нее без ума. Особенно сильно действуют на них грустные меланхолические звуки, а других из еврейской арфы, разумеется, нельзя даже и извлечь. Услышав такую жалобную музыку, крысы непременно сбегутся посмотреть, что именно с то бою творится. Да, так будет и в самом деле прекрасно! Все у тебя пойдет как по маслу. Вечером перед отходом ко сну и рано утром ты усаживаешься на постели и начинаешь играть на своей еврейской арфе. Всего лучше играть что-нибудь трогательное, как, например: «Последняя цепь порвалась, и я на земле не жилец уж»… Против такой вещи не устоит ни одна крыса. Стоит тебе поиграть так минутку или две, чтобы все крысы, змеи, пауки и другие бессловесные твои друзья начали о тебе беспокоиться и вышли из своих закоулков тебя прове дать. Поверь, дружище, что они будут кишмя кишеть вокруг тебя и чувствовать себя при этом отлично.

— Положим, что эти твари будут чувствовать себя хорошо, но каково-то будет мне самому? Я, клянусь Богом, не могу себе этого даже и представить! По стараюсь, впрочем, выполнить ваше приказание по мере сил и возможности. Если уж приходится жить с разными гадинами, то, разумеется, лучше доставлять им всяческое удовольствие, во избежание семейных неприятностей.

Том стоял еще некоторое время посреди хижины, как будто стараясь что-то припомнить. Старания эти не замедлили увенчаться успехом.

— А ведь я чуть не забыл про один очень важный предмет. Как ты думаешь, Джим, мог бы ты вырастить здесь цветок? — спросил он.

— Пожалуй, и мог бы, сударь, но только здесь ведь порядком темновато, а это растениям вредно. Если цветок тут и вырастет, то уж, разумеется, самый чахлый.

— А ты все-таки попробуй вырастить что-нибудь. Многие знаменитые узники забавлялись этим в часы досуга.

— Думаю, сударь, что здесь можно было бы раз вести бурьян, но только игра ведь положительно не будет стоить свеч.

— Не беспокойся, будет стоить. Мы принесем тебе несколько отросточков, а ты посади их в уголке и ухаживай за ними хорошенько. Только заметь себе, что эти растеньица надо будет называть не бурьяном, а пиччиолой. Так всегда принято, когда что-нибудь выращено в тюрьме. Поливать их можешь собственными своими слезами.

— К чему это, когда у меня имеется ключевая вода?

— Для этих растений нужны слезы узника, а вовсе не ключевая вода. Их всегда поливают слезами.

— Уверяю вас, сударь, что бурьян у меня вдвое лучше вырастет при поливке ключевой водой, чем у любого другого парня, который стал бы его поливать слезами.

— Это совершенно безразлично; ты все-таки дол жен поливать свою пиччиолу слезами.

— В таком случае она умрет у меня на руках, сударь, так как я почти никогда не плачу.

Глава XXXIX

Крысы. — Веселое общество в постели. — Соломенное чучело.

Утром мы сходили в город, купили там проволочную мышеловку, принесли ее с собой, разыскали наиболее благонадежную крысиную дыру и через час изловили пятнадцать штук самых бойких крыс, после чего спрятали мышеловку вместе с крысами в надежное место, а именно под кровать к тетушке Салли. Пока мы ходили после того ловить пауков, маленький Томас-Франклин-Бенжамен-Джефферсон-Александр Фельпс нашел ее там и открыл дверцы, чтобы посмотреть, станут ли вы ходить оттуда крысы. Они, разумеется, не заставили себя об этом просить. Тетушка Салли вернулись в свою комнату, и мы, придя с охоты, нашли ее стоящей на кровати и кричащей благим матом. Крысы же, со своей стороны, старались всячески не давать ей соскучиться. Угадав сразу, что мы напустили ей в комнату крыс, она старательно выколотила у нас пыль из платья упругим и крепким ореховым хлыстом. Мы терпеливо подчинились своей участи, но часа через два изловили еще штук пятнадцать или шестнадцать крыс, впрочем, уже далеко не столь бойких, как первые. Те, без сомнения, представляли собой аристократию подполья в лучшем смысле этого слова. Я никогда не видал таких проворных крыс, как милашки, составлявшие первую изловленную нами партию.

Раздобыв себе великолепную партию пауков, жу ков, лягушек, гусениц и т. п., мы с удовольствием запаслись бы и гнездом шмелей, но не решились им овладеть, так как хозяева были дома. Уходить с пустыми руками мы не хотели, а потому долгонько-таки стояли неподалеку от гнезда. Мы рассчитывали, что непременно случится одно из двух: или шмелям на доест сидеть дома и они улетят, или же нам надоест их дожидаться. Случилось последнее. Мы вторично зашли их навестить и осторожно подкрались к гнезду, но оказалось, что шмели выставили часовых, которые своевременно подняли тревогу, вследствие чего мы опять остались с пиковым интересом. Отчаявшись тогда в успехе, мы отправились ловить змей, подцепили дюжины две ужей и пестрых полосатых змеек, завязали их в мешок и отнесли к себе в комнату. Как раз к нашему возвращению подали ужин, который мы, без сомнения, заслужили, так как порядком утомились. На вопрос, были ли мы голодны, я думаю, не стоило бы даже и отвечать. По возвращении в спальню мы не нашли, однако, в мешке ни одной змеи. Он оказался плохо завязанным, так что их как-то угораздило оттуда выбраться. Мы не особенно сокрушались об этой утрате, рассчитывая найти этой дичи в достаточном количестве по соседству. Действительно, долго еще после того нельзя было пожаловаться в доме на недостаток в змеях. Время от времени они неожиданно падали с потолков и балок, обыкновенно стараясь угодить прямо в тарелку или же спуститься прямо на шею, причем сплошь и рядом выбирали такое время, когда в них не представлялось ни малейшей надобности. Положим, все это были хорошенькие полосатые змейки, и к тому же вполне безвредные, но для те тушки Салли это представлялось совершенно безразличным. Она ненавидела змей, к каким бы породам они ни принадлежали, и не могла выносить их по соседству с собой, как бы нежно они не пытались к ней пристроиться. Каждый раз, когда какой-нибудь змее случалось свалиться на тетушку Салли, — она, то есть тетушка, какой бы важной работой ни занималась в эту минуту, тотчас же бросала свою работу и убегала прочь. Тетушка была положительно странная женщина. Если бы вы слышали только, какой подымала она крик! Она ни за что на свете не согласилась бы, кажется, дотронуться до змеи даже щипцами. Когда ей случалось, отправляясь вечером в спальню, находить змею у себя в постели, она отчаянно взвизгивала и подымала такой скандал, словно в доме начался пожар. Она так измучила своего старика мужа, что он, по собственному признанию, возроптал наконец против Премудрости Божией, создавшей змей. Прошла уже целая неделя с тех пор, как последняя змея вы ползла из дому, а тетушка Салли все еще не исцелилась окончательно от страха, который они ей нагнали. Напротив, этот страх проявлялся у нее во всей силе. Стоило только ей о чем-нибудь задуматься, и она вскакивала, словно ужаленная, если только кто-нибудь из нас, шутки ради, дотрагивался ей сзади до шеи потихоньку перышком. Мне это казалось очень смешным и странным, но Том уверял, что все женщины уж таковы и что они созданы таким образом по какой-то неведомой нам причине.