12 шедевров эротики - Коллектив авторов

Оп почувствовал страх перед своей кроватью и, чтобы не видеть ее, открыл окно и стал смотреть на улицу.

Ледяной холод охватил его с ног до головы, и он отступил, задыхаясь.

Ему пришло в голову затопить камин. Он медленно принялся за это, не оборачиваясь. Когда он прикасался в чему-нибудь, по рукам его пробегала нервная дрожь. В голове мутилось; мысли кружились, разорванные, ускользающие, мучительные, он был в состоянии какого-то тяжелого опьянения.

Беспрестанно он спрашивал себя:

– Что мне делать? Что со мной будет?

Он снова стал ходить по комнате, машинально повторяя: «Я должен быть храбрым, очень храбрым».

Потом он подумал: «На всякий случай надо написать родителям».

Он опять сел, взял лист почтовой бумаги и написал: «Милый папа, милая мама…»

Потом он нашел это обращение слишком обыденным при таких трагических обстоятельствах. Он разорвал листок и начал снова: «Милый отец, милая мать, я буду драться на дуэли завтра рано утром, и так как может случиться, что…»

У него не хватило решимости дописать до конца, и он порывисто вскочил.

Он будет драться на дуэли. Это неизбежно. Эта мысль давила его. Что же такое происходит в нем? Он хотел драться, – решение его было твердо и непоколебимо. И в то же время ему казалось, что, несмотря на все усилия воли, у него не хватит сил даже для того, чтобы добраться до места поединка.

От времени до времени у него начинали стучать зубы, производя негромкий сухой звук. Он спрашивал себя: «Случалось ли когда-нибудь моему противнику драться на дуэли? Посещал ли он тир? Классный ли он стрелок?» Дюруа никогда не слыхал его имени. Однако, если бы этот человек не был превосходным стрелком из пистолета, он не согласился бы с такою легкостью, без всяких споров на это опасное оружие.

И Дюруа представлял себе сцену дуэли, представлял, как будет держать себя он сам и как будет держать себя его противник. Он напрягал мысль, пытаясь нарисовать себе мельчайшие детали поединка. И вдруг он увидел перед собой глубокое черное дуло, из которого вот-вот должна была вылететь пуля.

Внезапно им овладел приступ ужасного отчаяния. Все его тело судорожно дрожало, он стискивал зубы, чтобы не кричать, испытывая безумное желание кататься по полу, рвать и кусать все, что попадется под руку. Вдруг он заметил на камине стакан и вспомнил, что у него в шкафу спрятан почти нетронутый литр водки; после военной службы он сохранял привычку «замаривать червячка» каждое утро.

Он схватил бутылку и стал пить прямо из горлышка большими, жадными глотками. Он отставил ее только тогда, когда у него захватило дыхание. Она была опорожнена на целую треть.

Теплота, подобная пламени, начала жечь его желудок, разлилась по всему телу и укрепила нервы, притупив их.

Он подумал: «Я нашел средство» – и, так как теперь у него горело все тело, он снова открыл окно.

Начинался день, тихий и морозный. Звезды, казалось, умирали в глубине посветлевшего неба, а в глубокой пропасти полотна железной дороги начинали бледнеть зеленые, красные, белые огни сигналов.

Первые паровозы выходили из гаража и со свистом направлялись к первым поездам. Другие, вдали, без конца издавали громкие призывные крики, пронзительно перекликались, словно деревенские петухи.

Дюруа подумал: «Может быть, я никогда больше не увижу всего этого». Но, чувствуя себя готовым снова расчувствоваться, он резко оборвал себя: «Нет, не надо ни о чем думать до встречи с противником. Это единственное средство быть молодцом».

Он занялся своим туалетом. Когда он брился, им снова на секунду овладела слабость; он подумал, что, может быть, в последний раз видит в зеркале свое лицо.

Он выпил еще глоток водки и кончил одеваться.

Последний час казался ему бесконечным, он ходил взад и вперед по комнате, стараясь привести себя в состояние бесчувствия. Услышав стук в дверь, он едва не опрокинулся навзничь, – так сильно было охватившее его волнение. Это пришли секунданты. Уже!

Они были закутаны в шубы. Пожав руку своему опекаемому, Риваль объявил:

– Холодно, как в Сибири! – Потом спросил: – Ну, как?

– Очень хорошо.

– Вы спокойны?

– Вполне.

– Ну, отлично. Вы уже подкрепились?

– Да. Мне ничего больше не нужно.

Буаренар ради торжественного случая надел какой-то иностранный желто-зеленый орден, которого Дюруа никогда у него не видел.

Они спустились вниз. В ландо их ждал какой-то господин. Риваль представил его:

– Доктор Лебрюман.

Дюруа пожал ему руку, пробормотав:

– Благодарю вас.

