Женщина в жизни великих и знаменитых людей - Михаил Дубинский

А вот и само письмо:

«Вам известно, дорогой лорд Эдуард, что я десять лет тому назад провел в Мельери печальные и все-таки драгоценные дни, посвященные исключительно ее памяти. Мне очень хотелось снова увидеть теперь это место в присутствии Юлии. Я так жаждал показать ей тот уголок, в котором пламенная, неугасимая страсть к ней оставила столько следов.

После трудного блуждания, продолжавшегося час, мы добрались туда. Я чувствовал себя близким к обмороку, когда увидел, что все осталось по-прежнему. Уединенное место дико и ужасно, но в нем есть красоты, которые нравятся людям с чувствами, между тем как обыкновенные люди их даже не замечают или находят страшными. Прямо около нас бурный горный поток несся через камни. Он вытекал из глетчеров, из которых летом всегда течет ледяная вода. Мрачный сосновый лес лежал в виде черной короны над источником горного потока и под нами выступали колоссальные дубы, которые также образовали рамку для голубой поверхности моря, растянувшегося на бесконечное расстояние перед нами.

Мы уселись на мох, осеняемый плодовыми деревьями, — двое влюбленных, одни в беспредельном уединении природы! Я показал Юлии скалистую стену, на которой написал тогда для нее стихи Петрарки и Тассо. „О, Юлия, вечное очарование моей жизни, — воскликнул я бешено, — здесь думал я о тебе, не предчувствуя, что сумею соединиться с тобою когда-нибудь!“.

Юлия отвернулась, закрыла глаза от окружавших нас бездн и стала умолять, чтобы я ее снова повел на верную дорожку. Я молча, повиновался, но глубокая меланхолия исполнила мое сердце и усилилась, когда мы снова сидели в челнок, и луна гляделась в волны свежей холодной воды.

Вдруг меня охватило отчаяние. Я почувствовал сильнейшее желание насильно соединить с собою Юлию, которая не могла и не хотела принадлежат мне, желание крепко охватить ее и вместе с нею найти могилу в волнах… Когда же я увидел, что она плачет и так же печальна, как я сам, мои чувства переменились, я стал спокоен и рассудителен».

Так окончилась любовь Руссо к графине Удето. Она осталась подругою Сен-Ламбера до глубокой старости. К концу жизни отношения между ними были уже не те, что в начале. Шатобриан замечает по этому поводу:

«Это наказание за то, что они соединились без достоинства брака и жили вместе только для того, чтобы импонировать свету и обезоружить упрек, который им делали раньше за нарушение морального закона».

Когда Сен-Ламбер умер, место его в сердце графини занял некий Коммарива, который и записал с ее слов много интересных подробностей о Руссо и других знаменитостях французской литературы.

Карлейль

В жизни знаменитого английскаго философа, историка и романиста Карлейля женщины играли особенно большую, во далеко не счастливую для него роль.

Еще в бытность учителем в Кирколди он познакомился с серьезной, остроумной, красивой девушкой Маргаритой Гордон, которую впоследствии обессмертил в своем философском романа «Sartor Resartas» под именем Блюмины. «Среди всех женщин и девушек, — говорится в романе, — она затмевала, как звезда, скромностью земные источники света… Однажды утром он нашел свою утреннюю звезду омраченной и побледневшей. Она заявила ему дрожащим голосом, что больше им никогда уже нельзя видеться». Между Маргаритою Гордон и Карлейлем стала тетка молодой девушки, никоим образом не соглашавшаяся на брак своей племянницы с мыслителем. Девушка по этому поводу написала ему письмо, в котором советовала работать и прославиться и в особенности отрешиться от своего беспокойного сурового характера, после чего ему можно будет завоевать женское сердце. Через двадцать лет Карлейль встретился с нею случайно в Гайд-Парке. Маргарита была уже в то время женою новошотландского губернатора. Их отделяла целая пропасть.

