Трагедия 1941 года - Арсен Мартиросян

Рассказ Голованова подтверждается выступлением перед читателями генерала армии С. М. Штеменко. Вот отрывок из стенограммы: «Командный пункт Жукова в период угрожающего положения находился ближе к линии обороны. Жуков обратился к Сталину с просьбой о разрешении перевода своего командного пункта подальше от линии обороны, к Белорусскому вокзалу. Сталин ответил, что если Жуков перейдёт к Белорусскому вокзалу, то он займет его место».

Бывший командующий Московским военным округом и Московской зоной обороны генерал-полковник Павел Артемьевич Артемьев в 1975 г. вспоминал, что в ответ на эту просьбу Жукова Сталин ответил следующим образом: «Если вы попятитесь до Белорусского вокзала, то я в Перхушкове займу ваше место».

В первой же части процитированного выше рассказа Голованова, опубликованного Ф. Чуевым под названием «Лопаты» в книге «Несписочный маршал» (М., 1995), говорится следующее: «В октябре 1941 г., в один из самых напряженных дней московской обороны, в Ставке обсуждалось применение 81-й авиационной дивизии, которой командовал Голованов. Неожиданно раздался телефонный звонок. Сталин, не торопясь, подошел к аппарату. При разговоре он никогда не прикладывал трубку к уху, а держал ее на расстоянии — громкость была такая, что находившийся неподалеку человек слышал всё. Звонил корпусной комисcap Степанов, член Военного Совета ВВС. Он доложил, что находится в Перхушкове, немного западнее Москвы, в штабе Западного фронта.

— Как у вас дела? — спросил Сталин.

— Командование обеспокоено тем, что штаб фронта находится очень близко от переднего края обороны. Нужно его вывести на восток, за Москву, примерно в район Арзамаса (а это, между прочим, уже Горьковская область. — A.M.). А командный пункт организовать на восточной окраине Москвы.

Воцарилось довольно долгое молчание.

— Товарищ Степанов, спросите в штабе, лопаты у них есть? — не повышая голоса, сказал Сталин.

— Сейчас. — И снова молчание. — А какие лопаты, товарищ Сталин?

— Всё равно, какие.

— Сейчас… Лопаты есть, товарищ Сталин.

— Передайте товарищам, пусть берут лопаты и копают себе могилы. Штаб фронта останется в Перхушкове, а я останусь в Москве. До свидания.

Он произнёс всё это спокойно, не повышая голоса, без тени раздражения и не спеша положил трубку. Не спросил даже, кто именно ставит такие вопросы, хотя было ясно, что без ведома командующего фронтом Жукова Степанов звонить Сталину не стал бы».

В воспоминаниях одного из руководящих работников охраны Сталина — генерал-лейтенанта В. Румянцева — концовка этого же эпизода выглядит так: «Товарищ Степанов, дайте каждому вашему товарищу по лопате в руки, пусть роют себе братскую могилу. Вы останетесь в Перхушкове, а я в Москве. Отступления не будет. Только вперед». Такова была реакция Сталина.

Во-первых, очевидно, что Жуков как минимум дважды предпринимал такие попытки — через не имеющего никакого отношения к подобным вопросам какого-то корпусного комиссара, второй раз — через генерала Соколовского. Что называется, не мытьем, так катаньем с передовой, хотя другим выдавал, причем в самых грубейших формах, приказы стоять насмерть… Во-вторых, в обоих случаях Жуков, по сути дела, подставлял головы других, хотя был обязан лично докладывать об этом Верховному Главнокомандующему. В-третьих, вопрос об обороне Москвы стоял тогда чрезвычайно остро, и только исключительная принципиальность, сознание своей особой ответственности за судьбу Родины, личное мужество, а также чисто стратегические соображения, чем в совокупности и руководствовался в тот момент Сталин, предотвратили паническое бегство командующего Западным фронтом и фактический развал фронта. По свидетельству личного шофёра Сталина — А. Кривченко — именно в те дни Сталин и сказал: «Остаюсь в Москве, с русским народом»! Более того. В те же дни Сталин ясно сказал, что если немцы и войдут в Москву, то только через его труп!

В этой связи весьма любопытен такой факт. На заседании Президиума Российской академии наук 16 ноября 1999 г. член-корреспондент РАН Н. Н. Шмелёв говорил: «Когда я был молодым человеком, то случайно узнал из двух источников, что по личному распоряжению Хрущева уничтожена одна бумажка. Потом покойный академик A. M. Деборин подтвердил, что такая бумажка была и он держал ее в руках. Бумажка — это постановление Политбюро ЦК от 16 октября 1941 г. о сдаче Москвы, где были подписи всех членов Политбюро, включая и Н. С. Хрущёва, не было лишь одной подписи — Иосифа Виссарионовича Сталина. Он не подписал эту бумагу».

