Профессия: ведьма - Ольга Громыко

– Что ж тогда? Припугнуть? Чтобы мы вернулись?

– Исключено. Пугать нужно было до болота. Ясно как день, что, ступив на тропу, мы уже не сможем повернуть назад, как бы нам этого ни хотелось.

– Хочешь сказать, что они просто гнали нас вперед?

– Похоже на то. Боялись, что мы не поспеем вовремя.

– К чему?!

– Если бы я знал, то, думаю, не торопился бы… Нет, ну ты только глянь на этот похоронный кортеж!

Оставив подуставшего Сивку на попечении мальчишки, задобренного мелкой монеткой, тролль вернулся на телеге в сопровождении владельца запряженной в нее маленькой, но шустрой лошадки. Рядом с лошадкой бежал светло-рыжий жеребенок и две собаки, а замыкал процессию дырявый горшок, волочившийся за телегой на веревке.

– Ишь, шутники… – недоуменно покачал головой селянин, поднимая горшок и почесывая макушку. На нас с Лёном он не обратил ни малейшего внимания, даже когда мы взобрались на телегу и вампир со стоном растянулся на охапке соломы.

Вольта привязали к задней обрешетке телеги. Превосходство вороного жеребца над шустрой лошадкой было столь явным, что при желании он мог утащить телегу в противоположном направлении.

Но черная зверюга вела себя послушно, и спустя полчаса мы триумфально въехали в село.

Лекция 15

Ворожба

Село Нижние Косуты спасалось от паводков на единственном во всей округе холме. Семь-восемь тоненьких березок на голых, по-осеннему черных склонах казались седыми волосками вокруг гигантского прыща. Далеко окрест разносилась звонкоголосая петушиная перекличка.

Самым примечательным в селе Нижние Косуты был его частокол из толстых, заостренных осиновых кольев в три ряда, переложенных камнями и переплетенных лыком, – до того высокий, что из-за него едва виднелись макушки старых лип да шпиль колоколенки. На остриях кольев мирно покачивались-покручивались рваные лапти, треснутые кувшины и надбитые горшки вперемежку с десятком свиных черепов, выбеленных солнцем. При сильном ветре черепа и горшки стучали друг о друга, словно призывая к столу.

Ворота, днем распахнутые настежь, были укреплены железными скобами и закрывались на огромное стальное коромысло весом никак не меньше пуда. По внутреннему периметру частокола через каждые шесть локтей стояли маленькие лесенки, под которыми высились груды увесистых булыжников.

– С кем воюем? – Я кивнула на оборонительный арсенал.

Возница поскреб плешь, пожал плечами:

– Да так… Не то чтоб воюем – шуткуем скорей. Соседи у нас – не приведи боги, нелюди волосатые, эвон где их город подземный. – Возница показал кнутовищем на запад. Я долго вглядывалась в указанном направлении, но ничего, кроме высоких куч земли, не увидела. – Поодиночке-то они не дюже страшные, в драку не лезут, помогают даже – поле вспашут, угля притащат или камушков самоцветных на обмен, да вот только время от времени взбредает им в дурную башку чевой-то, собираются всем кагалом – и ну деревню громить. Мужикам морды набьют, бабам юбки задерут, пиво у корчмаря задарма вылакают, натешатся всласть – и к утру обратно в свои норы сматываются. Ну и решили мы прекратить такое безобразие – стеной обзавелись и дежурных на ночь выставляем, чтоб бдели – не крадется ли где чево. А часовые, если углядят кого-нито, скликают остальных, чтоб те тоже, значит, руки поразмяли.

– А если они снизу подкрадутся? Через подземный ход? – спросила я.

Мужик многозначительно рассмеялся, пригрозил кому-то невидимому кнутовищем.

– Нет, шалишь! Холм-то наш не просто из земли выпер, а на подошве стоит каменной, потому и каменьев на наших полях превеликое множество, сколь по весне ни выбирай – все не убывает. Помню – я еще пацаном был – прорыли нелюди нору под самый холм, стали подошву исподнизу долбить, ажник холм затрясся, а гул и звон такой пошел, что у первотелок молоко перегорело. Ну, наши выскочили за ворота да всыпали тем норникам по первое число, штоб, значит, знали, с кем связались.

– А потом вы отметили победу разгульной пирушкой, на которой упились вдрызг как победители, так и побежденные, – заунывно сказал Лён, не открывая глаз.

– А чево? – вроде как обиделся мужик. – Отчего ж мне с норниками пива не выпить? Мне с ними напрочь ругаться не гоже – кто ж тогда у меня репу да картошку торговать будет? Заморский купец в жисть такой цены не даст, как энтот нелюдь.

– Вот это по мне, – плотоядно оскалился тролль. – Мордобой мордобоем, а пьянка пьянкой, без обид.

– А вы откуда знаете, господин хороший? – заискивающе обратился возница к Лёну. – Доводилось бывать в наших краях?

– Вроде того, – лаконично ответил вампир.

– А постоялый двор у вас есть? – спросила я.

– Не-а.

– А приезжих кто-нибудь на ночлег пускает?

– Вряд ли… Праздник нонче… Свояки почти ко всем поприезжали…

– И что же нам делать? – растерялась я.

– Дык походите, поспрошайте, – равнодушно ответил мужик, выпрягая лошадь, – хотите – на телеге ночуйте, мне без разницы.

Помолчал и добавил:

– Не моя она…

– А чья?!

– Пес ее знает… Вы же сказали – срочно, ну, я и не интересовался… Если спросют, скажите, что за околицей нашли… Я ее там взял…

С этими словами возница удалился, сопровождаемый давешним жеребенком и собаками. Телегу вроде бы никто не искал, да и Лён успел задремать, не хотелось его тревожить. Если не найдем чего получше, заночуем на телеге, решили мы с Валом и разошлись в разные стороны.

До обеда я успела прогуляться по селу, найти неплохой источник магической силы и им воспользоваться, за символический гонорар изгнать мелкого беса из погреба с картошкой и поговорить с аборигенами, что ничего не дало – все взрослое население деревни лежало в стельку после разудалых гульбищ в честь Бабожника. Судя по всему, начало гульбищам положил Праздник Урожая, и философски настроенные жители Нижних Косут намеревались затянуть его до Нового года, а там уж рукой подать до Весночух.

Злые, помятые, заспанные жители дружно посылали меня к мракобесу, лешему, кузькиной матери, здыхлику неумиручему и старшему, загадочному фольклорному элементу. В ходе расспросов выяснилось, что старшим на селе кличут старосту и последний раз его видели в луже под свинарником. Я посетила лужу, но старшего не нашла, хотя нежившийся там хряк очень подходил под описание старосты: «здоровенный, лысый и носатый».

В селе было тихо, спокойно. Холодный ветер разбивался об ограду, не долетая до избушек. Сытые псы дремали, придерживая лапами обглоданные кости. Из оврага под холмом возносился к небесам черный дым самогонного аппарата.

Вал тоже не преуспел в поисках жилья, но не падал духом.