Осоковая низина - Харий Августович Гулбис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Летом 1944 года, когда Советская Армия начала стремительно приближаться, немецкие войска расположились и в Осоковой низине. Для маскировки танков немцы в «Викснах» срубили половину фруктовых деревьев, разорили все три Алисиных улья, отняли кобылу Райту.
— Для русских сберечь хотите? — прищурясь, спросил фельдфебель, когда Эрнестина пыталась что-то возразить.
Потом, почувствовав, что задержатся в Курземе подольше, они немного утихомирились. Но Петерис на всякий случай все же зарезал откормочную свинью, которую держал в тайном закутке за бочками и всяким хламом. Мясо засолил в кадке и спрятал в дровяном сарае.
Все лето Алиса ждала домой сына. Она представляла себе, как Ильмар однажды войдет во двор и она побежит ему навстречу.
— Еще что, так он и придет! Кто его пустит? Головой думать надо! — пытался Петерис образумить Алису.
Но это не помогало. Алиса была уверена, что Ильмар вернется.
С приближением осени ягоды на большой вишне все больше темнели. Забравшись на ствол, обобрала нижние ветви, а оставшиеся на верхушке ягоды начали привлекать птиц.
— Надо принести лестницу, иначе склюют все, даже ахнуть не успеешь, — сказал Петерис.
— Не надо. Пускай останется Ильмару.
— Как это — Ильмару! Ты как эта… Не скворцы, так немцы сожрут. Срубят вишни вместе с ягодами.
Но за лестницей он не пошел, и вишни на верхушке так и остались. Чтобы отпугнуть птиц, Алиса достала жердь, привязала к ней тряпку и сунула в ветви.
— Зачем тряпку-то! Уж тогда настоящее пугало надо сделать. И слегу подлиннее.
Петерис отправился в лес, облюбовал в чаще стройную высохшую елочку, очистил от сучьев и притащил домой, Алиса нашла старую шапку, рубаху и штаны. Петерис протянул через рукава веревки, с одной стороны привязал пару стертых подков, с другой бутылку и укрепил чучело на самой верхушке вишни.
Залатанные штаны развевались на ветру, покачивались рукава, ударяясь одна об другую, тихо позвякивали подковы, бутылка ярко сверкала на солнце.
— Вот это другое дело! — порадовался Петерис.
Более умные птицы сообразили все же, что перед ними лишь творение рук человеческих, а не настоящий человек и продолжали воровать вишни. Правда, в гораздо меньшем количестве, и еще в сентябре на верхушке оставались какие-то ягоды. Время от времени Алиса подсчитывала их. Одиннадцать… семь… шесть… четыре… три… долго последняя ягода держалась на черенке — ссохшаяся, пожухлая. Но вот, в одно утро, Алиса напрасно пыталась разглядеть маленькую, темную точечку и долго простояла под вишней, не видя ничего.
«Виксны» были забиты народом. На «парадной» половине три комнаты занимали немцы, в двух остальных жили сами. В одной ютилась Эльвира с детьми, восьмилетней Дианой и сыном Виестуром, которому уже исполнилось семнадцать, а в другой — Эрнестина, Алиса и Ливия. Петерис спал над хлевом.
С началом войны в Эльвире вдруг проснулись теплые чувства к сельским родственникам, и лето семья Приекулисов уже не проводила на взморье, а от первой травки до последних яблок жила в «Викснах». На обед и ужин Эльвира, Диана и Виестур пили парное, только что надоенное молоко, ели свежий, прямо с грядки, салат, лакомились на огороде полной солнечного тепла клубникой. А когда та была съедена, Эльвира с Дианой ходила в лес искать более мелкую, но еще более полезную ягодку. Эльвира не переставала восхищаться чудесным сельским воздухом и витаминами, только жаловалась, что недостает привычной, целительной морской воды и пляжа с горячим песком. Но война неизбежно подвергает людей испытаниям, и Эльвира понимала, что трудное время надо все же как-нибудь перетерпеть. Эльвира тоже работала — помогала Эрнестине мыть посуду и в сенокос ходила на лугу с граблями. Много времени отнимали поездки в Ригу — поливать оставленные там цветы, получать продуктовые карточки, отовариваться по ним и видеться с мужем. Опасаясь, чтобы его как офицера не отправили на фронт, Фрицис предусмотрительно устроился в так называемой «береговой охране», служил на побережье. Будь Эльвира одна, она летом, конечно, жила бы в маленькой комнатке Фрициса, кормилась бы салакой и загорала на солнце, но ради детей вынуждена была мотаться между Ригой, «Викснами» и тихим рыбацким поселком. Отчего часто чувствовала себя измученной и усталой. Зато немало приходилось трудиться Виестуру, который здесь отрабатывал обязательную повинность вспомогательного рабочего. Петерис всегда находил ему работу и следил, чтобы та выполнялась на совесть. Казалось, Петерис не только своего сына, но и племянника хочет сделать образцовым сельским рабочим.
Стремительное приближение фронта взбаламутило и жизнь семьи Приекулисов. В августе Советская Армия прорвалась к курземскому побережью, бои шли как раз в районе, где служил Фрицис, и Эльвира уже оплакивала мужа. Было потеряно и все нажитое, ибо вернуться в Ригу Эльвира уже не могла, и квартира была брошена на произвол судьбы — со всей мебелью, платьем, посудой. Особого достояния у Приекулисов, правда, и не было, поскольку Фрицис любил посиживать с друзьями, Эльвира нигде не работала, росли двое детей. Но и того, что было, очень жаль. Больше всего Эльвира печалилась из-за своего зимнего пальто и главного сокровища — серебристой лисицы. Она считала, что из-за нерасторопности Фрициса она осталась теперь в «Викснах» почти голая.
Виновник, к счастью, вскоре объявился, целый и невредимый, терпеливо перенес и слезы радости, и укоры, обещав переправить семью в более надежный тыл, куда-то в окрестности Вентспилса. Задержавшись в «Викснах» всего лишь на несколько часов, он снова уехал. Однако время шло, а обещанная Фрицисом машина так и не появилась.
Затем на семью Приекулисов обрушился новый удар: призвали в зенитную артиллерию Виестура. Теперь Эльвира, как и Алиса, проводила сына, почти ребенка, на неведомую чужбину, где грозила опасность. В Осоковую низину каждый день могла войти Советская Армия, и Виестур с Фрицисом, как и многие мобилизованные, остались бы тогда на немецкой стороне. Поэтому Эльвира постоянно была подавлена горем, страхом и раскаянием. Глухой гул на юго-востоке лишал ее покоя, прогонял ночью сон.
Алиса в последнее время становилась все тише и замкнутее. Однажды, после того как она опять постояла под пустой вишней, Алиса за ужином сказала:
— Я поеду в
