Битва королей. Огонь эльфов - Бернхард Хеннен

Мелвин ухмыльнулся.

— Готов спорить, что головорезы Мадрога видят это иначе. Они всем растрезвонят, что ты неуязвим.

Олловейн пожал плечами.

— Не стану им препятствовать. Как там говорил Мадрог? Нельзя отвлекаться на подобные мелочи.

Молодой полуэльф рассмеялся.

— Ты не такой, как болтают, мастер меча.

Олловейну вспомнилась Линдвин. Она изменила его. Лишила части брони, за которой он так долго скрывал свои чувства. Но нужно быть начеку. Будучи верховным главнокомандующим, нельзя позволять себе слишком сильно поддаваться чувствам. Его задача требовала умения посылать солдат на смерть, не испытывая угрызений совести. Так выигрывают сражения. А он был исполнен решимости победить!

— Я упоминал о том, что ты под арестом, Мелвин?

Разбойник по-прежнему улыбался. Очевидно, счел его слова шуткой.

— Сейчас ты пойдешь со мной в лагерь, а там я велю заковать тебя в цепи до тех пор, пока у меня появится время уделить внимание мелочам.

— Конечно. — Мелвин снова звонко расхохотался. — Ну у тебя и юморок.

Зельки

Себастиен любил море. Должно быть, брат Жюль знал об этом, Иначе почему бы он поручил именно ему призвать к ответу морских детей альвов? Бывший аббат почувствовал темную мысль. Бестия внутри него снова попыталась завладеть ситуацией. Она никогда не дремала. Но оставшиеся братья и сестры окружали его подобно щиту. Трое из них уже поплатились жизнью. Все произошло не так, как предсказывал брат Жюль. Себастиен чувствовал себя жалким. Он не сумел набраться мужества и признаться Жюлю, что на самом деле они не стали одним целым. Он понял это сразу после мнимого соединения их душ. Тридцать смогли стать лишь мыслью, после того как отдали свой свет. Силой, достаточной для того, чтобы противостоять существу, с которым объединило их чудо собрата по ордену. Но они остались тридцатью. Сохранили дисциплину. Все подчинялись приказам аббата. У них верные сердца, до конца преданные делу, печально подумал Себастиен. И они погаснут, один за другим. Теневое существо слишком могущественно. Оно пытается навязать им свою волю. Оно хочет убивать, убивать, убивать. Оно не способно преследовать иную цель. При этом разум у него злобный. Если не было добычи, оно пыталось манипулировать их мыслями. Его голос был внутри них. Оно не давало возможности закрыться. И слушать его должны были все, несмотря на то что могли запретить ему контролировать тело, созданное при помощи чуда. Пока что…

— Ты слишком много думаешь, Себастиен, это ослабляет нас. Мы созданы, чтобы питаться жизненным светом детей альвов. Не нужно колебаться. Тем самым ты совершаешь грех пред богом.

Аббат попытался закрыться от этих мыслей. Существо представляло собой чистую злобу! Все, что оно делало, оно делало для собственной выгоды.

Мы служим господу. То, что мы делаем, хорошо и правильно. Мы честны, пока не сдаемся нашептываниям тьмы.

— Честные убийцы? — насмешливо произнес голос.

Мы служим Тьюреду, это священный долг.

— А я служу своему голоду. Это не менее священно, ибо пища укрепляет наше тело, а ведь вы превращаете это тело в орудие господа!

Не слушайте его, братья и сестры! Он — суть искушение. Он хочет разбудить в нас злое начало, хочет, чтобы мы поддались погибели. Хоть и сладки его речи, пусть слова его не трогают нас, ему ведома лишь одна цель — погубить нас!

— Ты слишком узколоб. Меня очень радуете вы и ваши душевные муки. Я не хочу лишиться вас. Какие бы путы вы на себя ни накладывали, каждый из вас знает о тьме, таящейся глубоко в его душе. Каждое мыслящее существо рождается с этим недостатком. Разве вы не испытываете глубокого душевного удовлетворения, убивая детей альвов? Разве это справедливо? Вы не только убиваете, вы гасите бессмертные души, поглощая жизненный свет своих жертв. Вы осознаете, какое это преступление? Создания, которых мы убили, могут рождаться снова, пока жива их душа, пока не выполнила свое предназначение. А мы гасим их. Разве такова воля Тьюреда?

Живой святой создал это существо из нас, напомнил Себастиен своим братьям и сестрам. Она — воплощение воли Тьюреда.

— А если он обманщик, использующий вашу наивную веру?

Господь не допустил бы такого! Как один из его слуг может быть чем-то иным, чем его инструментом? Заткните этого шептуна!

Братья и сестры затянули в мыслях хорал. Все они были мысленно едины. Брат Жюль правильно поступил, когда столь долго готовил их для великого деяния. Несмотря на то что они не слились в одну мысль, всем им были ведомы дисциплина и самоотверженность. Только это и уберегало от безумия! Все они могли читать в душе друг у друга. Если бы все их мысли размножились, они давно сошли бы с ума. Стали бы рабами той тени, с которой делили свое новое тело.

Возможно, тень — что-то вроде темных мыслей, иногда наваливавшихся на него, когда он еще был человеком, размышлял Себастиен. Только сильнее. Эгоистичнее. Искуситель был прав. В каждой душе есть островок тьмы. И победить эту тьму — вот первая задача, которую ставит Тьюред перед каждым из своих детей. Как бы сильно ни изменились они, слившись в одном теле, задача победить тьму осталась. Это даже стало еще труднее. Может быть, это часть плана Тьюреда? Может быть, это проверка для них? Господь совершенен! Он должен знать об этой опасности. Значит, он хотел, чтобы они боролись с этим существом. Если бы оно только не было так сильно!

Трое из них уже погибли. Стали единым с тьмой. Они были самыми слабыми. У остальных было больше душевной силы, чтобы противостоять тьме. Их победить не так легко, как, возможно, думает это порождение тьмы. И если их вера будет достаточно сильна, то в конце концов они восторжествуют.

Хорал, который затянули в мыслях братья и сестры, оказал на Себастиена успокаивающее действие. Он снова обрел уверенность в себе. И наконец смог открыть свое сердце красотам прибрежного пейзажа. Море мягкими волнами билось в лабиринт черных утесов. Маленькие пляжи с белоснежным песком лежали в тени дубов, росших сразу за дюнами. Воздух полнился пением птиц, соединившихся с ветром и прибоем в великолепную гармонию.

Хорал душ заставил умолкнуть голос зловещего искусителя. Себастиен не мог разобраться, то ли священная сила слов заставила умолкнуть тень, то ли мир, исходивший от поющих и превращавшийся в бальзам даже для самой взбудораженной души.

Себастиен обошел уступ скалы, тянувшийся через весь пляж до самого моря. Он не чувствовал освежающей силы воды. Шел ли он по песку или по воде, он не ощущал ничего. Ни песка под лапами, ни брызг волн, холодными пальцами касавшихся его шерсти. Новое тело позволило бы Себастиену пройти сквозь скалу. Но это означало бы мгновение тьмы. На удар сердца солнце и его сияющий свет исчезли бы, а он боялся легкомысленно потакать тени.