Скорбь Гвиннеда - Кэтрин Куртц

Об этой келейке Джаван слышал и раньше, но вот видел ее впервые. Он еще решил, что ему здорово повезло, ведь Хьюберт вполне мог бы отправить его и в башенную темницу. Он ощущал присутствие архиепископа у себя за спиной, темное и угрожающее. Единственный факел, горевший у двери, отбрасывал свет на епископское кресло у стены напротив.

Он осветил также фигуру Хьюберта, когда тот поднялся и встал перед Джеваном, поигрывая хлыстом с узлами, именуемым "малым учителем".

- Вы бросили мне вызов прилюдно, Джаван. - Архиепископ впервые подал голос с того момента, как вошел в келью. Тон его был обманчиво мягким. - Я могу простить многое, ибо вы еще молоды, но только не публичное ослушание, особенно в той ситуации, когда вам могла грозить опасность.

Стараясь сдержать дрожь, ибо он не желал выказать слабость перед врагом, Джаван склонил голову с выражением раскаяния и покорности и скрестил руки на груди. Босые ноги отчаянно ныли от холода, особенно покалеченная ступня, и он побоялся, как бы не упасть, когда придется вставать. Лаже просто ходить босиком, без особого сапожка, было целой проблемой.

Впрочем, всего этого стоило ожидать. С самого начала Джаван знал, что за выходку у реки придется дорого заплатить. Он непростительно вел себя с Хьюбертом, и хотя тот никогда не осмелится причинить серьезный вред принцу крови, но мало ли иных способов привести бунтаря к покорности.., и Джаван не сомневался, что архиепископ выберет самые неприятные. Препоручив принца заботам двух угрюмых, молчаливых Custodes из свиты, Хьюберт ни единым словом не обмолвился с ним за всю дорогу домой. Это монахи привели его в эту келью, после того как принц переоделся в сухую одежду. И сейчас он ощущал их присутствие за дверью.

- Джаван, сейчас я говорю с тобой не как один из регентов, но как пастырь. - Хьюберт издал тяжкий вздох. - Когда ты попросил дозволения приехать в Валорет для религиозного обучения, возможно, ты забыл, что тем самым обязался быть во всем покорным моей воле и уставу сего Лома. То, что ты еще не принес святых обетов, избавляет тебя от нужды блюсти бедность и целомудрие, но не повиновение.

Я позволил тебе сопровождать нас в лагерь виллимитов, уверенный, что ты отдаешь себе в этом отчет. Я никак не ожидал, что ты бросишь мне вызов при всех, независимо от того, признал ли я позже твою правоту. Именно за эту строптивость ты стоишь сейчас здесь на коленях, и за нее понесешь наказание.

Ты понимаешь это?

Джаван с несчастным видом поник головой.

- Да, ваша милость.

- А понимаешь ли ты, почему нельзя стерпеть такое скверное, недопустимое поведение?

- Да, ваша милость.

- Так почему его нельзя стерпеть?

- Потому что вы архиепископ и мой духовный отец, ваша милость, пробормотал Джаван, зная, что именно этих слов Хьюберт ждет от него, и желая лишь поскорее завершить этот неприятный разговор. - Но.., позвольте мне сказать ваша милость.

- Только если это имеет отношение к тому, что случилось. И, надеюсь, ты не собираешься подыскивать себе оправданий?

- Не оправдания, нет, ваша милость. Но объяснение, если позволите.

- Позволяю.

Джаван с силой втянул в себя воздух, надеясь, что красноречие его не подведет.

- Прежде всего, я молю простить меня за оскорбительное поведение. Я никоим образом не хотел бросить вам вызов. Если бы мы могли переговорить наедине, надеюсь, вы бы увидели в моих словах простое расхождение во мнении, а не дерзость. Вы сами учили меня доискиваться до смысла своих поступков, ваша милость, и по совести, я должен признать, что чувствовал себя обязанным поступить таким образом. Но я понимаю, как это выглядело со стороны - будто я не подчинился вашей власти. Я прошу прощения за это и готов понести любое наказание.

Хьюберт хмыкнул, однако не презрительно, а скорее снисходительно-удивленно.

- И почему же ты чувствовал себя обязанным так поступить? поинтересовался он. - Что за несравненная дерзость - решить, будто ты лучше меня смог разобраться в ситуации!

- Потому что я, устал от всех этих убийств! - выпалил Джаван, полуотвернувшись от архиепископа.

Боль в коленях сделалась нестерпимой. - Ваша милость, я не знаю, сколько еще смогу выдержать! Я пытаюсь быть хорошим принцем и терпеть все, что должен, но почему же ранг требует от меня столь многого? Скольких еще невинных задушат и четвертуют у меня на глазах...

- Ты вытерпишь столько, сколько положено, - с каменным лицом парировал Хьюберт и, уперев кончик хлыста принцу в подбородок, заставил того взглянуть на окровавленного Христа. - Подобно Ему, ты вынесешь все, что должен. Ты осушишь свою чашу до дна, ибо ты - принц, и однажды встанешь одесную Бога, либо как священник, либо даже как король. И не тебе решать, в столь юном, нежном возрасте, что тебе под силу, а что нет. Я ясно выразился?

Как он ни пытался сдержать слезы, но они заструились по щекам, и Джаван дернул головой.

- Я.., ясно.., выразился? - повторил Хьюберт, с каждым словом опуская хлыст на плечи принца.

Рухнув на пол, тот сумел лишь жалобно выдавить:

- Ла, ваша милость.

- Отлично. Я рад, что мы понимаем друг друга.

Так... - Хьюберт тяжело вздохнул. - Теперь вопрос покаяния. Я доволен, что ты сознаешь свою вину и раскаиваешься. Поэтому я прощаю тебя - с условием, что подобное никогда больше не повторится.

Позднее мы еще поговорим о том, к чему может привести твой поступок. Аббат Секорим ужинает со мной сегодня, и я буду ждать тебя к трапезе. Однако перед тем ты должен еще понести наказание за свое поведение. Есть предложения?

Джаван покачал головой.

- Что ж, ладно. Во-первых, поскольку ты сам покаялся в своей ошибке, не пытаясь ничего отрицать, я буду настолько любезен, что поступлю с тобой как с мужчиной, а не испорченным ребенком. С ребенка следовало бы попросту спустить штаны и как следует выпороть.

Джаван позволил себе чуть заметный вздох облегчения.

- Тем не менее, - продолжил Хьюберт, - поскольку ты нанес мне оскорбление как архиепископу, невзирая на то, что обязан мне покорностью, ибо пребываешь под моей крышей, наказание тебе будет назначено такое же, как всякому брату-мирянину, блюдущему устав сего Лома. Если бы нечто подобное совершил кто-то из монахов, он получил бы двадцать плетей. - Джаван вздрогнул, когда "малый учитель" стегнул его по плечу. - Удары могут быть до крови, но шрамов не оставят. Принимаешь ли ты это наказание?

С трудом сглотнув, Джаван все же кивнул. Он опасался худшего.

- Принимаю, ваша милость.

- Тогда подтверди это лобзанием "учителя". - И Хьюберт ткнул плеть ему под нос, - Словесно же ты должен молвить: Deo gratias.

- Deo gratias, - покорно повторил Джаван и склонил голову, стараясь не смотреть на узлы, завязанные на концах плети.