Восстание безумных богов. Магия крови - Ник Перумов

плавать, и всех, кто может грабить и убивать, а вот имперского флота Корвуса не видно… Но что это? Отчего черный дым тянется вдоль западного побережья Межпроливья, отчего багряным, точно остывающие угли, светятся гавани веселого града Арморики, Панормуса, Аэноса, даже Роданоса?

Великая империя Корвус утратила флот. Да полно, существует ли еще она сама?..

Дракон снижается, закладывает круг; ему уже видны полыхающие в прибрежных городах Корвуса пожары, вереницы судов, перевозящих невольников на восток, развалины городков и поместий… Те же руины и то же движение – на острове Скаламирр, бывшем совсем недавно опорой и оплотом имперского порядка в Межпроливье. Как же быстро смертные научились разрушать! И как хорошо они это умеют!

Но что это? У побережья, от Магадора, что запирает вход в залив Вольта, до Ауреланума толкотня судов и суденышек, а в городках, обратившихся частью в руины, частью – в воинские лагеря, муравьиная непрекращающаяся суета. Там высадилась армия… впрочем, и это неверно. Туда словно бы устремился весь Восток, веками соперничавший с Корвусом: и варварийцы Валленингов и Тиллингов, и морские разбойники Султанат Пайабидов, и вольные грабители-пираты, и смуглые мореплаватели из шепсутских эмиратов – все они, словно гонимые чьей-то волей, накинулись на ослабевшего противника. И не армии, но орды высадились сейчас на побережье и движутся на запад, к стольному граду Константии, по самой короткой и удобной дороге, вдоль русла Вольта – точно и впрямь полчища муравьев-людоедов, бич сельвы Каамен, что оставляют за собой лишь бесплодную пустошь и обглоданные костяки.

Дракон вглядывается в некогда цветущие равнины, где зелень садов и желтизна пшеничных полей на глазах исчезают, обращаются выжженной пустыней. Он уже совсем низко.

А вот и то, что он так напряженно искал. То, что хоть и слабо, но притягивает его – как тянет его нарыв на берегах озера Сетджурна, далеко-далеко отсюда.

Орды, пожирающие плоть империи Корвус, встретили сопротивление. Возле поселения Оска, что на середине пути к имперской столице, стоит уже не орда, но воинство: ровные прямоугольники манипул, расчищенное поле, за ним – укрепленные, в полном порядке возведенные лагеря… Вольт, еще не столь широкий здесь, перегорожен плотиной, вражеским ладьям не пройти, причалы разобраны, берега укреплены. Тракт перекопан, перекрыт.

Стоящие легионы встречают Дракона восторженным криком. Но как же их мало! Дракон скользит над верхушками пиний и кипарисов, над полем, которому назначено вскоре стать смертным, он видит и легко читает легионные сигнумы: здесь I Славный, V Неколебимый, XI Грозный, III Неустрашимый, XIII Счастливый… И это все? Все, кто смог и захотел выйти для спасения своего отечества?

Да что там – своего бога, своего мира?..

Он скользит над полем: круг, другой, третий… Легионеры, стоящие в боевых порядках, приветствуя его, кричат, потрясают пилумами.

Salve! Salve! Salve, Maximus!

А вот и та, кого он искал. Не впереди воинства, где, казалось бы, положено быть вождю, но позади – так, как поступают умные полководцы. На высоком гнедом жеребце, гордо выпрямившись, в окружении нескольких приближенных – Куртия Фимбрия Перпенна, местоблюстительница императорского престола до появления или же назначения законного наследника. Ведь на челе ее горит оставленный Драконом знак, императорская диадема – бело-голубая, словно из бесценного живого жемчуга составленная нить…

Куртия торжественно поднимает руку, обращаясь к Дракону, прося его покровительства и силы, – и он, кружась, едва касается полупрозрачным своим телом ее пальцев.

Сила перетекает к ней, для Древнего бога – крохи, но для смертного должно быть весьма ощутимо. Ладонь Куртии светится, сила растекается окрест, растворяется, и каждый легионер, ждущий в строю начала сражения, чувствует ее. Это как еще одна броня, как чарка горячего вина, как слово полководца перед боем – согревает, и вдохновляет, и заставляет поверить в неизбежную победу.

Ваш бог поведет вас, смертные! Сам встанет рядом с вами! Если ваш бог с вами – кто против вас?..

Может быть, Дракон слишком разбрасывается, раздавая без счета смертным силу и себя самого? Его другая сторона, его неотъемлемая часть, Великий Темный, отделенный, отторгнутый в незапамятные времена Первой битвы богов, действует по-другому. Он берет: кровь, жизнь, поклонение, силу. Он не умеет и не хочет иначе. Копит отнятое, что-то – в длинной цепи гигантских амулетов, что-то – в самом себе.

А Дракон отдает. Потому часть его – в этой девушке на гнедом коне, часть – в одном черном псе, еще часть – в тех храмах и алтарях, что успели возвести по приказу Куртии Перпенны… Может быть, не стоит раздавать собственную силу сейчас, когда он так слаб, лишен поддержки прочих Хранителей, когда божки Араллора либо измельчали до состояния лесных и пустынных духов, либо поглощены Темным. Но он тоже не умеет иначе.

На противоположном конце поля из низких зарослей встают первые вражеские отряды – варварийцы в кожаных доспехах, с длинными мечами и круглыми легкими щитами. Одновременно – по тракту рысит, вздымая пыль, восточная конница, а на Вольте показываются пиратские ладьи, полные вооруженных воинов и гребцов-рабов, отчаянно налегающих на весла против течения.

По отдельности – легкий противник для выученных, опытных в воинском искусстве имперских легионов. Но вместе – их много, слишком много… Сильное, хорошо обученное, но малое числом воинство не выстоит против плохо организованного, но многочисленного противника; завалят трупами, но одолеют.

Дракон поднимается чуть выше, чтобы увидеть все наступающие отряды. Внизу, под ним, поют рога, командуя манипулам сдвинуть щиты. Вот-вот начнется атака…

И тут далеко-далеко, за Межпроливьем, на берегах великого озера лопается нарыв, полный тьмы. Дракон сбивается, валится на одно крыло – его словно тянут за незримое вервие, связывающее его с темной половиной…

Там, у них, у Темного, – его часть, черный пес, и он сейчас, словно магнитный камень, тянет Дракона к себе. Одновременно Дракон вновь ощущает и Хранителей – о нет, не свободных, не спешащих на помощь, но словно бы их крик из неведомой темницы долетает до его слуха и тоже тянет его туда, в Шепсут.

На миг Великий Дракон замирает в неустойчивом равновесии меж двух частей самого себя, зовущих его; причем одна – намного сильнее. Кто-то стоит за всем этим – ну конечно же те, кто пленил Великих Хранителей и хотел пленить его самого, и замысла этого не оставил. Но они, эти неведомые сущности, эти сильнейшие маги, не учли существования Корвуса. Или не знали о Куртии, о святилищах Дракона Изначального, о том, что империя еще не пала; или не придали этому значения, уверенные в собственной силе.

Потому Дракон не колеблется. Он не хотел, чтобы все вышло именно так, но сейчас