Волшебный корабль - Робин Хобб

Брэшен лежал на своей койке, хмуро уставившись на противоположную стену. «Было же времечко, — размышлял он невесело, — когда я бы начал копытиться: „Да это ж платяной шкаф, а не каюта! Западло селиться в такой!..“» Теперь-то он понимал, какая это роскошь — отдельный уголок, куда можно уйти и затворить за собой дверь. Верно, второму человеку здесь было уже не повернуться — но все равно эта каюта принадлежала Брэшену и только ему, и никто не спал на его койке, кроме него. Здесь имелись деревянные гвозди для развешивания одежды. И уголок для моряцкого сундучка. А койка была даже оснащена бортиком, так что в любую качку он мог спать на ней почти что с удобствами. Ясно, каюты капитана и старпома были и попросторней, и получше обставлены. Даже на таком корыте, как «Жнец». Но на многих других кораблях второй помощник вообще жил наравне с простыми матросами. Так что следовало возблагодарить небеса и за этот чулан. Хотя для Брэшена он и оказался оплачен тремя человеческими жизнями.

Он записался в команду «Жнеца» рядовым матросом. И первую половину плавания пихался локтями в форпике, где обитала его вахта. Очень скоро стало понятно, что он был не только опытней большинства своих сотоварищей, но и гораздо прилежней в работе. «Жнец» был промысловиком из Свечного (так назывался городишко далеко на юге, на северном пограничье Джамелии). Корабль покинул родной порт много месяцев назад, еще весной. Команда его изначально была почти сплошь подневольной, настоящих моряков насчитывалась всего горстка, и им вменялось в обязанность всемерно обучать «сухопутных крыс» ремеслу. Часть «сухопутных крыс» были должники, отправленные на судно заимодавцами, желавшими хоть так выколотить из них долг. Другие оказались преступниками, выкупленными из тюрем сатрапа. Ворам и карманникам за время плавания предстояло либо основательно перековаться, либо погибнуть. На корабле воришке все равно деваться некуда. Его непременно поймают и изобличат, и товарищеский суд может оказаться куда суровей сатрапского… В общем, команда на «Жнеце» подобралась еще та. Люди работали без большого желания, и вряд ли стоило ждать, чтобы все они благополучно вернулись домой.

Так и получилось. К тому времени, когда «Жнец» добрался до Удачного, болезни, несчастные случаи и жестокие драки успели выкосить не меньше трети команды. Зато выжившие научились управляться с парусами, а также охотиться на медлительных черепах и мелких китов, водившихся в южных лагунах. Конечно, в этом последнем деле им было куда как далеко до профессиональных охотников и раздельщиков, кои до поры до времени путешествовали на «Жнеце», наслаждаясь бездельем и уютом сухого отдельного кубрика. Их было около дюжины. Они не стояли вахт и не таскали мокрые тросы. Зато когда появлялась добыча, для них наступала кровавая и яростная страда, длившаяся порой сутки за сутками без отдыха и без сна. При всем том охотники не были ни моряками, ни членами команды. Ничто не угрожало их жизням — разве только весь корабль перевернется и потонет. Или добыча умудрится запустить в них зубы.

Корабль понемногу пробивался на север, обходя морем пиратские острова и добывая зверя, где только было возможно. В Удачный «Жнец» заглянул набрать пресной воды и провизии, а также для кое-какого недорогого ремонта. Тут-то старпом и воспользовался случаем принять на борт новобранцев: дальнейший курс «Жнеца» лежал к Тощим островам.

Так и вышло, что «Жнец» оказался едва ли не единственным судном в порту, на которое возможно было наняться.

Шторма же, свирепствовавшие между Удачным и Тощими, давным-давно вошли в пословицу. Как и неисчислимые стада морских млекопитающих, которыми все кишело там накануне зимы, перед путешествием в более теплые воды. Зверь будет жирный: отъевшийся за лето. А молодые животные — сплошь одеты в отличные шкурки, уже достаточно большие, чтобы представлять собой ценность, и в то же время еще не испорченные шрамами от брачных баталий. Рисковое плавание, конечно. Но игра стоила свеч. Каждая звериная туша означала великолепную шкуру и толстый слой жира, а под ним — темно-красное мясо, чей вкус удивительным образом сочетал в себе соки морской и земной стихий. Сейчас в трюме «Жнеца» рядами стояли кадки с солью, заготовленные еще в Свечном. Скоро их набьют засоленными кусками добытого мяса, а большие бочки наполнят перетопленным жиром. Шкуры же отскребут, пересыплют солью и туго свернут. Как следует обработают их уже дома, на берегу…

Словом, если все пройдет хорошо, владельцы «Жнеца» от счастья будут плясать, а те из подневольных должников, что вернутся живыми, вновь очутятся на свободе. Охотники и раздельщики получат каждый свой пай и, уж верно, смогут неплохо устроиться на будущий год — новые наниматели ведь будут судить по тому, как они потрудились сегодня.

