Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, современный читатель не найдет в этих стихах больших поэтических достоинств, если не перенесется мысленно в то время, когда они были созданы.
Не только стихи декламировал на собраниях Я. В. Орлов. Он любил поспорить о правильности и чистоте русского литературного и разговорного языка. Члены кружка по предложению педагога-поэта горячо обсуждали известные статьи писателя А. П. Сумарокова «О истреблении чужих слов из Русского языка». «…Восприятие чужих слов, а особливо без необходимости, — говорит Сумароков, — есть не обогащение, но порча языка. Честолюбие возвратит нас когда-нибудь с сего пути несумненного заблуждения; но язык наш толико сего заражен язвою, что и теперь вычищать его трудно, а ежели сие мнимое обогащение еще несколько лет продлится, так совершенного очищения не можно больше надеяться…» В другом месте писатель продолжает: «Правописание наше подьячие и так уже совсем испортили. А что до порчи касается языка — немцы насыпали в него слов немецких, щеголи — французских, прадеды наши — татарских, педанты — латинских, переводчики библии — греческих…».
Его поддерживал нижегородский учитель-поэт: «Зачем говорить нам «контраст», когда можно сказать — «противоположность»? Почему говорим «сентенция», а не — «поучение»? «Антипатия», а не — «отвращение»? «Фраза», а не — «речение»? «Монотонный», а не — «однообразный»? И многие русские слова, — указывал Орлов, — нами переиначены, исковерканы или употребляются не тогда, когда нужно. Исконное русское слово «лихой» ранее употреблялось для обозначения человека дурного, опасного. А ныне мы говорим «лихой человек» в смысле — «храбрый», «отважный». «Хитрость» нашими дедами определялась как ум, догадка, расчет, разумное применение чего-нибудь, а сейчас, в конце XVIII века, под «хитростью» стали разуметь уловку, лукавство, обман».
Особенно возмущался нижегородский «любослов» употреблением старых русских выражений «пошлый», «подлый», «мужик» в оскорбительном смысле. Эти слова, говорил он, не заключают в себе ничего позорного или уничижительного. «Пошлый» — на древнем русском языке значило — обыкновенный, обычный, как пошло (завелось) от старого. «Подлый» — низший (подол — низина)…
Остроумие молодого учителя (в 1793 году ему было 20 лет) создавало ему шумный успех в кружковых лингвистических словопрениях.
Яков Васильевич Орлов прожил в Нижнем Новгороде до 1809 года. Один год учительствовал в открытой с 1808 года губернской гимназии, а затем уехал в Петербург на кафедру русской истории в Педагогический институт. В последующее десятилетие выпустил в свет несколько исторических работ (компилятивного характера). Умер в 1819 году.
Другим поэтом в кружке был видный местный чиновник, советник Губернского правления Н. С. Ильинский. Переведенный на службу в Нижний в 1793 году из Пскова, Ильинский, кроме поэтического дара, обладал еще большими познаниями в русской истории. В Пскове он закончил труд о прошлом города и начал собирать материалы для биографий русских исторических деятелей, в первую очередь — Козьмы Минина.
В Нижний Ильинский прибыл с надеждой найти новые исторические данные к жизнеописанию выдающегося нижегородца. Посещение гробницы героя вызвало у поэта лирическое вдохновение:
…Не слезы я теперь над прахом сим лию, Но, славою пленясь бессмертной, вопию: Почий, великий муж! Почий, тебе вещаю, Ты друг отечества! Сердечно я желаю — Да память дел твоих дотоле не прейдет, Пока земной сей шар, разрушася, падет.Поэт-патриот был принят в литературном кружке с истинно нижегородским радушием и приветливостью. Несколько лет упорных изысканий и труда позволили Н. С. Ильинскому выпустить в свет книгу «Описание жизни и бессмертного подвига славного мужа, нижегородского купца Козьмы Минина, выбранное из исторических преданий». Это была первая печатная биография знаменитого нижегородца.
В последних годах века возникло у нижегородцев желание увековечить подвиг славного земляка установкой памятника. Ильинский подал мысль о всероссийском сборе средств на бронзовый монумент. Воззвание, разосланное по городам, сопровождалось написанными Ильинским стихами:
Приближитесь, сердца, не знающие лести, Почтите Минина неоцененный прах!..Деньги на памятник собирались несколько лет. Когда скопилась достаточная сумма, бронзовый монумент был заказан известному русскому ваятелю И. П. Мартосу.
Но Нижний Новгород так и не увидел на своей земле это выдающееся скульптурное творение. Украшая столицу после пожара 1812 года, правительство распорядилось памятник, приготовленный для Нижнего Новгорода, установить на Красной площади в Москве…
Острый памфлетист-драматург обнаружился среди членов кружка в лице ардатовского помещика Я. П. Чаадаева, гостившего каждую осень и зиму у своих родственников в Нижнем. Постоянный посетитель семейных домов высшего служебного круга, Чаадаев считался остроумным и в то же время крайне желчным человеком. Поначалу он ничем особенным себя не проявил, если не считать приписываемого ему авторства нескольких бойких стишков в альбомах местных светских дам.
Салонные мадригалы оказались ступенью к действительному призванию скучающего уездного помещика. Написанный им в 1794 году оригинальный обличительный памфлет произвел в губернском обществе настоящий, по выражению того времени, фурор.
Крупный чиновник, директор Государственной экономии Петр Иванович Прокудин, второе по значению после губернатора служебное лицо, вел в Нижнем роскошную, расточительную жизнь. Дом его славился единственным в городе «эрмитажем» (подъемный обеденный стол) на двенадцать кувертов, столовые сервизы варьировались в зависимости от парадности обеда (серебряный, фарфоровый, английский — аплике). Вместо десерта гости приглашались в зимний сад и лакомились фруктами с деревьев.
Поговаривали в обществе, что роскошь эта — результат наглого грабежа государственных крестьян, которыми Прокудин заведовал. Говорили, что жена чиновника, Феоктиста Даниловна, собственноручно хлещет по щекам сельских казенных управителей, если они запаздывают с приношениями. Ходил слух
