Вторая мировая война - Энтони Бивор

Разъяренный Гиммлер приказал уничтожить Варшавское гетто. Но попытка решительного штурма была предпринята лишь 19 апреля. Войска СС вошли с северной стороны гетто, где на подъездных путях заключенных сажали в вагоны для скота, для отправки в концлагеря. Попав под шквальный огонь, нападавшие вскоре отступили, забрав раненых, понеся тяжелые потери и оставив единственную имевшуюся у них бронемашину, подожженную бутылками с зажигательной смесью. Узнав о провале, Гиммлер был потрясен и снял командира с должности. После этого эсэсовцы атаковали гетто мелкими группами в разных точках.

После обреченной на поражение обороны фабрик, которые немцы подожгли из огнеметов, защитники гетто скрылись в канализационной сети. В разных местах они выходили на поверхность и обстреливали немцев с тыла. Эсесовцы залили канализацию водой, пытаясь утопить их, но еврейским бойцам удалось спастись или отвести поток воды в сторону. Другие захватили большое здание, ранее использовавшееся оружейной фирмой, и держали оборону там. Бригадефюрер Юрген Штрооп приказал своим солдатам поджечь здание. Евреи выпрыгивали с верхних этажей. Эсэсовцы, называвшие их «парашютистами», старались подстрелить бойцов прежде, чем те коснутся земли.

После войны Штрооп, все еще возбуждаясь при воспоминании о сражении, описывал его сокамернику: «Шум был чудовищный, – рассказывал он. – Горящие дома, дым, огонь, искры, кружащиеся перья из подушек, запах обожженных тел, гром пушек, треск гранат, отблески пламени, евреи с женами и детьми, прыгающие из окон горящих домов». Он признал, однако, что «боевое мужество» евреев застало врасплох его самого и его людей.

Ожесточенное сопротивление продолжалось почти месяц, до 16 мая. Тысячи погибли в бою. 7 тыс. из 56 065 пленных были казнены сразу. Остальных отправили в Треблинку для умерщвления газом или тяжелым принудительным трудом. Гетто сровняли с землей. Василий Гроссман, который вошел в Варшаву с Красной Армией в январе 1945 г., описал это зрелище: «Волны камня, битый кирпич, море кирпича. Ни одной стены, редко попадется хоть один кирпич целый. Ужасен гнев зверя». Ярость нацистского зверя была ужасной.

Глава 20

Японская оккупация и битва за Мидуэй

Февраль–июнь 1942 г.

Японская оккупация Гонконга, задуманная как умеренный режим, быстро стала жестокой и неконтролируемой. Европейцы пострадали сравнительно мало, однако местных жителей пьяные японские солдаты продолжали насиловать и убивать, наглядно демонстрируя лицемерие лозунга «Азия для азиатов». Японские империалисты выказывали определенное уважение к своим собратьям по империализму – английским империалистам, но отнюдь не к собратьям-азиатам, и уж тем более китайцам. Говорят, что один японский командир приказал казнить девять солдат, виновных в изнасиловании англичанок-медсестер госпиталя в Хэппи-Вэлли. Для сдерживания насилия в отношении китаянок не делалось ровным счетом ничего.

Почти никак не ограничивалось мародерство и грабежи, которыми занимались как японские солдаты, так и «триады», и сторонники нанкинского марионеточного режима Ван Цзинвэя, которых использовали в качестве вспомогательной полиции. Вскоре военные власти разрешили «триадам» открывать игорные дома и притоны. Мелкие банды действовали тоже безнаказанно. Японцы сделали попытку привлечь на свою сторону индийскую общину, поощряя ненависть индийцев к англичанам и предоставляя им привилегированный статус и увеличенный паек. Сикхов и раджпутов брали на работу в полицию и даже выдавали им оружие. Политика «разделяй и властвуй» в отношении индийской и китайской общин продолжалась до конца 1942 г., когда после размолвки между японцами и Лигой индийской независимости в Сингапуре оккупационные власти вдруг лишили индийцев всех привилегий, и те оказались в еще худшем положении, чем прежде под властью англичан. Жестокий режим, установленный кэмпэйтай – японской военной полицией безопасности, – очень скоро заставил гонкогских китайцев, включая даже «триады», затосковать по британскому правлению.

Новый японский губернатор стремился привлечь на свою сторону тех, в чьих жилах текла кровь и европейская, и азиатская, а также наиболее известные китайские купеческие семьи, чтобы экономика порта снова расцвела. В то же время высшие японские офицеры, возбужденные накопленными на складах Гонконга богатствами, организовали их систематичный грабеж: частично ради собственной наживы, но также для сбора трофеев и отправки их в Токио. Как и на многих других оккупированных японцами территориях, положение осложнялось соперничеством военно-морских и сухопутных сил. Армия хотела использовать Гонконг в качестве базы для дальнейшей войны против националистов Чан Кайши, в то время как ВМС планировали использовать порт для экспансии на юг.

