Плач - Кристофер Сэнсом

– Иди чуть позади нас, Мэри. Я хочу кое-что обсудить с мастером Шардлейком.

– Да, Ваше Величество.

Мы медленно двинулись по галерее. Через равные промежутки в стене находились ниши, наполненные редкими драгоценностями, выложенными на столах с каменными ножками: ящик с необычными золотыми и серебряными монетами, камни и минералы всевозможных цветов, несколько причудливых часов, чье тиканье звучало аккомпанементом нашему продвижению. Екатерина остановилась у стола, на котором лежали раскрытая книга и несколько листов бумаги с заметками, написанными ее почерком. Я уставился на них, и она посмотрела на меня с грустной улыбкой.

– Не беспокойтесь, Мэтью. Я изучаю испанский язык – это отвлекает и полезно для дипломатических встреч. Здесь всего лишь мои заметки. – Она осмотрела галерею. – Это мое любимое место во дворце. Здесь я могу спокойно говорить, а глаза отдыхают на сокровищах.

– Здесь много красоты, – согласился я.

– Часы напоминают мне, что, как ни безумны заговоры придворных и планы за этими дверями, время течет, не обращая на них внимания. – Ее Величество посмотрела мне в лицо своими зелеными глазами. – И приближает нас к суду.

Рядом закопошилась и запищала разбуженная шумом птичка. Королева подошла к клетке и сняла покрывало – и сквозь прутья на нас посмотрела хорошенькая желтая канарейка.

– Стыдно видеть ее в клетке, – осмелился сказать я.

Екатерина посмотрела на птицу.

– Все мы в клетке, Мэтью, в тюрьме этого суетного мира.

Я не ответил.

– Я хочу, чтобы вы искали спасения, Мэтью, – продолжала моя царственная собеседница. – Я уверена, что Бог должен призвать вас.

– Я не слышу Его, Ваше Величество, – признался я и некоторое время молчал в нерешительности. – Недавно я познакомился с другим юристом, его зовут Филип. Он из так называемых радикалов. Хороший человек. И все же в некотором смысле – зашоренный.

– Разве это зашоренность – искать веру, иметь веру?

– Может быть, я слишком строптив и своеволен для той веры, как ее понимаете вы и он. А по-вашему, это означает, что я проклят? – тихо спросил я.

Екатерина замерла в изумлении. Ее лицо казалось бледным в свете свечей. Наконец она мягко проговорила:

– Только Бог ответит в конце на такой вопрос. Но он держит всю радость истинной веры для тех, кто ее примет.

– Правда? – спросил я. – Я могу только гадать, так это или нет.

– Тогда зачем же вы делаете все это для меня? Я прошу от вас все больше и больше. Это ставит в серьезную опасность вас самого и тех, кто дорог вам. Я только что видела, как вы волнуетесь за тех, кто у вас работает.

– Да, это так. Но ведь Николас молод и безрассуден и ищет приключений, а Барак… – Я вздохнул. – Он уже не молод, но все равно безрассуден и стремится к приключениям.

Королева внимательно посмотрела на меня:

– А вы делаете это, потому что вас попросила я?

– Я делаю это для вас, из преданности вам, – тихо ответил я. – И потому, что если ваша сторона одержит верх, людям может быть позволена некоторая свобода совести и вероисповедания, потому, что подмастерьев, молодых дворянок и старых священнослужителей не будут сжигать заживо у столба за их личные верования на глазах у таких людей, как Рич и Гардинер.

Екатерина потупилась и через некоторое время прошептала:

– Вы хотите сказать: когда умрет мой муж?

И тут слова вдруг потоком полились из меня:

– Люди страшно запуганы, Ваше Величество. Они боятся, что за любую веру, которая может одобряться сегодня, через месяц их могут послать к столбу. Это ведет их не к вере, а к осторожному, полному страха фарисейству. Страха перед тюрьмой и костром, – тихо добавил я.

– Я тоже боюсь этого, – ответила моя собеседница. – Иногда в эти последние месяцы я бывала так поражена страхом, что еле могла встать с постели, не говоря уж о том, чтобы говорить и вести себя, как подобает королеве. – Она содрогнулась.

Мне страшно хотелось прикоснуться к ней, утешить ее, но я не смел этого сделать. Какое-то время мы молча стояли напротив огромного причудливого камина, где над пустой решеткой резвились высеченные на панелях геральдические звери. Мэри Оделл дожидалась в нескольких ярдах от нас, скромно сложив перед собой руки.

Наконец королева глубоко вздохнула.

– Моя семья надеется, что когда-нибудь я стану регентом при принце Эдуарде, – тихо проговорила она. – Если это случится, не будет никаких сожжений, никаких преследований. Правила управления Церковью будут пересмотрены, исчезнет смертная казнь. – Она сардонически улыбнулась. – Но Сеймуры, как дядюшки короля, считают, что у них больше прав на это. Хотя я уверена, они тоже захотят смягчить суровость законов. Одно время мы вместе противостояли Гардинеру и его сторонникам, но в будущем… Все в руках Божьих. – Ее голос зазвучал более страстно. – Я утешаюсь тем, что будущее в Его руках. Наш долг – быть Его прислугой на этой бедной, жалкой земле. – Она снова склонила голову. – Но я нарушила этот долг, когда из гордыни сохранила свою книгу вопреки советам архиепископа.

– А мой долг – вернуть собственность, украденную у благороднейшей леди, и призвать к ответу убийц. Это все, что я могу обещать, Ваше Величество. Я не могу обещать поисков веры.

– Это больше, чем сделало бы для меня большинство, – улыбнулась королева, а потом импульсивно подняла руку, словно собираясь коснуться моего локтя, но тут же уронила ее обратно.

Когда она заговорила снова, ее голос звучал ровно и даже несколько формально:

– Час уже очень поздний, Мэтью. Мэри может приготовить для вас комнату во внешних апартаментах, чтобы вы ушли завтра утром. Я знаю, у вас много дел.

Мне нашли место у ворот – большую комнату с тростниковой циновкой и удобной кроватью. Я спал крепко и проснулся поздно: солнце уже поднялось высоко, и с широкого двора за окном доносился говор людей. Было воскресенье, и звонили церковные колокола внутри дворцового квартала и за ним. Мне вспомнилось, что вчера состоялись похороны Билкнапа, о которых я совсем забыл. Интересно, пришел ли на них кто-нибудь? Что же касается его предсмертного злорадства – возможно, эта тайна умерла вместе с ним.

Я торопливо оделся: мне нужно было доставить сообщение Стайсу, а также я хотел поговорить с Николасом. Выйдя из апартаментов, я увидел людей, собравшихся с трех сторон двора у помещения королевской стражи. Слуги, придворные, чиновники – казалось, все сошлись в этом месте. Чуть поодаль я заметил Уильяма Сесила и протолкался сквозь толпу поздороваться с ним.

– Брат Шардлейк? – удивился он. – Вы пробыли здесь всю ночь?

– Да, мне предоставили ночлег, так как было очень поздно.