И у моряков, что отведут «Жнец» на Тощие и благополучно назад, наполнятся деньгами карманы. Вполне хватит на баб и на выпивку… пока не настанет время для нового путешествия в те же края.

«Сладкая житуха, — подумал Брэшен невесело. — Коечку для начала я себе уже отвоевал…» На самом деле особо воевать не пришлось. Все, что потребовалось, — это привлечь доброжелательное внимание сперва старпома, а после и капитана. А потом разразился шторм. Он унес за борт двоих и покалечил третьего из числа претендовавших на эту самую койку.

Таким образом Брэшен, можно сказать, добрался в свою отдельную каюту — и с нею в полной мере получил причитавшиеся обязанности, — перешагивая через трупы. Но с его стороны никакого злого умысла в том не было. Так что совесть беспокоила его и не позволяла уснуть вовсе не по этому поводу. Нет. Брэшен думал об Альтии Вестрит. Дочери своего благодетеля. Он вполне представлял, как она лежит сейчас, свернувшись в комочек, в неуютном и сыром трюме… в гнусном клоповнике среди человеческого отребья.

— Я все равно ничем не могу ей помочь! — выговорил он вслух. Как будто звук его голоса вправду мог унять грызущую совесть.

Он не видел, как в Удачном она записывалась в команду «Жнеца». Но если бы и увидел, скорее всего не узнал бы. Следовало отдать ей должное — пацаном она притворялась вполне убедительно.

И потом, уже в плавании, он заподозрил ее присутствие на борту вовсе не потому, что в одном из юнг ему померещилось нечто знакомое. Отнюдь. «Юнга Этт» десятки раз попадался Брэшену на глаза, но ни единой лишней мысли у него так и не шевельнулось. Альтия носила шапку надвинутой на самые брови, да и мальчишеская одежда сидела на ней лучше не придумаешь… Он удивленно поднял бровь, только когда впервые заметил трос, завязанный узлом «совершенная петля» вместо простого беседочного[52]. Не то чтобы «совершенная петля» была таким уж редкостным узлом, просто моряки обычно предпочитали беседочный как более простой. Так обстояло почти повсеместно… но только не на корабле капитана Вестрита. Ефрон предпочитал «совершенную петлю», считая ее более надежной. Брэшен крепко задумался…

А через день или два, выйдя на палубу к началу своей вахты, он расслышал с мачты очень знакомый свист. Он поднял глаза и увидел ее, висевшую на снастях. Она махала ему рукой, указывая на «воронье гнездо»[53]: оттуда хотели передать второму помощнику какое-то сообщение. «Альтия», — подумал он как о чем-то очень привычном. А в следующий миг до него дошло, и он вздрогнул: «Батюшки!» И, кажется, уставился на нее, разинув рот. Да, это вне всякого сомнения была Альтия. Никто, кроме нее, так не бегал по пертам. Она посмотрела вниз… И отвела лицо так проворно, что он понял: она ждала этого момента, считала его неизбежным… и помирала от ужаса.

Под каким-то предлогом он задержался возле пяртнерса[54] мачты, дожидаясь, пока она спустится. Она миновала его на расстоянии вытянутой руки и бросила один-единственный умоляющий взгляд. Брэшен стиснул зубы и не сказал ей ни слова. Они вообще с ней не разговаривали… до сегодняшнего вечера.

Обнаружив Альтию на «Жнеце», Брэшен преисполнился гнетущей уверенности в самом скверном. В этом плавании ей было не выжить. Исключено!.. День ото дня Брэшен с содроганием ждал, что Альтия как-то выдаст свою принадлежность к слабому полу. Или совершит первую и последнюю ошибку и достанется морю, жадному до человеческих жизней. По его мнению, это был вопрос времени. И лучшее, что он мог ей пожелать, — чтобы смерть оказалась милосердно быстрой.

Однако время шло… И мрачная убежденность Брэшена постепенно начала давать трещину. Он даже улыбнулся впотьмах. Девка оказалась не промах. Конечно, силенок у нее было маловато, чтобы должным образом справляться с работой… по крайней мере, справляться так быстро, как того бы хотелось старпому. Да. Рост, сила и вес — вот чего ей очень недоставало. Всего несколько паршивых дюймов — и ты не дотянешься. Несчастные полфунта недостающего веса — и не удержишь хлещущий парус… Лошадка, которую заставили тянуть в одной упряжке с быками…