Исполнил ли Карлейль совет Маргариты Гордон? Смягчился ли он душою? История его жизни после женитьбы на своей ученице Иоанне-Бэл-Вельси доказывает, что, наоборот, характер его сделался еще более суровым, чему особенно способствовал столь же суровый характер его жены. Вельси была ученицею богослова Эдварда Ирвинга, в которого и влюбилась. Ирвинг, однако, женился на другой. Когда Карлейль занял место Ирвинга, он решил заменить молодой девушке не только учителя, но и предмет сердца. Вельси писала ему по этому поводу: «Я люблю вас… Мои благороднейшие и лучшие чувства сосредоточиваются в этой чистой любви в вам. Я любила бы вас, если бы вы даже были моим братом, но сделаться вашею женою не могу никогда, никогда!». Карлейль ответил ей: «Вы любите меня, как сестра, и я люблю вас во всех смыслах этого слова! Вы не хотите вступать в брак, я также!». И тем не менее 17 октября 1826 года Карлейль женился на Иоанне Вельси. Ему было в то время 32 года, ей 25 лет.

Как видно из писем Карлейля и его жены, оба страшились брака. Еще за четыре года до женитьбы философ писал одному знакомому: «Говорю вам, что эти гениальные женщины — чистейшие дьяволы, если не умеешь правильно понимать их! Я убежден, что если женюсь когда-либо (а это очень возможно), то мне попадется именно такая женщина, и я только и жду, что жизнь наша будет самою беспокойной, самою неприятной на земле, смесь меда и полыни, самого сладчайшего и горчайшего — совершенно в духе природы: то великолепное солнечное сияние, то сейчас же после этого вихрь, град и мороз, гром и молния. Словом, страшная буря. Боюсь даже, что непогода возьмет верх над солнечным сиянием!».

В свою очередь и жена Карлейля писала, еще будучи совсем молоденькой девушкой, одной подруге, которая сообщала ей о своей предстоящей свадьбе: «Ты, вероятно, сочтешь меня сумасшедшей, если я тебе признаюсь, что почти вскрикнула, когда прочла твои слова: „Я намерена вскоре выйти замуж!“. У меня захватило дыхание, так как мысленно я видела, что ты сделала скачок в неизвестность. Поздравлять тебя значит, по моему, искушать Провидение. Наши свадебный церемонии кажутся мне с тех пор, как я начала мыслить, крайне бессмысленными и безбожными. Если есть время, когда человеческое существо должно молиться и серьезно сосредоточиться и когда ему нужно отказаться от суетливой возни и болтовни, то это, конечно, тот день, когда два человека соединяются, чтобы остаться верными друг другу „в хорошие и злые дни, пока смерть не разъединит“. И вот как раз этот-то серьезный, важный шаг ознаменовывают у нас праздничными пирушками, поздравлениями и подарками».

При таких условиях был заключен брак между Иоанною Вельси и Карлейлем. Чем более приближался день свадьбы, тем более охватывали их «страшные предчувствия». Они старались поддерживать друг друга. Иоанна говорила о свадебных приготовлениях, как о «страшных вещах», а Карлейль искал попеременно успокоения то в «Критике чистого разума» Канта, то в романах Вальтер Скотта. Незадолго до свадьбы он писал невесте: «Мне кажется, что мы уже. слишком близко к сердцу принимаем эту историю. Разве до нас не решались уже множество людей на этот отважный шаг? И все-таки без помощи табака мне не обойтись. Прошу тебя поэтому не делать никаких возражений, если я выкурю до трех сигар в дороге, кода представится случай. Этого вполне достаточно для моего успокоения». Не менее характерен заголовок последнего письма невесты к жениху: «Лебединая песнь девы Иоанвы-Бэль Вельси». Карлейль на это ответил: «Поистине восхитительная лебединая песнь! В ней кроются нежность и теплота, преданность и доверие, вполне достойные девы, прощающейся с девственною землею, лучшим украшением которой она была».