Улица младшего сына - Лев Кассиль

Не кинуться ли, на счастье, прямиком к лазейке? Пусть стреляют! Не сразу же попадут…

А если подстрелят? Кто же тогда предупредит партизан?

Может быть, подползти вон к тому шлангу, попробовать безопасной бритвочкой, которая всегда хранилась у Володи в кармане, перепилить проклятую кишку, зубами перегрызть ее?.. Да что толку? Ну, перережет он один шланг, а другие останутся. И вон те чугунные трубы бритвочкой не возьмешь.

Нет, лучше выкопать осторожненько фашистскую мину затяжного действия. Володя, проползая под каменоломнями, приметил не одну такую… Да, выкопать, подползти с ней под самую главную трубу, а потом издали потянуть за бечевку (у запасливого разведчика был припрятан в кармане моток) и подорвать мину вместе с трубопроводом…

План этот сперва очень понравился Володе. Но потом он сообразил, что взрыв вызовет большую тревогу у гитлеровцев: сбегутся солдаты, начнут прочесывать весь район, схватят партизанского разведчика. Конечно, Володя им ничего не скажет, как бы ни пытали, лучше умрет… Но там, под землей, тоже ведь никто не расскажет партизанам о случившемся, не предупредит их о том, что еще грозит подземной крепости, когда фашисты исправят трубу. Нет, все это не годилось. Надо было действовать незаметно. Однако проникнуть при свете дня к оцепленным каменоломням, где вокруг были расставлены караулы гитлеровцев, было почти невозможно. И все же Володя решил не ждать темноты.

«Ничего, проскользну как-нибудь… ничего… не заметят», — шептал про себя маленький разведчик, прячась от часовых за вывороченными глыбами известняка, осторожно, боясь вздохнуть, проползая между минными ловушками. И он полз, весь дрожа, припадая ухом к обледенелой земле, вжимаясь в нее, бесшумно подтягиваясь, все полз и полз — в двадцати метрах от гитлеровских солдат… Володя хорошо слышал их гулкие шаги. Иногда казалось, что они бухают возле самой его головы. Он замирал, пятился, отползал в сторону, лежал, минуту-другую прислушиваясь, снова начиная пробираться к своему лазу.

Вот наконец и те два больших камня, под одним из которых была расщелина, известная одному лишь Володе. Он прикинул расстояние до камней. В три прыжка можно было добраться до лазейки, скользнуть в ее спасительную тень. Но вдруг, почти над самой головой, Володя услышал негромкую немецкую речь и стук металла о камень. Он прижался к мерзлой земле, застыл неподвижно, потом очень медленно приподнял голову… и чуть не заплакал от ярости и досады. Надо же ведь! Уже почти добрался, никем не примеченный, до своего лаза, а тут вдруг на тебе! Двое гитлеровских солдат — один с автоматом, другой с винтовкой — вышли из-за больших камней и уселись в нескольких шагах от Володиного лаза, о существовании которого они, видно, и не подозревали. Нечего было и думать о том, чтобы проникнуть теперь в лазейку. Солдаты, наверное, входили в один из патрулей, карауливших все замурованные выходы из каменоломен. Володя слышал, как чиркнула спичка, потом до него донесся характерный запах немецкого табака — кнастера. Должно быть, солдаты расположились здесь надолго, а время шло, дорога была каждая минута.

Что же было делать? Наш разведчик совсем измаялся в глубокой рытвине, куда он заполз, прячась. Ему вдруг вспомнился давнишний случай в штабе, когда Зябрев подшутил над ним и Ваней Гриценко, заставив мальчиков представить себя хоть на некоторое время командирами. Тогда, несколько минут побывав на месте начальника, Володя впервые почувствовал, как велико бремя ответственности, которую смело принимает на себя командир. Володя тогда понял, что если отвечать за других, за всех, то надо быть очень сильным, иначе не справишься.

А теперь он, именно он, Володя Дубинин, отвечал перед самим собой за жизнь всех, кто был там, под землей, все теперь зависело от него одного. Вся надежда была на него. Они же там, под землей, ничего не знают, и только он может предупредить их — он, и никто иной, кроме него!

Впервые в жизни ощущал Володя такую огромную, такую грозную ответственность за жизнь нескольких десятков людей, каждый из которых ему был несказанно дорог. Сейчас он вдруг почувствовал, что эта ответственность за жизнь доверившихся ему людей делает его взрослым, сильным, большим. Он ощутил в себе необыкновенную решимость и осмотрелся вокруг теперь уже спокойно, внимательно. Если минуту назад мальчик готов был от отчаяния вцарапываться в землю, чтобы как-нибудь проникнуть сквозь ее толщу в партизанскую крепость, то сейчас он снова стал опытным разведчиком, предельно осторожным в каждом движении, быстро примечающим и способным мгновенно делать выводы.

