Русские подвижники 19-ого века - Евгений Поселянин

Г-жа А. Д. Карбоньер была тяжко больна и лежала, не вставая, в постели. Раз видит она, как о. Амвросий входит в ее комнату, приближается к постели, берет ее за руку и говорит: "Вставай! Полно тебе болеть!" — и затем становится невидим. Тогда же больная, жившая в Козельске, встала и пешком пошла в Шамордино благодарить своего исцелителя. О. Амвросий принял ее, но велел ей молчать о том до своей смерти.

У одного состоятельного помещика служил бедный многосемейный дворянин. Помещик, продав имение, отказал бедняку. Положение было крайнее. Слышав о мудрости и доброте о. Амвросия, он решился идти в Оптину за советом. Вскоре видит он в окно странника в монашеской шапке и с палочкой. Любя принимать странников, он сейчас зазвал его к себе, угостил, чем мог, рассказал о своем горе, потому что собирается в Оптину. Странник сказал, что о. Амвросий переехал в Шамордин, и советовал спешить, чтоб застать его. Когда странник ушел, жена дворянина посоветовала вернуть его и предложить ему ночевать у них. Но странника не могли найти. Придя в Шамордин, бедняк узнал в о. Амвросии бывшего у нею странника. Упав старцу в ноги, он хотел открыть ему все, но старец оказал ему: "Молчи, молчи!" Затем он указал на стоявшую тут же барыню и промолвил: "Вот у ней будешь служить и успокоишься". Барыня эта, богатая помещица, дала ему хорошее место в своем имении.

Наступало последнее время жизни старца. Летом 1890 года он переехал в Шамордино. Осенью несколько раз собирался он ехать обратно — и всякий раз занемогал. Видно, на то была воля Божия, чтоб отдать ему свое последнее дыхание родному детищу — Шамордину.

К концу зимы 1891 года о. Амвросий страшно ослабел, но весной силы как будто вернулись. Раннею осенью стало опять хуже. Посетители видели, как иногда старец лежал, сломленный усталостью: голова бессильно падала назад, язык еле мог произнести ответ и наставление; чуть слышный, неясный шепот вылетал из груди, а он все жертвовал собой, никому не отказывал.

В это время старец говорил несколько загадочные слова, которые объяснились потом, когда он умер и в которых он предсказывал обстоятельства своей кончины.

Уже некоторое время калужский преосвященный требовал возвращения старца в Оптину. Что мог ответить ему старец, кроме того, что говорил и другим: именно что задержался в Шамордине по особому смотрению Божию. Когда ему говорили что могут отвезти его в Оптину силой, он говорил: "Я знаю, что не доеду до Оптиной; если меня отсюда увезут, я на дороге умру".

Все лето в Шамордине ожидали приезда архиерея.

— Как встречать нам владыку? — спрашивали сестры старца.

— Не мы его, а он нас будет встречать, — отвечал старец.

— Что для владыки петь?

— Мы пропоем ему аллилуйя, — отвечал старец.

— Батюшка, о многом владыка будет спрашивать у вас.

— Мы с ним потихоньку будем говорить, никто не услышит.

Когда один близкий старцу монах объявил, что владыка скоро будет, старец, всегда принимавший архиереев в келье, теперь сказал: "Ну что ж, ступай в церковь и приготовь место, где мне стоять".

С 21 сентября старец занемог; появились крайняя слабость, потеря слуха и голоса, сильная боль в ушах, лице, голове и во всем теле.

Затем на несколько дней ему полегчало, но глухота продолжалась, и вопросы писались для него на большом листе, и он давал устно ответы.

С 6 октября положение ухудшилось. Всякий час можно было ожидать конца. Старец был особорован, а 9 числа приобщен ближайшим своим учеником и преемником, о Иосифом. В этот день приезжал проститься со старцем оптипский настоятель о. Исаакий. Видя изнеможение больного старца, он заплакал. Батюшка, увидев о. настоятеля, поднял руку и снял с себя шапочку.

Батюшка неоднократно говаривал: "Вот целый век свои я все на народе, — так и умру". Это и случилось.

Утром в четверг 10 октября силы совсем оставили старца. Он лежал без движения. Уста уже не шевелились. О. Иосиф поехал в оптинский скит, чтоб привезти приготовленные для себя старцем погребальные одежды — между прочим, холщовую рубашку о. Макария, на которой о. Амвросий сделал собственноручную надпись: "по смерти моей надеть на меня неотненно".

В одиннадцать часов прочитан был канон Божией Матери на исход души. Когда прочли отходную, старец начал кончаться. Он дважды сильно вздохнул, потом поднял правую руку, сложил ее для крестного знамения, донес ее до лба, потом на грудь на правое плечо и, донеся до левого, сильно стукнул рукой о плечо — и дыхание прекратилось. Потом он вздохнул еще в последний раз. Было ровно половина двенадцатого дня.

