Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт) - Марк Твен

Теперь, по его мнению, настала пора поднять тревогу и устроить блистательный финал так старательно подготовленному нами побегу. На следующее утро к рассвету у нас было уже изготовлено другое письмо. Мы не знали только, как им распорядиться. За ужином мы слышали, что на ночь приставлен будет к обеим дверям караульный. Том спустился незадолго перед рассветом вниз по пруту громоотвода и, убедившись, что негр, поставленный сторожить у задних дверей, крепко спит, положил ему анонимное письмо за шиворот и вернулся. В письме этом значилось:

«Не выдавайте меня: я хочу оказать вам услугу. Шайка отчаянных головорезов, прибывшая с индейской территории, собирается выкрасть сегодня ночью беглого вашего негра. Она пыталась уже вас застращать, надеясь, что вы будете после этого сидеть дома и доставите ей возможность беспрепятственно выполнить мошенническое свое предприятие. Я принадлежу к этой шайке, но во мне заговорила совесть. Я хочу покинуть моих товарищей и начать снова честную жизнь, а потому сам решился выдать адский их замысел. Они проберутся потихоньку с севера ровно в полночь, перелезут через забор, отопрут отмычкой замок хижины, где содержится у вас беглый негр, и уведут этого негра. Мне приказано держаться немного в сторонке и затрубить в жестяную трубу, если замечу какую-нибудь опасность. Вместо этого я заблею no-овечьи, как только они войдут в хижину, и не подам условленного сигнала. Пока они будут расковывать цепь беглого негра, вы можете потихоньку подкрасться, запереть их в хижине и перебить там всех до единого. Поступайте именно так, как я вам указал. В противном случае они заподозрят что-нибудь неладное, и тогда, как говорится, пиши пропало! Не нуждаюсь ни в какой награде, кроме сознания, что исполнил свой долг.

Не известный вам друг».

Глава XL

Ловим рыбу. — Вооруженная охрана из добровольцев. — Бегство и пре следование. — Джим советует послать за доктором.

Мы чувствовали себя после завтрака прекрасно и, захватив с собой закуску, поехали в моем челноке на другой берег реки ловить рыбу. Мы провели недурно время и, между прочим, осмотрели также плот, который нашли совершенно исправным. Вернувшись до мой поздно к ужину, мы застали всех в страшной тревоге и в самом невообразимом возбуждении. Дядя и тетка не отдавали себе, по-видимому, ясного отчета в том, ходят ли они сами на ногах или же вверх ногами. Тотчас же после ужина нас послали спать, не объясняя причины, вызвавшей всю эту тревогу. Нам не сказали ни словечка даже и о последнем аноним ном письме. Положим, мы не узнали бы ничего нового из подобного рассказа, так как содержание письма было нам известно не в меньшей степени, чем кому-либо другому. Поднявшись до половины лестницы и убедившись, что тетушка вернулась в столовую, мы поспешно спустились вниз до самого погреба, запаслись там в буфете съестными припасами, отнесли их к себе в комнату и легли спать, но в половине двенадцатого встали. Том оделся в похищенное им платье тетушки Салли и, нагрузившись съестными припаса ми, собирался уже двинуться в путь, но вдруг остановился и спросил:

— А где же масло?

— Я наложил изрядный его комок на маисовую лепешку, — ответил я своему товарищу.

— Ты, значит, оставил его вместе с лепешкой в погребе, потому что его здесь нет.

— Ну, что же, можно будет обойтись и без масла, — заметил я.

— К чему же подвергать себя напрасным лишениям? Сбегай-ка лучше в погреб и раздобудь его, а потом можешь спуститься по громоотводу и явиться на мес то. Мне тебя некогда ждать. Я сейчас же отправлюсь набивать соломой платье Джима, чтобы изготовить чучело, которое заменит ему родную мать. Потом мне еще придется блеять по-овечьи и удирать за компанию с тобой и Джимом, как только ты явишься в хижину.