Он хотел было сесть на переднюю скамейку, но опустился на что-то очень твердое и подскочил, как на пружинах. Это был ящик с пистолетами.

Риваль повторял:

– Не сюда! Дуэлянт и врач – на задние места!

Дюруа, наконец, понял и грузно опустился рядом с доктором. Секунданты тоже сели, и экипаж тронулся. Кучер уже знал, куда ехать.

Ящик с пистолетами стеснял всех, особенно Дюруа, который предпочел бы его не видеть. Попробовали поставить его сзади, – он толкал в спину; потом поставили его между Ривалем и Буаренаром, – он поминутно падал; в конце концов его спрятали под ноги.

Разговор шел вяло, хотя врач и рассказывал анекдоты. Отвечал ему только Риваль. Дюруа хотелось бы выказать присутствие духа, но он боялся потерять нить своих мыслей и обнаружить волнение. Его терзал мучительный страх, что вот-вот он задрожит.

Вскоре экипаж выехал за город. Было около девяти часов. Было морозное зимнее утро, такое утро, когда вся природа кажется блестящей, ломкой и твердой, как кристалл. Деревья покрылись инеем, словно каплями ледяного пота; земля гулко звенела под ногами; в сухом воздухе далеко разносились малейшие звуки; голубое небо блестело, как зеркало, и солнце сверкало, тоже холодное, заливая мерзлую землю негреющими лучами.

Риваль сказал Дюруа:

– Пистолеты я взял у Гастин-Регета. Он их сам зарядил. Ящик запечатай. Впрочем, мы бросим жребий, какие кому достанутся.

Дюруа машинально ответил:

– Благодарю вас.

Затем Риваль принялся давать ему подробные наставления, так как он был заинтересован в том, чтобы его питомец не допустил какой-нибудь ошибки. Каждое из них он повторял по нескольку раз:

– Когда спросят: «Готовы, господа?», вы громко ответите: «Да!» Когда скомандуют: «Стреляй!», вы быстро поднимете руку и выстрелите прежде, чем скажут «три».

Дюруа повторял про себя: «Когда скомандуют: «стреляй!», я подниму руку».

Он заучивал это, как дети учат уроки, без конца повторяя, чтобы лучше запомнить: «Когда скомандуют: «стреляй!», я подниму руку».

Ландо въехало в лес, повернуло направо в аллею, потом опять направо. Риваль стремительно отворил дверцу и крикнул кучеру:

– Сюда, по этой дорожке.

И экипаж поехал между двумя рощами с трепетавшими мертвыми листьями, окаймленными ледяной бахромой.

Дюруа продолжал бормотать: «Когда скомандуют: «стреляй!», я подниму руку».

И он подумал, что катастрофа с экипажем уладила бы все дело. О, если бы он опрокинулся, какое счастье! Если б он мог сломать себе ногу!..

Но тут он увидал на опушке другой экипаж и четырех мужчин, топтавшихся на месте, чтоб согреть ноги, он вынужден был открыть рот, потому что ему не хватало воздуха.

Сначала вышли секунданты, затем врач и Дюруа. Риваль, держа ящик с пистолетами, направился в сопровождении Буаренара к двум незнакомцам, шедшим им навстречу. Дюруа видел, как они церемонно раскланялись, потом пошли все вместе вдоль опушки, глядя то на землю, то на деревья, словно ища что-то такое, что могло упасть или улететь. Потом они отсчитали шаги и с силой воткнули две палки в замерзшую почву. Затем они снова сбились в кучу и стали делать такие движения, какие делают дети, играя в орла или решку.

Доктор Лебрюман спросил у Дюруа:

– Вы себя хорошо чувствуете? Вам ничего не нужно?

– Ничего, благодарю вас.

Ему казалось, что он сошел с ума, что он спит и видит сон, что с ним происходит что-то сверхъестественное.

Боялся ли он? Может быть, он сам не знал. Он не отдавал себе отчета в том, что делалось вокруг него.

Жак Риваль вернулся и шепнул ему с довольным видом:

– Все готово. Нам повезло с выбором пистолетов.

Дюруа отнесся к этому с полным равнодушием.

С него сняли пальто. Он подчинился. Ощупали карманы сюртука, желая убедиться, что он не был защищен никакими бумагами или бумажником.

Он повторял про себя, как молитву: «Когда скомандуют: «стреляй!», я подниму руку».

Потом его подвели к одной из палок, воткнутых в землю, и дали ему пистолет. Тогда он заметил, что перед ним, совсем близко, стоит маленький, лысый, пузатый человечек в очках. Это был его противник.

Он видел его очень ясно, но думал только об одном: «Когда скомандуют: «стреляй!», я подниму руку и выстрелю».

Среди глубокого молчания раздался голос, который, казалось, донесся откуда-то издалека.

– Вы готовы, господа?

Жорж крикнул: