Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт

Когда производство снова наладилось — благодаря накоплению мефо-ваучеров, — а деньги на рынке выправились, мефо-ваучеры стали особо привилегированными ценными бумагами для кратковременных инвестиций банков. Любые ваучеры, не поглощенные рынком, могли немедленно включаться в портфельный капитал Имперского банка. Если представить, что в 1930 году активы Имперского банка в ценных бумагах и обеспеченных кредитах упали до суммы менее 2 миллиардов марок, легко понять, насколько огромно было падение товарооборота в германском производстве и как велик учет мефо-ваучеров Имперским банком без нанесения, таким образом, ущерба валюте.

Вероятно, следует объяснить несколько технических деталей для непосвященных, так как многие читатели не знакомы с терминологией. Использование обменных ценных бумаг для торговли возросло потому, что покупатель товара обычно должен ждать около трех месяцев, прежде чем перепродать его и получить свою продажную цену. Чтобы продать свой товар и удовлетворить продавца, он выдает последнему долговую расписку, называемую векселем, который оплачивается по истечении трех месяцев. Платежная способность таких векселей регулируется очень строгим законом, который делает этот метод предпочтительным для торговых целей. По получении векселя вычитается трехмесячный процент, то есть вексель дисконтируется. Норма, по которой рассчитывается вычет, считается учетной ставкой. Вексель можно использовать в виде платежа по долгам, которые не обеспечиваются какой-нибудь покупкой товаров. Имперский банк обязан учитывать только коммерческие векселя с определенным числом подписей.

С 1934 года и до самого начала Второй мировой войны система мефо-ваучеров была признана всем международным банковским сообществом как изобретательный и хорошо адаптированный метод обеспечения фондов. Только после краха 1945 года фанатики денацификации пытались поймать меня в ловушку, представляя систему как несправедливую и незаконную. Столяры, торговые клерки, регистраторы и секретари, которые обеспечивали судоустройство трибуналов по денацификации, ничего не знали об экономических потребностях 30-х годов, не могли они понять и уместность системы мефо-ваучеров.

Несмотря на возражения как административного суда, так и Высшего административного суда Гамбурга, Макс Брауэр, председатель гамбургского сената, то есть высшее должностное лицо коммерческого города-земли, не постыдился вопреки этим двум вердиктам и под защитой своего статуса неприкосновенности назвать систему мефо-ваучеров жульничеством. Процитирую несколько предложений из вердикта Высшего административного суда Гамбурга:

«Директорат Имперского банка действовал в рамках разумных монетарных целей, когда в выборе методов заблаговременного обеспечения фондов он принимал во внимание то, что увеличение объема денежной массы приведет также к росту производства. В связи с государственными мерами по созданию рабочих мест система мефо-ваучеров была хорошо приспособлена для осуществления этой цели. Она образовывала реальную основу для преодоления экономической депрессии. Отказавшись от упорной приверженности к страховочному принципу, за что порицали предыдущее руководство Имперского банка, и придерживаясь функций современного банка по обеспечению средствами государственных инвестиций, Имперский банк действовал в соответствии с требованиями здравого смысла».

Между тем федеральный министр экономики господин Шмитт работал со значительным рвением, однако постоянно сталкивался с сопротивлением партийных групп своим усилиям по поддержанию здравомыслия в экономической политике перед лицом сомнительных и абсурдных требований партии. Вскоре он устал от такой борьбы, тем более что не смог ничего сделать для исправления условий, которые имели тенденцию к постоянному понижению поступлений иностранной валюты в Германию. Пережив небольшой приступ во время произнесения речи, он воспользовался этим случаем, чтобы попросить Гитлера освободить его от занимаемого поста.

Время от времени Гитлер обсуждал со мной положение с иностранной валютой. В одном случае я участвовал в общей дискуссии в его кабинете вместе с министром финансов фон Крозигом. Гитлер справился вначале у Крозига, каким образом можно улучшить ситуацию с иностранной валютой. Когда Крозиг не дал вразумительного ответа, он обратился ко мне:

— Что бы сделали вы, господин Шахт, если бы были министром финансов?

Я ответил сразу и прямо:

— Никогда бы не делал закупок больше, чем имею средств на оплату, и покупал бы как можно больше у тех стран, которые покупают у меня.

Мы расстались в этот день без принятия какого-либо решения. 26 июля 1934 года мне неожиданно позвонили, вызвав на беседу с Гитлером в Байройт, куда он поехал на музыкальный фестиваль. Там я встретился с господином фон Папеном, которого, как и меня, неожиданно вызвали по телефону.

Сначала Гитлер побеседовал утром 27 июля с фон Папеном.

Через некоторое время фон Папен вышел и сказал мне, что выразил готовность ехать послом в Вену.

Затем к Гитлеру пригласили меня, он сообщил, что у него из головы не выходит наш последний разговор.

— Из-за болезни федеральный министр господин Шмитт не вернется к исполнению своих обязанностей. Мне нужно подыскать кого-нибудь на этот пост, и хотелось бы спросить вас, господин Шахт, не могли бы вы в дополнение к своим обязанностям председателя Имперского банка заняться также руководством министерства экономики?

Снова я столкнулся с трудным решением. Направления, по которым развивалась партия, манера ее боссов вмешиваться во все сферы управления, их стремление захватить в свои руки как можно больше власти, их вражда к евреям, выставление ими церкви на посмешище — все это становилось так же очевидным для меня, как и для всего остального мира. И я горячо осуждал это. Отвратительнее всего были события, связанные с путчем Рема четырьмя неделями раньше. В какой позиции, спрашивал я себя в то время, можно начать обуздание или предотвратить злоупотребление властью в правительстве и партии? Оставалась одна, и только одна, возможность работы изнутри. Это возможность использования самой правительственной деятельности для борьбы с эксцессами системы и направления ее политики по верному пути. В качестве министра экономики я располагал бы ббльшими возможностями осуществить свои идеи на практике, чем в ранге председателя Имперского банка.

Я выразил в принципе согласие принять предложение, но хотел прояснить предварительно один вопрос.