Неподалеку от камней, скрывавших в своей тени Володину лазейку в каменоломни, росли густые колючие кусты. Маленький разведчик, в голове которого внезапно созрел хитрый план действий, бесшумно пополз в заросли. Еще раз ощупал он моток бечевки в кармане. По дороге ему попалась толстая палка, неоструганная, еще сырая, надломленная посередине. Он и ее прихватил с собой.

Подобравшись к кустам, Володя лежа вытянул из кармана бечевку, размотал конец, согнул по надлому прихваченную им по пути палку, сделал из нее рогатку, привязал к толстому суку над землей и стал отползать в сторону, продолжая тянуть за собой разматывающуюся веревку. Так он заполз в небольшое углубление почвы. Теперь его отделял от камней, между которыми находилась лазейка, лишь небольшой каменистый пригорок. Через него можно было перескочить в один миг, надо было лишь отвлечь гитлеровцев от этого места. И вот, припав к земле за скрывавшим его пригорком, Володя стал дергать бечевку, протянутую к кустам. Привязанная к кусту палка запрыгала, стукаясь об обледенелые сучья зарослей.

Патрульные, сидевшие возле Володиного лаза, были увлечены разговором и ничего не замечали. Володя дернул бечевку посильнее. Палка застучала, кусты шевельнулись, шурша, с них посыпались на землю сосульки и смерзшиеся лепешки снега. Володя услышал, как вскочили патрульные, разом прервавшие свою беседу. Он опять несколько раз подряд подергал бечевку, кусты задвигались так, словно кто-то полз под ними, пробираясь через заросли.

— Ахтунг! Хальт! Стоять! — проревело чуть ли не над самой головой разведчика.

Он замер на секунду, но тут же сообразил, что солдат кричит не ему, а зашевелившимся кустам, и изо всей силы задергал свою бечевку. Он услышал, как забухали, удаляясь от него, сапоги патрульных, спешивших к зарослям. Донеслись резкие окрики. Пронзительно залился караульный свисток. Послышался топот сбегавшихся гитлеровцев, которые, должно быть, оцепляли подозрительно ожившие кусты. Потом раздалось несколько выстрелов. Видно, фашисты всполошились не на шутку.

Но Володя, хотя ему было и очень интересно узнать, что будут дальше делать гитлеровцы, не стал терять времени. Он давно уже привязал к тому концу веревки, который был у него в руках, небольшой камешек. Убедившись, что солдаты отбежали достаточно далеко от лазейки, он сам мгновенно очутился возле нее, с силой метнул по склону холма камешек, и тот увлек за собой веревку. Теперь она не могла направить гитлеровцев к подземному ходу. Володя еще раз огляделся, юркнул в расщелину и был таков!

Через несколько минут, пробравшись через подземные завалы, на ощупь найдя в темноте уже знакомую дорогу, он со всех ног несся по подземных коридорам.

Он так спешил, что, добежав до штаба, совсем было задохнулся и не сразу мог рассказать Лазареву о своем страшном открытии. Впрочем, к его удивлению, командир отнесся к этой новости довольно спокойно. Правда, он сейчас же вызвал Жученкова и аварийную команду и приказал немедленно ставить две прочные стенки в верхней галерее, там, где в последние дни слышался звук бурения.

— Ты сядь, Володя, отдышись, — успокаивал он мальчика. — Ну, чего ты так перепугался? С огнем справились — и воду одолеем. Поставим плотину наверху. А что ты такое дело сегодня разведал — конечно, очень важно. За это тебе от всего командования спасибо, дорогой! Могли бы они нам дел наделать! Это ты нас просто спас.

Был объявлен, как любил выражаться дядя Яша, подземный аврал.

Все свободные от дежурств и караулов партизаны были срочно направлены в верхний ярус. В полной тишине, чтобы не привлечь внимания немцев, продолжавших орудовать над самой головой у партизан, начали возводить внутренние стены и перегораживать ими коридоры, которые вели к опасному сектору.

И вовремя! Каменные перегородки еще не были окончательно сложены, когда сверху через один из стволов, размурованных гитлеровцами, хлынула, шумно бурля, вода. Она быстро затопила верхнюю галерею, ударила струйками сквозь щели еще не зацементированных каменных стен. Высоко держа над головами шахтерские лампочки, по колено, а кое-где и по грудь в студеной воде, партизаны заделывали отверстия в подземных плотинах. Всю ночь шла работа. К утру вода уже не проникала в нижнюю галерею. Но так как враги могли каждую минуту пустить воду через другие шурфы, партизаны продолжали возводить водонепроницаемые каменные преграды на всех подозрительных участках верхних галерей.