С этими словами он вылез из окна, а я отправился обратно в погреб. Кусок масла величиной с порядочный кулак лежал там, где я его оставил. Захватив его вместе с маисовой лепешкой, я задул свечу, начал осторожно взбираться по лестнице и благополучно достиг уже площадки первого этажа, когда вдруг по явилась мне навстречу тетушка Салли со свечой. По спешно сунув лепешку с маслом в шляпу, я надвинул шляпу себе на голову. В следующее мгновение тетушка увидела меня и спросила:

— Ты был в погребе?

— Точно так, сударыня.

— Что ты там делал?

— Ничего!

— Так-таки ничего?

— Точно так, сударыня.

— Какая же нелегкая заставила тогда тебя ходить в погреб, да еще в такое позднее время?

— Право, не знаю, сударыня…

— Ты не знаешь!.. Советую тебе, Том, не говорить мне таких глупостей. Я непременно хочу знать, что именно ты там делал?

— Право же, я ничего не делал, тетушка Салли! Клянусь вам в этом всеми святыми!

Я думал, что после такой клятвы она от меня отвяжется, и при обыкновенных обстоятельствах она бы так и сделала. Теперь же вокруг нее происходило так много необычных событий, что она поневоле сделалась подозрительной. Поэтому вместо того, чтобы отпустить меня на все четыре стороны, тетушка Салли объявила решительным тоном:

— Иди сейчас же в залу и жди меня там! Ты шлялся по какому-то неподобающему тебе делу, и я не отпущу тебя раньше, чем разузнаю, что именно ты замышлял!

Она довела меня до самых дверей и ушла лишь после того, как я отворил их и вошел в залу. К величайшему моему удивлению, она была переполнена гостями. Там собралось по крайней мере пятнадцать соседних фермеров, каждый из которых имел при себе ружье. Мне сделалось совсем дурно, так что, добравшись до первого стула, я на него опустился. Некоторые из сидевших возле меня фермеров вели друг с другом вполголоса разговор. Все они чувствовали себя словно не в своей тарелке, и хотя старались по возможности это скрывать, но для меня было совершенно ясно, что их порядком смущает ожидание какой-то неведомой опасности. Они то и дело снимали шляпы, надевали их опять на головы, почесывались, вставали с одного стула и усаживались на другой, вертели пуговицы своих сюртуков и тому подобное. Я тоже чувствовал себя не в своей тарелке, но, тем не менее, не снимал с себя шляпы.

Мне очень хотелось, чтобы тетушка Салли пришла поскорее и что-нибудь со мною сделала, например, отдубасила бы меня хорошенько и, отведя таким об разом душу, позволила бы уйти в спальню, чтобы убежать оттуда к Тому и объяснить, что мы чересчур уже перестарались и взбудоражили теперь целое гнездо самых опасных шершней. Нам следовало, не медля ни минуты, удирать с Джимом, прежде чем эти молодцы выйдут из терпения и отправятся сами разыскивать разбойничью шайку.

Наконец тетушка пришла и начала меня допрашивать. Я был не в состоянии давать ей надлежащие ответы, так как сам находился в весьма тревожном настроении. Вооруженным соседям Фельпсов положи тельно не сиделось на месте. Некоторые из них хотели сейчас же идти к хижине Джима и устроить там засаду для разбойничьей шайки, утверждая, что до полуночи осталось всего лишь несколько минут; другие же удерживали их, указывая, что чрезмерной поспешностью можно испортить дело и что лучше всего обождать сигнала, которым должно служить блеяние овцы. Одновременно с этим тетушка приставала ко мне с расспросами, а у меня от страха по всему телу про бегала дрожь, и ноги подо мной словно подкашивались. В комнате становилось все жарче, так что под конец масло начало таять, и я чувствовал, как оно потекло у меня за ушами и по затылку. Один из фермеров, потрясая своим ружьем, воскликнул: