На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

—  Я подумываю о том, чтобы включить что-то подобное в свой новый проект «Шанхайский галоп», и там может быть роль для вас.

—Ух, — она оглянулась, чтобы посмотреть, кто под рукой на случай, если этот гость — один из тех паразитов, которым нужно полторы минуты, чтобы ввергнуть девушку в Нью-Йорке в пропасть.

—  Всё абсолютно законно, — он протянул свою визитку. — Спросите любого в отрасли. Или просто пройдитесь по Бродвею, вы увидите там парочку моих крошек-мероприятий, на которых всегда аншлаг. Сейчас важный вопрос: у вас тут контракт?

 —  Я подписала что-то. Но оно было на китайском.

— А, значит нет. На самом деле китайский язык — святая простота по сравнению со стандартным англоязычным договором об организации шоу. Не волнуйтесь, дорогая, мы всё уладим.

— Да, а это мой компаньон мистер Хоп Фанг, а мне нужно бежать, рад был с вами пообщаться.

 Она почти протянула руку — так, по ее мнению, должна вести себя актриса, но опешила от этой пригородной галантной скользкости, звучавшей почти по-китайски. Хоп Фанг, вряд ли когда-либо менявший свое универсальное выражение хмурого лица, расплылся в улыбке, столь ослепительной, что на мгновение она усомнилась, действительно ли это он.

Вскоре начали появляться крупные суммы денег на постановку, обычно их доставляли в виде золота. Список исполнителей разрастался, добавляли всё более баснословные сценические эффекты. Как снег на голову, гангстеры-китайцы бегали туда-сюда через входную дверь и люки быстрее, чем вы успевали сказать «чоп-суи», и тараторили на этом своем тарабарском наречии. Зловещие молодые солдаты группировки носили броню под западными костюмами, уклонялись от ударов и оглушали окрестности выстрелами из своего 44-го калибра, дым придавал сцене живописную неопределенность. Дрессированные лошади вставали на дыбы и громко ржали. Небольшая группа полицейских ехала по Пелл-Стрит к сцене, в то время как другие, очевидно, будучи в доле с другой группировкой, заполнили улицу Мотт и размахивали дубинками, обе стороны столкнулись на углу, где дубинки пустили в дело как аргумент в споре о том, под чьей юрисдикцией находится это безобразие, конечно, не соблюдая процедуру. Сорванные членоподобные шлемы катались в канаве.

И тут произошло что-то странное. Словно вся эта дорогая фантазия как-то перелилась в «реальную жизнь», разгорелась настоящая война группировок в районе, в ночи раздавались выстрелы, сам Мок Дак появился на улице, это была его знаменитая позиция «вертясь на корточках» — он палил из двух револьверов во всех направлениях сразу, тележки с овощами разлетались на куски, пешеходы искали убежище, раздавали предупреждения о том, какие участки Чайна-тауна лучше обходить стороной, если туристы из пригородов не хотят испытать неудобства, и ангажемент Далли-белой рабыни казался все более ненадежным. Коллеги, которых она считала наиподлейшими и сквернейшими бандитами, оказались чувствительными артистами, когда речь зашла о их безопасности. Хоп Фанга застали за поглощением горсти пятицентовых таблеток опиума. Дойерс-Стрит была оккупирована лишь мрачными миазмами тишины.

—  Наверное, мне нужно искать другую работу, Кэти, как ты думаешь?

 — Как насчет твоего старого приятеля Р. Уилшира Вайба?

  — Не знаю, реальный ли он чел.

— О, Р. В. реальный, как они все, — заверила ее Кэти, — но это скорая на расправу и нечестивая толпа, я знаю не одну девушку, которая пришла к печальному концу, включая нашу драгоценную Модестину.

—   Ее отпуск...

— О, дитя. На севере штата есть фермы для таких целей, и иногда эти богатые хищники считают, что это дешевле, чем нанимать бандитов, чтобы познакомить ее с рекой. Модди дешево отделалась.

  — Ну, спасибо, что втянула меня в это, Кэти.

— Я не говорю о китайцах — они джентльмены в общем и целом, их договоренности всегда в пределах, присущих их расе. Но это был выбор Модди — покинуть это галантное общество ради жестоких джунглей белых денежных мешков.

  — Думаю, я надену свой колониальный пробковый шлем и пойду в город.

 — Если услышишь о двух работах...

Далли нашла Р. Уилшира в его офисе на Западной Двадцать второй улице. Из открытых окон с улицы раздавался лязг того, что звучало, как целый оркестр салунных пианино.

— Ужасно, не так ли? — бодро поприветствовал ее Р. Уилшир. — Так вот день и ночь, и ни один из этих благословенных Богом инструментов не настроен. Это называют «Переулком жестяных кастрюль».

  — Полагаю, вам больше идут мраморные залы.

  — Оставайтесь рядом с источниками моего вдохновения.

— Он не прочь украсть всё, что попадется под руку, — улыбнулся статный седовласый господин в клетчатом костюме цвета кислотной фуксии и шафрана, несший то, что оказалось мешком суповых костей.

