Миры Филипа Фармера. Том 05. Мир одного дня: Бунтарь, Распад - Филип Фармер

— Поэмы Гомера я помню. Это странно, потому что я не помню, кем был, когда их читал.

— Троя была лишь одним из городов, которые строились на том же месте. Первыми там поселились жители каменного века. На оставленном ими месте построились последующие обитатели. Селеньице стало большим селом, потом городком, потом большим городом — и каждое из этих поселений строилось поверх предыдущего. Вы — живая Троя. Вы строили одну личность за другой, одну поверх другой. И только последняя видна над землей. Все остальные скрыты под тем, кого вы называете Бейкер Но Уили.

— Что вы хотите сказать? Ведь те города, что внизу, не оказывают влияния на самый поздний, насколько мне известно.

— Идеальных сравнений не существует. Кроме того, я не уверена, что они не оказывают никакого влияния. Есть такая вещь, как психическое воздействие.

— И вы, человек науки, в это верите?

— Вопрос не в том, верю я или не верю. Это возможно, хотя и не доказано. А в вашем случае… Допустим, под последнюю Трою, вашу Трою, подложена мина. Шаткое основание, на котором она стоит, сразу обрушится, и весь город уйдет под землю, в туннели и подвалы. Все было бы иначе, если бы город стоял на твердой почве.

— Значит, я пережил что-то вроде землетрясения, когда явилась эта новая личность? Заметьте, я сказал «явилась». Я чувствую всем существом, хотя и не могу этого доказать, что не создавал Бейкера Но Уили. Мне его навязали.

— Кто навязал? Как бы там ни было, вы все-таки создали новое «я». Но это слишком сильно отразилось на вас… на ваших прежних «я». И что-то разладилось. Не знаю пока что. А может, и никогда не узнаю.

Арлен подалась вперед и взяла Кэрда за руку. Ее рука была прохладной и мягкой, но чересчур легкой. Кэрд видел, как она парит в воздухе. Она улетела бы, если бы не была приделана к туловищу.

— Вы слишком долго и слишком жестоко играли с реальностью, со своим основным «я». Теперь вы расплатились за это и остались без гроша. Ваша психика не хочет больше иметь дела с реальностью. Точнее, вы не хотите.

— Может быть, я вижу реальность не в нашем обычном представлении. Есть разные уровни реальности. Я вот вижу ее на атомном уровне. Мой взгляд проникает сквозь реальность, которую я видел от рождения, и видит иную ее разновидность. Одну из иных.

— Но ведь вы же не видите нас по-настоящему, как танец атомов? Это только образ, не так ли?

— В общем, да. Но иногда я вижу… точно мои глаза перемещаются в иное измерение. Вижу сарабанду молекул внутри электромагнитного поля. И это расстраивает меня… или расстраивало. Ведь ко всему привыкаешь… почти ко всему.

— Мне кажется, вы говорите правду. Зачем бы вы стали лгать?

— Действительно, зачем?

Она убрала руку и села прямо.

— Возможно, вам хочется попасть в разряд хронически душевнобольных.

— Зачем?

— Затем, что вы не можете жить в реальном мире. Или, если воспользоваться другим штампом, не хотите иметь дела с людьми. Вот когда вы смотрите в окно на оленей, видятся они вам как группы атомов или нет?

— Нет, — медленно ответил он.

— А когда вы видите себя в зеркале или на экране, представляетесь вы себе комбинацией атомов?

— Пока нет.

— Возможно, подсознательно вы чувствуете, что это вы — комбинация атомов, а не люди, которых вы видите. Но вы подавляете это глубинное ощущение, потому что оно вам по какой-то причине невыносимо. И проецируете собственное зеркальное отражение на других. Не они, а вы представляете собой атомы, замкнутые в магнитном поле.

— Возможно, — пожал плечами Кэрд.

— Подумайте над этим. И над тем, почему вы относитесь к этой возможности так спокойно. Многих пациентов она бы огорчила.

— Мне свойственно — этому моему «я» свойственно — рассматривать спорный вопрос с обеих сторон. Хотя правда может быть только одна. Все эти рассуждения насчет того, что правд много, — ерунда. Правда не клонируется.

— Ага! — встрепенулась Арлен. — Что это значит?

— О чем вы?

— Вы сказали, что правда не клонируется.

— Честное слово, не знаю. Так, вырвалось. Но мысль правильная. — Он засмеялся. — Если только сказанное мной — не клон правды, и я, следовательно, не прав. Глупо, да?

— Глупо?

Кэрд почувствовал себя не совсем ловко. Он знал: если пациент находит свое замечание глупым, значит, он подошел слишком близко к тому, чего хочет избежать. Так, по крайней мере, говорила ему Брускино, и то же самое он вычитал в одной из психитических кассет, которые запрашивал в библиотеке.

— Если это и означает что-то, я понятия не имею что, — сказал он.

Арлен быстро сменила тему. Возможно, эта тема была как-то связана с предыдущей и Арлен это сознавала, а он нет?

Она прижала к груди стиснутые руки, словно поймала в ладони правду или намек на правду — редкую птицу, которую хотела отогреть на груди.

— Как вам известно, я изучила записи, сделанные доктором Арсенти во время вашего лечения в Манхэттене. А еще…

— Избранные записи Арсенти. Сомневаюсь, что вам дали их полностью. Правительство…

— Пожалуйста, не перебивайте меня. Еще я ознакомилась с записями психика, лечившего вас в возрасте от трех до шести лет. Вы были очень робким, застенчивым ребенком — это доходило до патологии, судя по отчетам врача, хотя лично я считаю это суждение слишком категоричным. А потом вдруг, чуть ли не за одну ночь, вы сделались очень общительным, агрессивным и бойким мальчиком. Это случилось накануне вашего пятилетия…

— Вы давали мне смотреть эти кассеты. Но они не пробудили во мне никаких воспоминаний. Я точно смотрел на чужого мальчишку.

— Что-то в вас все-таки пробудилось. Детекторы это выявили. Но вы подавили свою реакцию. Во всяком случае, вашего детского психика крайне озадачила происшедшая с вами перемена. Следующий психотический отчет относится к вашему двадцатидвухлетнему возрасту, вскоре после смерти ваших родителей. Врач сообщает, что показатель отваги и агрессивности у вас выше среднего. Но психику, который обследовал вас перед поступлением в органическую академию, это понравилось. — Арлен перевела взгляд с экрана за спиной у Кэрда на его лицо. — Заметной реакции не произошло. Но думаю, там, глубоко внутри, какой-то отклик есть. — Она посмотрела на стенные электронные часы. — Мы с вами задержались на пять минут.

Они поднялись, и он сказал:

— Трудно, наверное, иметь дело с пациентом, у которого не было детства. Еще труднее, если он ничего не помнит из своих зрелых лет, хоть и не страдает амнезией по-настоящему.

— Более трудного у меня еще не было. И я благодарна за вас судьбе. Скучных больных не бывает, в этом я убеждена. Но бывают несколько утомительные, и большинство случаев укладывается в обычные рамки. Вы же уникальны. Я не знаю даже…

— Почему вы замолчали, Арлен?

— Может быть, вы — психический мутант.

— То есть прецедентов, которые вы могли бы использовать в моем лечении, не существует?

— Возможно. Да, вы правы. Их нет. Это и делает мою задачу такой увлекательной, и…

— Я еще вас прославлю.

— Не скрою, я думала об этом, — засмеялась она. — Но это не вскружило мне голову. Главное в том, что вы уникум и никогда не знаешь, чего от вас ожидать. Вас нельзя классифицировать как шизофреника. Честно говоря, я вообще пока не знаю, к какой рубрике вас отнести.

— Может, к окончательно трахнутым?

Она еще смеялась, когда он выходил из кабинета.

Ему самому было не до смеха. Когда за ним закрывалась дверь, он покидал область света, ее смеха, ее сияния и погружался во тьму. Его поглощал левиафан. И Кэрд, замкнутый в лишенном света тесном желудке, подвергался действию кислот.

Глава 27

В словаре указано, что политическая революция заключается в свержении правительства, формы правления или социальной системы с заменой их чем-то другим.

Правительство Земного Сообщества не было свергнуто, и форма его правления не изменилась.

Кэрд пересмотрел все, что было ему доступно, на предмет «революции». Хотя в новостях и документальных фильмах показывалась только ничтожная часть «волнений», становилось ясно, что если не большинство, то значительная часть населения активно протестовала и протестует против действий правительства. Из тысячи митингов, демонстраций, уличных беспорядков и случаев поливания мониторов краской телевидение показывало какой-нибудь десяток. Однако власти предержащие, похоже, благополучно выдержали шторм, хотя и не вошли еще в безопасную гавань. На горизонте зарождались новые бури.

Из телекадров он узнал и о судьбе тех, кто был замешан в его преступную деятельность. Самого Кэрда не стали судить из-за внезапного психического расстройства, как выражались дикторы. С остальными заговорщиками разделались быстро, хотя и не так быстро, как ожидалось. Когда выяснилось, что подсудимым ввели анти-ТП, судебную процедуру пришлось изменить. Однако под давлением многочисленных доказательств вины оказалось нетрудно вынести им приговор. Всех их, как и Кэрда, направили в лечебницы, и им грозила смертная казнь или каменирование в том случае, если их найдут неизлечимыми.