Слово - Сергей Алексеев

– Они что, – смеялись бойцы, – соревнуются, кто больше патронов пожжет?

– Не похоже, чтобы старики, – слышал Глотов разговоры бойцов. – Скорее всего СС, напились шнапсу и поливают…

Комбат мысленно соглашался. Ярость, с которой стреляли из замка, по сути, уже окруженного, могла быть только у людей, не надеющихся на милость победителя. Глотову приходилось сталкиваться с подразделениями, состоящими из стариков. Жертвы тотальной войны, люди, пожившие на белом свете, они понимали, что Гитлеру приходит конец, и сопротивлялись без остервенения, из-под палки, при удобном случае норовя сдаться в плен. За три года войны комбат научился без разведки определять, чем дышит противник.

Прячась за деревьями, Глотов прибежал во вторую роту и, скатившись в окоп, вызвал ее командира.

– Через десять минут снимешь свою роту и зайдешь к замку от реки, – приказал он, доставая карту. – И сразу готовь атаку. Вот-вот подойдут орудия.

Он взял у бойца плащ-палатку, накрылся ею, включил фонарь. В это время наверху послышался шорох и тяжелое дыхание.

– Товарищ капитан! – доложил связной. – Танкист с нейтралки приполз, обгорелый!

– Отправьте в санроту! – распорядился Глотов.

– Уже отправили, – .сказал боец. – Только с ним вместе перебежчик явился, из замка. Куда его?

– Кто такой? – спросил Глотов. – Фамилия, звание…

– А, старик, но офицер. И по-нашему умеет!

– Давай его сюда! – приказал Глотов рассмеялся. – Во времена пошли, «языки» сами приходят!.. Под Москвой, небось, не ходили! А у себя дома – пожалуйста.

Минут через пять в окоп спустили немца в мешковатой форме без погон и ремня. Глотов осветил его фонариком – из-под каски торчат совершенно белые, слипшиеся волосы; седая недельная щетина на впалых щеках. Дышит тяжело, с хрипом, однако спокоен и даже медлителен. Из-за тесноты окопа, в котором можно было только сидеть, немец оказался совсем рядом, и комбат ощутил его кислый солдатский дух.

– Кто такой? – спросил Глотов. – Фамилия, звание, должность?

Перебежчик сглотнул сухим горлом, снял каску.

– Отто Фрас, командир взвода, учитель гимназии, – отрекомендовался немец с сильным акцентом.

– Кто же все-таки – учитель гимназии или командир взвода? – переспросил Глотов.

– Учитель гимназии, – сказал немец. – Тотальная война, фолькштурм… Не стреляйте!

– Да кто в тебя стрелять будет? – отмахнулся Глотов. – Нужен ты… Кто обороняет замок? СС?

– Нет СС, нет СС! – вдруг возбужденно заговорил перебежчик. – Не стреляйте! Замок артиллерия стрельять нельзя! Снаряд – нельзя! Бомба – нельзя!

– Эк, какие вы! Нельзя! – возмутился комбат. – Я что, калачом вас оттуда выманивать буду? Сдавайтесь, стрелять не будем.

– Я говориль, я… я приказываль… – немец окончательно разволновался и стал забывать русский язык. – Меня не слушаль…

– Что-то я не пойму, – Глотов прислушался к пулеметному треску. – Ты зачем пришел? Сдаться в плен? Или на переговоры?

– Плен, плен, – закивал перебежчик. – Переговор…

– Так в плен или на переговоры? – злясь, спросил комбат.

– Я пришель предупредить: стрельять нельзя, – опять заладил немец. – Бомба – нельзя…

– Тьфу ты! – рассердился комбат. – Во бестолочь!.. – На войне, господин учитель-командир, стреляют! Войну не мы начали – вы! А теперь хотите жить – прекратите стрельбу и сдавайтесь. Нет – свое получите. Сейчас подойдет батарея, и через полчаса мы будем в замке.

– Батарея – нельзя! – немец замахал руками. – Взрыв, огонь!.. Я дать ценный сведений! Замок – дети, много детей! Они не слушаль…

– Что за дети?

– Мальчик, киндер – Гитлерюгенд! Стрелять нельзя!

– Вот оно что! – Глотов крутанул ручку полевого телефона. – То-то, гляжу, палят, гаденыши!..

– В замке ценность, дети – не понимать, – забормотал перебежчик. – Огонь; взрыв!.. Я приказываль! Нихт шиссен!..

Похоже, немец окончательно забыл русский язык и теперь сыпал по-своему, размахивая руками. Глотов связался со штабом полка, намереваясь доложить о перебежчике, и, ожидая, когда командир подойдет к телефону, грустно слушал немца. Тот, как заведенный, повторял по-русски одни и те же слова – «не стреляйте», «дети», «ценные сведения» – и с мольбой глядел на комбата.

– Товарищ капитан! Батарея прибыла! – доложил связной. – Орудия разворачивают.

Через несколько минут в окоп втиснулся знакомый Глотову командир батареи Лихота.

– Ну и местечко у вас, – проворчал он, снимая каску. – Из парка я стрелять не могу. С опушки – решетка мешает. Мне что, на площадь пушки вывозить? Нас же там порубят из пулеметов!

– Вдарь по решетке, – посоветовал Глотов. – Снеси ее, а потом по замку.

– Тогда отводи бойцов, – сказал Лихота. – Забор-то – чугунина сплошная. Своих побьем… А это кто здесь?

– Перебежчик, – бросил комбат, прижимая телефонную трубку к уху. – Да только какой-то ненормальный.

– Нихт шиссен! Не стрельять! – затараторил немец, видимо, принимая Лихоту за большого начальника. – Я дать ценный сведенья! Киндер, мальчик, гитлерюгенд…

Глотов услыхал знакомый бас командира полка в телефонной трубке и стал докладывать…

Начальник особого отдела полковник Муханов выехал в батальон Глотова уже потемну. Мощный трофейный «мерседес-бенц», взятый недавно из какого-то музея (будто бы на нем когда-то катался сам Гитлер), шел с потушенными фарами по шоссе, обгоняя колонны войск второго эшелона, дымящие кухни и грузовики с боеприпасами. Муханов сидел впереди, развернув на коленях карту, а на заднем сиденье, размером с хороший диван, спал переводчик Зайцев, немолодой, грузный лейтенант, бывший учитель немецкого языка. Страдая от «безработицы» на Волге, Зайцев теперь никак не мог выспаться, поскольку в Германии страдал от обилия работы. Тем более что уже вторую неделю шло стремительное наступление, и штаб дивизии был постоянно на колесах. Спать приходилось редко и где придется. Утром Муханов узнал, что штаб должен разместиться в старом замке под Виттенбергом, в одной из резиденции потомков саксонских курфюрстов, однако замок оказался сильно укрепленным. Его можно, конечно, взять и с ходу, но близился конец войны, и был приказ – беречь людей. Муханов с переводчиком выехали на передовую, чтобы на месте разобраться со странным перебежчиком, и вот уже час пробирались вдоль линии фронта к огромному парку, за которым стоял замок.

Наконец «мерседес» свернул с шоссе к темному лесному массиву и поехал по изъеденной танковыми гусеницами асфальтовой дорожке. Муханов услышал близкий пулеметный треск, редкий грохот орудий и, приказав Загнать машину в безопасное место, разбудил Зайцева.