 — Он рыскает в поисках собак-актеров без ошейника, — пояснил Р. У. — Кон МакВити, поздоровайся с мисс Ридо.

 — А кроме того, я ищу девушку с картонкой, — сказал Кон.

—   Что?

— Я в водевиле, видите ли, — за спиной Кона Р. У. неистово жестикулировал. — Не обращайте на него внимания, это просто ревность. Мне нужен кто-то презентабельной внешности, не пьющий и в состоянии поднимать печатные таблички перед началом каждого акта. Лицевой стороной кверху, если возможно.

—  МакВити, — пробормотал Р. У. — Ты ей скажешь, или мне сказать?

   Оказалось, что у Кона было роковое качество, удивлявшее всех его коллег — он находил худших актеров города, актеров, которые заслуживали не просто исключения, а вечного изгнания с наименее перспективной из Любительских ночей в Бауэри — на самом деле Кон долгое время присутствовал там тайно за кулисами, ожидая рокового внедрения Хука, ему удавалось подписывать договора с артистами прежде, чем этот уникальный механизм вступал с ними во взаимодействие, сразу же ангажируя их для таких сомнительных мест, как общественные туалеты, клочки тротуара у дверей баров, где торговали спиртным без лицензии, и, на некоторое время, возле опиумных притонов на Мотт-Стрит, пока кто-то не сообщил ему, что у курильщиков опиума свои развлечения.

— Полагаю, пока мы здесь разговариваем, ситуация в Чайнатауне становится всё опаснее, — сказал Р. У. — Но вы, наверное, были в совсем уж отчаянном положении, раз согласились работать на этом дне.

 — Эти опереточные магнаты утратили былую хватку, — Кон притворился, что открывает тайну. — Бауэри остается настоящим сердцем американского шоу-бизнеса.

— Жаль, у меня нет ничего для вас, — пожал плечами Р. У. — Как только вырастут доходы, возможно...

 — Он имеет в виду — как только он найдет букмекера, оставившего свой сейф без присмотра, — хихикнул Кон. — Я буду платить семьдесят пять в неделю, наличные авансом.

— Вы похожи на копов-салаг, вымогающих взятку, — сказала Далли. — Я думала, мы тут говорим об Искусстве.

Брови двоих присутствующих в комнате взметнулись вверх и опустились, наступила минута молчаливых переговоров. Так или иначе, Кон вернулся с предложением «Десять?», и сделку заключили.

На этом этапе своей карьеры Кону удавалось каждую неделю получать арендную плату за провалившуюся выставку диковин, которую он купил почти что даром, броская вывеска на фасаде переименовала выставку в «Театр МакВити». Бывшие владельцы сбежали в какой-то спешке, оставив некоторый инвентарь: привычных двухголовых собак в банках и маринованные мозги выдающихся исторических личностей, многие из которых жили задолго до изобретения маринования, Младенца с Марса, скальп генерала Кастера с сертификатом подлинности, хотя он был доставлен из Литтл-Бигхорна после скитаний по вторичным рынкам, включая Мексику и Нижний Ист-Сайд, помещенного в клетку австралийского Дикого Таракана размером с амбарную крысу, мимо которого никто не хотел проходить, и так далее. Кон собрал всё это в составленную со вкусом экспозицию, названную «Диковинное попурри», и выставил в фойе своего Театра.

— Создать правильный настрой перед началом шоу, знаете ли.

Конечно, нужно было проявлять определенную инициативу — Далли вскоре поняла это, и ей стало грустно. Ее работу девушки с картонкой усложняла беспокойная публика, не говоря уж о не знакомых с печатными буквами, так что спустя некоторое время Кон разрешил ей короткие как можно более оптимистичные выступления с описанием того, что ожидает зрителей. Среди еженощных талантов был профессор Богуслав Боровиц, представлявший то, что он назвал «Развлекательной программой», но из-за его неправильного понимания американской идиомы название превратилось буквально в «демонстрацию полов», чаще — их фрагментов, отделенных и украденных из разных локаций города — Стиплчейз-Парка, Центрального вокзала Нью-Йорка, бара «Макгерк» в Бауэри («... отметим интересные текстуры слюны, коричневой от табака, и древесных опилок...»), и странной плитки, полученной после сноса домов, которая напоминала Профессору о математических темах, о которых он начинал разглагольствовать ошеломляюще долго, потом появлялись «дрессировщики» плюшевых зверей, чей репертуар «трюков» сводился к элементарной нарколептике — они освоили сложное, но мало ценимое умение засыпать стоя, на три минуты или меньше, за это время даже публика, одурманенная опиумом, начинала рваться к выходу, еще были безумные изобретатели со своими изобретениями — левитирующими туфлями, копировальными машинами для баксов, вечными двигателями (даже самая рассеянная публика понимала, что для демонстрации вечного двигателя нужна вечность), и, на удивлении часто, шляпами — в частности, Феноменальный Доктор Иктибус и его Шляпа с Безопасным Экраном. Этот затейливый головной убор был изобретен на случай распространенной в городе возможности падения тяжелого куска стали со сломанного грузоподъемника из высокого люка на голову незадачливого пешехода.