Осоковая низина - Харий Августович Гулбис

Труднее всего было с Ливией. Девочка не могла усидеть в комнате, просила Алису взять ее с собой в хлев и на огород.

— Хочу ягнят посмотреть.

— Откуда ты знаешь, что у меня есть ягнята? Может быть, у меня их совсем нет?

Девочка призадумалась, затем спросила:

— А чистая совесть у тебя есть?

— У меня?

— Ну, конечно, у тебя!

— Почему ты спрашиваешь?

Малышка уткнулась лицом Алисе в юбку и зашептала:

— Я хочу на солнышко.

— Сегодня, детка, еще нельзя на солнышко.

— А когда можно будет?

— Когда настанут более спокойные времена.

— Когда это будет? После обеда?

Алиса отвела Ливию к матери, и Женя побранила дочку.

Чтобы успокоить ребенка, Ильмар придумал игру: оба вылезли в окно и, как солдаты, доползли на животе до огорода. За грядками сахарного гороха и кустами красной смородины девочку никто не мог увидеть. Затем он уложил Ливию в тачку и, как раненую, отвез обратно к дому.

— Еще, Ильмар! Покатай меня еще!

Таким же образом Ливия, невидимая для соседей, попадала в сарай, хлев, дровяной сарай, но затем это Ильмару надоело. Да и некогда было, он должен был ворошить клевер.

— Возьмите меня с собой! — просила девочка.

Однако Петерису все казалось, что с сеновала Брувериса кто-то подглядывает, в черном треугольном окошке над крайним люком временами мелькало что-то светлое, словно чье-то лицо.

На другой день удержать Ливию в комнате стало еще труднее. Наконец Эрнестине пришла в голову идея:

— Какие у тебя, детка, красные щечки! Не заболела ли?

— Нет.

— А головка у тебя не болит?

— Болит.

Девочку в самом деле взбудоражила навязанная неволя.

— Поставим градусник! Это уже было интереснее.

— Тридцать восемь и пять! Тебе нельзя выходить!

Так Ливии пришлось два дня проболеть. Ей давали молоко, мед, не пожалели последней баночки варенья. Алиса принесла первую клубнику. Все были к девочке трогательно внимательны, спрашивали о ее самочувствии.

Шли слухи, что бои идут уже под самой Ригой.

— Тогда мы в мешке, — рассудил Петерис.

По дороге отступали войска, какая-то пехотная часть прошла и через Осоковую низину. Издалека доносились длинные пулеметные очереди и глухой рокот. Стреляла артиллерия и минометы.

— В Бруге немцы!

Вскоре в «Виксны» вошли несколько красноармейцев, напились у колодца и попросили поесть. Алиса дала два каравая хлеба и кусок копченого мяса. Солдаты волновались, торопились, некоторые шли совсем налегке, даже без шинелей.

— Карта у вас найдется?

— Карта? — Ильмар стоял неподалеку и понял, о чем речь. — Я принесу.

Ильмар побежал за картой, по которой ориентировался, когда ездил прошлым летом на взморье.

Военный посмотрел на карту, спросил о лесах, болотах и о том, как лучше всего обойти Бруге.

— Карта нам очень нужна.

— Пускай берет, — передал через Алису Ильмар.

Солдаты со двора не вернулись на дорогу, а пошли краем поля — прямо в лес. Только теперь, когда они уже скрылись из виду, Ильмар вспомнил, что на обороте карты написаны его имя и фамилия.

— Как же ты не догадался этот угол оторвать, — забеспокоился Петерис. — Найдут у них карту, крышка тебе. От плена им так или иначе не уйти. Немец сейчас уже повсюду.

Но что теперь поделаешь? Осталось лишь желать, чтобы красноармейцы ушли как можно дальше, а лучше всего — за линию фронта.

На другое утро, когда в «Викснах» завтракали, в конце дороги появилась грузовая машина, с нее соскочили человек десять в айзсаргской форме и бегом окружили дом. Пятеро, облаянные неистовствующей собакой, вошли во двор.

Петерис совсем растерялся.

— Еще собаку пристрелят!

— Пойди встреть! — предложила Алиса.

Открыв дверь, Петерис столкнулся с Хербертом Лиекужем. Те времена, когда Петерис батрачил в «Лиекужах», а сын хозяина еще был подростком, Херберт давно забыл. С молодым человеком Петерис иной раз здоровался, но тот так небрежно отвечал, что Петерису наконец стало обидно, он плюнул и перестал обращать на него внимание. Однако всякий раз, когда доводилось где-нибудь встретиться, Петерис чувствовал себя задетым. К тому же молодой Лиекуж, куда более рослый, чем Петерис, в противовес кроткому, но хитрому отцу, всегда как бы искавшему контакта с людьми, никому дороги уступать не любил.

— Лангстынь где?

— Тут его не было.

Вышла Алиса.

— Его нет у нас.

— За мной! — крикнул Херберт Лиекуж и, не снимая пальца со спуска винтовки, вошел на кухню.

Женя сидела ни жива ни мертва, уставясь широко раскрытыми глазами на рослого мужчину.

— Здорово, сударынька! Где волостной начальник?

— Я не знаю.

Лиекуж остался возле Жени, другие принялись обыскивать дом, заглянули в шкафы, под кровать, поднялись на чердак.

— Господин Розенберг, Жениного мужа у нас в самом деле нет. Напрасно ищете. Она потому и пришла сюда, что не захотела видеть его, бежать вместе с ним.

Лиекуж глянул на Эрнестину, и хотя ничего не ответил, почувствовалось, что склонен ей поверить. Затем он приказал одному из подчиненных, караулившему наружные двери, вывести Женю во двор. К своему большому удивлению, Ильмар и остальные увидели сапожника Гринфельда. Все считали горбуна сторонником советской власти, он ходил на собрания, декорировал народный дом, писал лозунги, он оказался хорошим рисовальщиком, приятельствовал с волостными активистами, с Артуром Лангстынем тоже. Нечто загадочное было и в том обстоятельстве, что он единственный был не в айзсаргской форме, но, как и все, вооружен. Войдя в комнату, он сделал вид, что не знает ни Эрнестины, ни Ильмара, ни Алисы.

— Так