Незнакомцы - Дин Кунц

Рядом с альбомом с фотографиями Луны лежала коробка цветных карандашей. Марси склонилась над одним из снимков, тщательно разрисовывая лунный лик. Это было что-то новое.

Марси заполнила альбом фотографиями всего за одну неделю. Она также вырезала снимки из журналов и рисовала Луну сама, чтобы внести в коллекцию некоторое разнообразие. Она обводила монетки, донышки ваз, кастрюль, стаканов и бокалов, консервные банки и даже наперстки, рисуя Луну на конвертах, газетах и обрывках упаковочной бумаги. Каждый день она уделяла этому занятию больше времени, чем накануне.

Лечивший Марси психиатр Тед Каверли считал, что беспокойство, обусловившее иррациональный страх девочки перед врачами, еще не прошло, но проявлялось через ее странное увлечение Луной. Но когда Жоржа возразила, что, как ей кажется, Марси не особенно-то и боится Луны, доктор Каверли сказал:

— Видите ли, ее возбужденность не обязательно должна вылиться в фобию другого типа. Она может проявляться и в иной форме, например, такой, как одержимость... Не волнуйтесь, миссис, я ее вылечу, — успокоил он Жоржу.

Но Жоржа все равно очень беспокоилась. Она волновалась, потому что только вчера Алан покончил с собой. Жоржа еще не говорила об этом Марси. После встречи с Пеппер Каррафилд она тотчас же связалась с доктором Каверли. Он был поражен, узнав, что и Алану снилась Луна. Еще более его удивило его неожиданное и непонятное увлечение этим небесным телом. Над этим стоило поразмышлять. А пока психиатр рекомендовал повременить с плохим известием до понедельника:

— Мы скажем ей это вдвоем, вместе с вами, когда вы приведете ее ко мне на следующий сеанс психотерапии.

Жоржа боялась, что Марси будет потрясена, когда узнает о смерти отца, хотя тот и не уделял ей ни малейшего внимания.

Сейчас, наблюдая, как дочь увлеченно раскрашивает Луну, Жоржа внезапно обратила внимание, какая она худенькая. Хотя Марси уже исполнилось семь лет и она училась во втором классе, она едва доставала носками тапочек до пола. Казалось, в ней едва теплится жизнь. Жорже вдруг пришло в голову, что эта крошка в любой момент может навсегда покинуть ее, и ее материнское сердце сжалось от любви и боли.

— Дочка, тебе пора надеть свою пижамку и почистить зубки, — с дрожью в голосе вымолвила наконец Жоржа.

Девочка оглянулась и посмотрела на мать растерянным взглядом, словно не узнавая. Потом глаза ее просветлели, и она тоненьким голосочком пропищала:

— Привет, мамочка! А я раскрашиваю Луну!

— Хорошо, но теперь тебе уже пора в постельку, — в тон ей произнесла Жоржа.

— Можно, я еще порисую? — Жоржа обратила внимание, что пальцы девочки побелели от напряжения. — Я хочу еще немного пораскрашивать Луну.

Жоржа была готова разорвать и выкинуть ненавистный альбом. Но доктор Каверли предупредил, что спорить с девочкой о Луне и запрещать ей коллекционировать фотографии опасно, это лишь укрепит ее неестественное увлечение. И, хотя Жоржа не была уверена, что врач прав, она не решилась уничтожить альбом.

— У тебя будет достаточно времени заняться этим завтра, моя сладенькая, — мягко заметила она.

Марси неохотно закрыла альбом, отложила в сторону карандаши и побрела в ванную чистить зубы.

Стоя у стола, Жоржа вдруг ощутила неимоверную усталость. Отработав целую смену, она потом занималась похоронами Алана, заказывала цветы и договаривалась с владельцем похоронного бюро. Похороны были намечены на понедельник, она уже позвонила отцу Алана в Майами. Силы ее иссякли. Совершенно механически она открыла альбом.

Все фотографии и рисунки Луны были выкрашены в красный цвет. Девочка покрасила уже более пятидесяти изображений Луны. Тщательность, с которой она выполняла эту работу, красноречиво говорила о ее одержимости, причем каждый новый снимок или рисунок был выкрашен более толстым слоем, чем предыдущий. Но почему именно красный цвет? Это не на шутку обеспокоило Жоржу. Казалось, Марси запечатлела свое предчувствие надвигающегося ужаса, ощущение предстоящего кровавого кошмара.

Округ Элко, Невада

Фэй Блок спустилась вниз, в контору, и взяла из картотеки регистрационную книгу за лето позапрошлого года. Вернувшись на кухню, она положила книгу на стол перед Домиником и раскрыла ее на страницах за пятницу и субботу, 6 и 7 июля.

— Вот, смотрите! В ту пятницу, мы с Эрни это прекрасно помним, военные перекрыли федеральное шоссе: произошел выброс токсичных веществ, перевернулся грузовик с опасными химическими веществами, направлявшийся в Шенкфилд, на военный объект, что в восемнадцати милях к юго-западу отсюда. Нам пришлось закрыть мотель до вторника, пока они не взяли ситуацию под контроль.

— В Шенкфилде закрытый полигон для испытания химического и биологического оружия, так что можно себе представить, какую дрянь перевозил этот грузовик, — добавил Эрни.

— Они поставили на шоссе барьеры и приказали нам покинуть опасную зону, — продолжала Фэй, заговорив вдруг словно по заученному тексту, каким-то деревянным голосом. — Наши гости разъехались на своих автомобилях. Неду и Сэнди Сарвер разрешили поехать в Биовейв в их трейлере, поскольку это уже за карантинной зоной.

— Это невозможно! — воскликнул Доминик. — Невозможно! Я не помню никакой эвакуации. Я был здесь. Я помню, что подбирал материал по географии для своей будущей книги. Но помню это настолько туманно, что, подозреваю, эти воспоминания вообще не подлинные... И все же я был именно здесь и нигде еще, и здесь со мной что-то сделали. — Он кивнул на фотографию и добавил: — И вот тому доказательство.

— Пока не сняли карантин, — продолжала монотонно рассказывать Фэй, глядя прямо перед собой остекленелыми глазами, — мы с Эрни жили у своих друзей на горном ранчо в десяти милях к северо-востоку отсюда. С этим загрязнением военным пришлось повозиться. Нам разрешили вернуться домой только во вторник утром.

— Что с вами, Фэй? — спросил Доминик.

— А? Что? Что вы хотите сказать? — заморгала она.

— Вы говорили таким странным голосом... как будто вам вдолбили эту маленькую речь.

— Не пойму, о чем это вы! — вспыхнула Фэй.

— Фэй, ты говорила слишком монотонно, — нахмурившись, пояснил Эрни.

— Я просто пыталась объяснить, что произошло. — Наклонившись над столом, она ткнула пальцем в регистрационную книгу. — Видите? Мы сдали в тот вечер одиннадцать комнат. Но никто не заплатил, потому что все гости разъехались. Их эвакуировали.

— И вы в этом списке седьмой по счету, — сказал Эрни.

Доминик недоуменно уставился на свою подпись и указанный рядом адрес — Маунтин-Вью, Юта, по которому он в тот же вечер якобы отбыл в соответствии с приказом об эвакуации. Как он регистрировался в мотеле, он хорошо помнил, но что касается дальнейшего... тут он сомневался.