Долго стояли все кругом в оцепенении. Светел и покоен был лик старца. Его озаряла неземная улыбка.

В самую минуту кончины старца епископ Виталий выехал из Калуги в Шамордин и был глубоко поражен, получив в пути известие о его кончине.

Горя Шамордина не описать словами. Сестры не отходили от тела своего учителя. По их горячим просьбам, когда старец лежал уже в гробу, был расшит большой пароман, покрывавший лицо почившего. Лицо было чудное, светлое, с выражением привета, какое было у батюшки, когда после долгой разлуки он встречал дорогих своих детей. От угара свечей или тесноты, даже капельки пота были заметны на светлом лице старца, как у живого.

11 числа гроб перенесен был из настоятельского корпуса, где почил старец, в церковь. Между Оптиною и Шамординым шел спор о том, где хоронить старца. Спор разрешен был Св. Синодом, назначившим местом погребения Оптину.

Отовсюду съезжались лица всех сословий. Всего в Шамордине собралось до восьми тысяч народу. Панихиды служились по желанию народа днем и ночью. Народ приносил платки, куски холста, прося приложить к телу старца, и принимал их обратно как святыню.

13 утром прибыл преосвященный и прямо направился к церкви, где в это время пели по окончании "непорочных" слова аллилуйя, аллилуйя аллилуйя — о чем говорил старец: "Мы пропоем владыке аллилуйя".

После литургии, отслуженной архиереем, и надгробных речей началось торжественное отпевание. Прощание с телом сестер длилось до трех часов.

14 октября состоялось перенесение тела в Оптину. Погода была ненастная. Холодный осенний ветер насквозь пронизывал путников, а непрерывный дождь обратил землю в глубокое месиво. Но все время гроб, сопровождаемый тысячами народа, несли на руках. Часто останавливались для совершения литии, но под конец, когда полил проливной дождь, литии служились без остановок, на ходу. В селах по пути, при погребальном звоне, священники в облачениях, с хоругвями и иконами выходили из церквей, селяне прикладывались ко гробу и присоединялись к шествию. Замечено было, что, несмотря на сильные дождь и ветер, горевшие свечи, окружавшие гроб старца, не погасали во все время пути.

Уже несколько темнело, когда шествие стало приближаться к Оптиной. Навстречу гробу вышло все духовенство города Козельска и граждане. Подобно черной туче плыло к обители шествие. Высоко над головами виднелся черный гроб, таинственно освещенный пламенем горящих свечей. Чуть колеблясь, он точно плывет по воздуху. Казалось, то было перенесение мощей. Какое благодарное было во всех настроение!

Когда шествие ступило на устроенный для этого случая из паромов мост чрез Жиздру, увидали, как особняком от всех, не видя грязи, не чувствуя ветра и дождя, в скромной одежде, с невыразимым чувством немого сосредоточенного горя в каждом движении шел на встречу гроба нынешний старец, иеросхимонах Иосиф, более 30 лет неотлучно находившийся при почившем.

15 октября было совершено погребение. Старец положен рядом с учителем своим о. Макарием.

В последние годы о. Амвросий заказал иконописцу изображение Богоматери, которое назвал Спорительница хлебов и которое представляет Богоматерь в облаках, благословляющую снопы на сжатом поле. Он установил праздновать этой иконе 15 октября, и это был день его похорон.

Вот еще замечательное обстоятельство.

В начале своей предсмертной болезни о. Амвросий велел одной монахине читать книгу Иова. В этой книге, между прочим сказано, что от смрада ран этого праведника бежала даже его жена. Этим примером старец как бы предварял, что и с ним по смерти случится то же. Действительно, вначале от тела ощущался мертвенный запах. Давно старец об этом прямо говорил своему келейнику о. Иосифу, и на вопрос его, отчего это так будет, отвечал: "Это мне за то, что при жизни я принял слишком много незаслуженной чести". Но, чем больше проходило времени ото дня смерти, тем менее этот запах ощущался: в последний же день от тела почившего уже шло благоухание.

Любовь старца так же стремится и теперь на помощь людям, как и во время земной его жизни.

У одной москвички был сильно болен муж. Врачи уж отказались от него. В одну ночь видит он у своей постели старца, который молится над ним и говорит. "Отслужи молебен св. Амвросию Медиоланскому". С этими словами старец скрылся. Больной приказал это жене, и она отслужила молебен. Он приобщился, начал поправляться, но никому не рассказывал об явлении. Когда он совсем оправился, явился ему опять тот же старец и сказал: "Ты теперь совсем здоров. Зачем же ты скрываешь и не говоришь о своем исцелении? Надо говорить. А старец пред тобой — оптинский Амвросий".