Шанхай, который был занят японскими войсками с невероятной быстротой – уже 8 декабря 1941 г., – номинально перешел под юрисдикцию марионеточного правительства Ван Цзинвэя. В портовом городе крупного бизнеса, городе безудержной коррупции, проституции и дансингов резко ухудшились условия жизни оставшихся европейцев, общины русских белогвардейцев, в особенности же – китайских бедняков. От эпидемии холеры гибли тысячи людей, трудно было найти продукты питания, а черный рынок разросся до угрожающих размеров. Все и вся выставлялось на продажу.

Шанхай был столицей шпионажа Дальнего Востока. Абвер и гестапо шпионили за японцами, а те не оставались в долгу. Недоверие японцев к своим союзникам особенно возросло с момента ареста в октябре 1941 г. советского разведчика Рихарда Зорге, немецкого коммуниста. Но японских оккупантов раздирало и соперничество собственных спецслужб. Нет более жестокого противостояния, чем шпионские игры.

В Сингапуре 17 февраля 1942 г. кэмпэйтай устроила облаву на перанакан – потомков китайцев, давным-давно поселившихся в Малайе, Сингапуре, Индонезии. Их хотели наказать за поддержку борьбы националистического Китая. Генерал Ямасита приказал всей общине заплатить 50 млн долларов в качестве «искупительного дара». Большинство мужчин в возрасте от двенадцати до пятидесяти лет подлежали казни. Многих связали, отвезли в район Чанги-Бич на окраине Сингапура и там расстреляли из пулеметов. Офицеры кэмпэйтай впоследствии признали, что ими было убито не менее 6 тыс. человек – за «антияпонскую» деятельность. Но истинное число жертв было во много раз больше, особенно если считать и тех, кого казнили на материке. За «антияпонскую деятельность» карали, как правило, коммунистов или тех, кто раньше находился в услужении у англичан. Японцы убивали и тех, у кого на теле были татуировки – считалось, что это знак принадлежности к преступным группировкам.

Колючая проволока вокруг казарм в районе Чанги, которая должна была помочь англичанам держать оборону, теперь мешала побегу военнопленных. Их принудительно выстроили вдоль улиц во время парада в честь генерала Ямаситы, получившего теперь почетное прозвище «Тигр Малайи». Отель «Раффлз» был превращен в бордель для старших офицеров. Женщинами для утех служили либо насильно привезенные молодые кореянки, либо красивые китаянки, которых хватали прямо на улице.

В тюрьму Чанги заключили большинство европейских женщин и мужчин из числа гражданских, изолировав их друг от друга. Две тысячи человек поместили в здание, рассчитанное на шестьсот заключенных. Улучшить питание или добиться медицинской помощи можно был только за взятку. Очищенный рис, который им давали, содержит мало питательных веществ, и вскоре среди наиболее истощенных английских и австралийских военнопленных начались случаи авитаминоза. Среди охранников были корейцы, а также не любившие англичан сикхи, которые дезертировали из армии Британской Индии, а затем перешли на службу к японцам. Они, не забывшие жестокой бойни в Амритсаре, были довольны унизительным положением бывших хозяев: одни, подражая японцам, отвешивали пощечины пленникам, если те не кланялись охране; другие просились к японцам в расстрельные команды. В городе Сингапур тем временем рубили головы мародерам и грабителям, а потом выставляли эти головы, как в Средние века, на кольях на всеобщее обозрение. На Дальнем Востоке всегда считалось самой худшей долей быть похороненным без какой-либо части тела.

Многие малайцы поверили заявлениям японской пропаганды, что Императорская армия несет им освобождение. Они приветствовали японские оккупационные войска, размахивая флажками с изображением восходящего солнца. Вскоре они убедились в том, что жестоко заблуждались. Сингапур наводнили японские авантюристы, которые присосались ко всем формам сомнительного бизнеса: дансингам, наркотикам, проституции и азартным играм.

В Голландской Ост-Индии японские военные власти были в ярости от того, что большинство нефтяных скважин и оборудования было уничтожено перед капитуляцией. За это голландцы и другие европейцы тяжко поплатились. На Борнео и Яве почти все белые мирные жители были расстреляны или обезглавлены, а многие из их жен и дочерей подверглись групповому изнасилованию. Как голландок, так и яванок превращали в женщин для утех и давали им ежедневные «нормы»: двадцать солдат утром, два сержанта после обеда, а ночью – офицер. Если несчастные молодые женщины бежали из этого ада или проявляли строптивость, их жестоко наказывали, мстили их родителям или родственникам. В общей сложности, по принятым оценкам, Императорская армия превратила в сексуальных рабынь до 100 тыс. девушек и молодых женщин. Значительную часть из них составляли кореянки, которых отправляли в японские гарнизоны на Тихом океане и в странах по берегам Южно-Китайского моря. Но были среди них и малайки, и китаянки, и перанакан, и филиппинки, и яванки, и женщины других национальностей, которых хватала кэмпэйтай. Политика использования женщин покоренных народов для ублажения своих солдат, несомненно, получила одобрение верхов японского правительства.