Покойный ныне публицист Феликс Чуев был также и хорошим поэтом. Его перу принадлежит пронзительное стихотворение, связанное именно с этими событиями:

Уже послы живут в тылу глубоком,Уже в Москве наркомов не видать,И панцирные армии фон БокаНа Химки продолжают наступать.Решают в штабе Западного фронта —Поставить штаб восточнее Москвы,И солнце раной русского народаГорит среди осенней синевы…Уже в Москве ответственные лицаНе понимают только одного:Когда же Сам уедет из столицы —Но как спросить об этом Самого?Да, как спросить? Вопрос предельно важен,Такой, что не отложишь на потом:— Когда отправить полк охраны ВашейНа Куйбышев? Состав полка уже готов.Дрожали стёкла в грохоте воздушном,Сверкало в Александровском саду…Сказал спокойно: — Если будет нужно,Я этот полк в атаку поведу.

Что же до того, что-де Сталин якобы планировал удрать из Москвы в октябре 1941 г., то миф об этом был запущен ещё Геббельсом. Зачем — понятно. Но вот зачем на одну доску с Геббельсом полезли советские писатели — М. Паджев в книге «Через всю войну» и вслед за ним П. Проскурин в романе «Имя твоё» — вопрос, конечно, интересный. Потому как наврали они с три короба. Что-де Сталин приехал в Рогожско-Симоновский тупик, где стоял специальный поезд, и в тяжелых раздумьях два часа ходил по платформе, размышляя ехать ему в Куйбышев или остаться в Москве? Красиво умели брехать советские писатели — прямо-таки, как доктор Геббельс. А что в действительности-то?

А в действительности было следующее. По свидетельству сотрудников личной охраны Сталина — А. Рыбина, П. Лозгачева, А. Белехова, П. Шитоха, В. Круташева, С. Кашеварова, В. Тукова и других — специальный поезд и в самом-то деле был заранее подготовлен. Ничего сверхъестественного в этом нет. Меры безопасности руководителя государства должны быть всеобъемлющие и предприниматься заранее. Однако Сталин туда не приезжал, поезда этого не видел и по платформе не расхаживал, тем более что ее там и не было. Более того. Случайно заметив, что комендант дачи в Семеновском — С. Соловов — перевозит куда-то вещи с дачи, Сталин дал ему нагоняй и сказал: «Никакой эвакуации не будет, остаёмся здесь до победы».

Кроме того, для Сталина был подготовлен также специальный пассажирский самолет «Дуглас» и звено истребителей для охраны в полете. Самолёты стояли под особой охраной НКВД на аэродроме имени Фрунзе. Однако Сталин и туда ни разу не приезжал.

Несмотря на весь риск, Сталин прекрасно понимал значение фактора своего пребывания как руководителя государства в столице для стойкости фронта и вообще устойчивости всего государства. Ведь некоторые представители, например, творческой интеллигенции уже мастерили себе парадные платья, чтобы в праздничных нарядах встретить гитлеровских ублюдков. Об этом рассказывала наша выдающаяся балерина М. Плисецкая в интервью знаменитому А. Караулову в 2005 г. Но как только стало известно, что Сталин никуда не уехал, многие стали отказываться от эвакуации. К примеру, великий русский певец, солист Большого театра С. Я. Лемешев так и заявил: «А почему я, собственно, должен ехать в Куйбышев, когда Сталин находится в Москве? Нам надо здесь помогать фронту, открывать наш театр, а не стремиться в тыл».

Сталин остался в Москве — значит, Москва выстоит! Все прекрасно поняли, что это означает, — Победа действительно будет за нами!

Миф № 43. Рихард Зорге спас Москву, Сталин злоумышленно не спас его, так как не желал иметь свидетеля своих промахов

Миф вызревал, начиная с 1964 г., в течение 40 с лишним лет. Как таковой оформился уже на наших глазах. Ряд современных, чином говорящих голов освобожденные от ума, чести, порядочности и элементарного знания «демократических» историков и журналистов часто используют его в своих ужасных сказках о нехорошем Сталине, которыми периодически стращают народ. «Владыка журнализм! Глупец, которому дано при помощи столбцов дурачить по утрам три тысячи глупцов!» — говаривал ещё Альфред Мюссе.