Сладкая история мира. 2000 лет господства сахара в экономике, политике и медицине - Ульбе Босма

глава компании Booker McConnell, фабианец и впоследствии политик-лейборист, при разработке «Соглашения по сахару» выступал главным посредником в переговорах от имени всей сахарной промышленности. Словно мостик, он соединил старый плантаторский класс и Британскую империю эпохи заката, полагая, что миссия его поколения заключается в том, чтобы помочь колониям достичь экономической независимости. Как наиболее влиятельный производитель сахара в Британской Гвиане, он был знаком и поддерживал контакты с ведущими карибскими интеллектуалами, такими как Сирил Джеймс, а также Александр Бустаманте и Норман Мэнли – двоюродные братья, политические соперники и предводители ямайского народа с конца 1930-х годов. Кэмпбелл обедал с Эриком Уильямсом, знаменитым автором книги «Капитализм и рабство», бессменно занимавшим пост премьер-министра Тринидада с 1956 года на протяжении двадцати пяти лет34. Более конфликтными, но все же основанными на взаимном уважении, были отношения Кэмпбелла с Чедди Джаганом, некогда – дантистом и профсоюзным активистом коммунистического толка, затем – главой кабинета министров и премьер-министром Британской Гвианы, а в конечном итоге, уже в конце своих дней – президентом Гайаны.

Джаган считал, что экономику Британской Гвианы ждет какое-то будущее, только если из нее полностью устранят все колониальные элементы. Он был прав, когда утверждал, что «Соглашение Содружества по сахару» не достигнет своей цели и не сумеет плавно перевести сахарные колонии к экономической независимости. При этом половина экспорта его страны приходилась на сахар, и этот показатель значительно превышал экспорт Ямайки (12 %). Критика колониального наследства, высказанная Джаганом, была еще более справедлива в отношении Маврикия и Фиджи, у которых в 1970-х годах прибыль от продажи сахара составляла соответственно 59 % и 89 % от общего экспортного дохода35.

В итоге «Соглашение Содружества по сахару» привело к тому, что улучшение условий жизни на некоторых сахарных островах преградило им путь к промышленному развитию. Страны, где индустриализация только начиналась, могли бы получить долю на мировом рынке только в том случае, если бы оплата труда в них находилась на одном из самых низких в мире уровней, как объяснил лауреат Нобелевской премии Джеймс Мид, рассуждая о вариантах экономической диверсификации на Маврикии в начале 1960-х годов36.

В то время как Льюис и Мид, получившие Нобелевскую премию, а вместе с ними и целая плеяда выдающихся карибских интеллектуалов единым фронтом выступали за то, чтобы экспорт сахара был заменен индустриальной политикой, Великобритания, выстраивая отношения со своими сахарными колониями, по-прежнему относилась к ним как к поставщикам сырья и сельскохозяйственных товаров. Это позволяло крупным компаниям, таким как Tate&Lyle и Booker McConnell, расширять производство сахара, что слишком дорого обходилось мировому рынку37. Один только размер этих компаний открывал им огромные возможности для влияния на правительства стран Вест-Индии. Компания Tate&Lyle была крупнейшим производителем сахара на Ямайке, а на Тринидаде она контролировала все перевозки сахара и 80–90 % его помола. В то же время внутри Британской Гвианы компания Booker McConnell стала «государством в государстве», взяв под контроль 80 % производства сахара, все бестарное хранение и все оборудование для отгрузки38. Даже если бы их сахарные владения в Вест-Индии понесли убытки, все потери были бы с лихвой компенсированы прибылью от морских перевозок, рафинирования и розничной торговли. В 1975 году Всемирный банк верно заметил, что значительная вертикальная интеграция компании Tate&Lyle «позволяет предположить, что ее доходы будут сосредоточены в самом конце цепочки», который находился в Великобритании. Кроме того, лишь 10 % товарооборота компании приходило напрямую из Вест-Индии, а большую часть своих прибылей она получала благодаря господству на британском сахарном рынке39.

Поскольку в 1974 году действие «Соглашения Содружества по сахару» было приостановлено, а правительства стран Вест-Индии не торопились механизировать сбор урожая, что потенциально привело бы к экономии средств, компании Tate&Lyle и Booker McConnell решили, что пришла пора уходить. Они охотно продали свои заводы правительствам отныне независимой Вест-Индии, свалив на них эту тяжелую ношу в виде односторонней экономики и в то же время сохранив за собой контроль над доступом вест-индийского сахара на европейский рынок40. Нечто подобное произошло и на Фиджи. «Колониальная сахарорафинадная компания» (CSR), имевшая штаб-квартиру в Сиднее и с 1926 года ставшая единоличным владельцем всех заводов на Фиджи, сохраняла полный контроль над сельскохозяйственным процессом и эксплуатировала мелких землевладельцев, возделывавших сахарный тростник. После интервенции, которую в 1973 году осуществило британское правительство в интересах мелких фермеров, компания с радостью покинула Фиджи и продолжила диверсификацию своего бизнеса в Австралии41.

Безусловно, правительства стран, поставлявших сырье или основные материалы в товарной цепочке, оказались в уязвимом положении, поскольку транснациональные корпорации распределяли сельскохозяйственные риски по разным странам и ослабляли их благодаря вертикальной интеграции и диверсификации продукта. Правительства стран Вест-Индии, уже обретших независимость или идущих к ней, попали в ловушку, при этом опасность грозила им с двух сторон: с одной были британские корпорации, готовые в любой момент избавиться от своих заводов, а с другой – растущее недовольство рабочих, которое уже выливалось на улицы, неоднократно приводя к поджогам полей сахарного тростника.

Уйдя из Вест-Индии, компании Tate&Lyle и Booker McConnell нашли новое поле деятельности в африканских странах, которые также были частью Британской империи и пришедшего ей на смену Содружества наций. В африканских странах, прежде не знакомых с сахаром, теперь начали его потреблять – а также производить, чему способствовали благоприятные климатические условия и стремительно растущий объем рабочей силы. Возросшее потребление сахара также было продиктовано увеличением импорта и, следовательно, ухудшением курса иностранных валют. Африканские правительства надеялись справиться с назревшей проблемой, построив свои собственные сахарные заводы42. Конечно, в этом им приходилось полагаться на капиталовложения и опыт крупных компаний, что стало прекрасным шансом для Tate&Lyle и Booker McConnell.

Примерно в духе Генри Хэвемайера, ответственного за расширение американского сахарного королевства в странах Карибского бассейна, Генри Тейт в 1960-х годах назначил франко-маврикийца Рене Леклезио ответственным за создание сахарной отрасли внутри расширяющейся компании Lonrho («Лондонская и Родезийская горнодобывающая и земельная компания»). Во главе этой компании стоял совершенно беспринципный корпоративный рейдер Тини Роленд, сумевший обзавестись друзьями среди многих африканских лидеров. Леклезио основал в деколонизированной Британской Африке целую сеть разнообразных предприятий и в 1997 году, когда он удалился от дел, его сахарные заводы уже работали по всему континенту43.

В эпоху деколонизации сахарные компании, доминировавшие в колониальные времена, уже не вкладывали свой капитал в заводы, а вместо этого применяли новую бизнес-модель: продавали свой опыт и знания амбициозным производителям сахара по всей Азии и Африке. Владеть заводами теперь было опасно, как выяснило на собственном горьком опыте «Амстердамское торговое общество» (Handels Vereeniging Amsterdam [HVA]),