Тайна голландской туфли. Тайна испанского мыса - Эллери Куин

Каммер судорожно сглотнул.

— Да… да… а кто вы?..

Эллери выпрямился и засунул руки в промокшие насквозь карманы.

— Я искрение сожалею, — все тем же хриплым голосом произнес он. — Это был хороший план и хорошая борьба, Дэвид Каммер. Но я вынужден обвинить вас в убийстве Джона Марко.

Глава 16

— Самый трудный случай из всех, какие у меня когда-либо были, — буркнул мистер Эллери Квин. Сгорбившись в три погибели над рулем «дюзенберга», он глядел на убегавшую под колеса бетонную дорогу. Они направлялись на север, домой.

Судья Маклин вздохнул:

— Теперь ты знаешь, с какими проблемами зачастую сталкивается судья. Теоретически в тяжких преступлениях человеческая судьба решается присяжными. Но суд так часто… Мы еще не решили, со всей нашей хваленой цивилизацией, проблему истинной справедливости, мой мальчик.

— Но что еще я мог сделать? — воскликнул Эллери. — Я часто хвастался, что человеческий фактор в уравнении ничего для меня не значит. Но это не так, черт возьми. Это не так!

— Если бы только он не был так чертовски умен, — не без грусти заметил судья. — Каммер утверждает, что ему было хорошо известно, как Марко погубил его сестру Стеллу и как этот негодяй измывался над ней. А потом он увидел… или решил, что увидел, что творится с его племянницей Розой. Самая большая проблема с ними со всеми заключается в том, что никто из них никому не доверял. Когда Каммер задумал убить негодяя, снедаемый справедливым гневом, то почему не взял револьвер и просто не застрелил его? Никакой суд присяжных не признал бы его виновным, особенно если бы он сослался на то, что застрелил Марко во время ссоры в приступе гнева. При таких обстоятельствах…

— В этом-то и вся беда с этими умниками, — вздохнул Эллери. — Решившись на вынужденное преступление, они задумывают совершить его с такой изобретательностью, чтобы его невозможно было раскрыть. Но чем умнее преступник, тем сложнее его план и тем больше опасности, что он может пойти не так. Идеальное преступление! — Он устало покачал головой. — Идеальное преступление — это когда убивают незнакомого человека на темной улице, без свидетелей. Ничего интересного. Каждый год так называемыми полоумными убийцами совершаются тысячи подобных идеальных убийств.

Они молчали несколько миль. Скалистая громада Испанского мыса внушала им такое отвращение, что они бежали с него прочь, словно сами были преступниками. Единственное приветливое слово им было сказано Гарри Стеббинсом, когда они остановились у его бензоколонки заправить бак.

— Я знаю мистера Каммера, он хороший человек, — тихо заметил Стеббинс. — Если все, что я слышал об этом Марко, правда, то не найдется таких присяжных в нашем округе, которые вынесли бы обвинение мистеру Каммеру. Его следует отпустить прямо сейчас.

Дэвид Каммер сидел в окружной тюрьме, еще не оправившись от пережитого им во время шторма, но по-прежнему непреклонный. Для его защиты Годфри нанял самого известного на Западе адвоката. Испанский мыс смотрел сердито, погруженный в душную, угрюмую атмосферу, вызванную неожиданно обрушившейся на него дождливой погодой. Роза Годфри искала утешения в объятиях юного Корта, а ее мать — в объятиях ее отца. Только Тиллер оставался таким же — почтительным, сдержанным и невозмутимым.

— Ты мне так и не рассказал, — сухо заметил судья, когда они продолжили поездку, — как ты довел до конца свой ловкий трюк, Эллери? Или просто тебе повезло, и ты в темноте попал наугад в нужное место? — Он не сводил проницательного взгляда со своего спутника и ухмыльнулся, когда Эллери посмотрел на него.

— Ничего подобного! — сердито возразил Квин, затем улыбнулся и снова уставился на дорогу. — Я психолог!.. А потом, мои замечательные записи! — Он вздохнул. — Но со вчерашнего вечера я столько раз мысленно перечитывал их, что запомнил наизусть. На чем, черт возьми, я остановился, когда ворвался этот очумелый Рош?

— Ты пришел к заключению, что только пятая возможность, из всех тобой рассмотренных, может быть истиной.

— О да! — Эллери не отрывал глаз от дороги. — Ее суть в том, что преступник унес одежду Марко по той простой причине, что она была нужна ему как таковая. — Глаза пожилого джентльмена округлились от удивления. — Но зачем преступнику понадобилась одежда Марко? Чтобы одеться самому. Тогда становится очевидным, что на нем не было собственной одежды. Как ни парадоксально, но это так. Почему одежда понадобилась преступнику после преступления? И снова очевидное — чтобы скрыться. Одежда нужна была ему для побега.

Эллери сердито взмахнул рукой.

— Поначалу я отверг эту возможность, поскольку не мог понять, почему преступник взял всю одежду и оставил плащ. Собственно говоря, плащ был самой удобной одеждой из всех вещей Марко. Вряд ли он отказался бы от плаща — длинного и черного, — который скрыл бы целиком всю его фигуру, если одежда была нужна ему как одежда, чтобы бежать. На самом деле, подстегиваемый страхом быть застигнутым на месте преступления, он легко мог бы обойтись без большинства — если не всех — вещей, которые взял, — пиджака, рубашки, галстука, разумеется, может, даже и брюк, — и взять только плащ, прихватив разве что для приличия туфли. И тем не менее, он страшно рисковал, сняв с Марко все до последнего, но оставив при этом плащ! Мне оставалось лишь сделать вывод, что моя пятая теория также неверна, и должна существовать какая-то другая. Я долго не возвращался к этому — и очень жаль, — а блуждал в тумане. Пока миссис Марко вчера вечером не открыла мне факт, что во время преступления ни на теле Марко, ни на террасе плаща не было. И тогда я понял, что пятое объяснение — одежда как одежда для побега — должно быть единственно верным. Преступник не мог взять плащ, потому что его там не было. И тогда я сказал себе: плащ — самая важная улика в этом деле. Если бы мне не посчастливилось получить эту информацию, то это убийство могло бы остаться нераскрытым.

— Теперь мне ясно, — задумчиво протянул судья, — хотя какую связь это имело с Каммером, все еще выше моего понимания.

Эллери резко нажал на клаксон и подал гудок.

— Слушай. Я уже указывал на то, что у преступника не было собственной одежды. Тут требуется уточнение. Я спросил себя: до какой степени был раздет преступник, когда явился на место предполагаемого преступления? Нам известно, что он снял одежду с тела Марко после того, как совершил убийство. Соответственно я сделал вывод, что на нем не было ничего из того, что он снял с Марко, в противном случае он не стал бы этого брать. Отсюда следует вывод, что на нем не было ни рубашки, ни галстука, ни пиджака, ни брюк, ни ботинок, ни носков, ни даже белья. Правда, он не взял трость и шляпу Марко. Но считать, что преступник, явившись без всей той одежды, что я перечислил, был в шляпе и с тростью, разумеется, полная нелепость. Ни трость, ни шляпа ему явно не были нужны, потому-то он их и оставил. В любом случае он пришел без шляпы и без трости. Но тогда в какой одежде он мог заявиться на пляжную террасу, чтобы совершить преступление?

— Мне кажется, ты упустил возможность того, что он был хотя бы, ну, скажем, в плавках, — сухо заметил судья.

— Совершенно верно. Но я ничего не упустил. Само собой, он мог прийти в плавках, в плавках и халате или только в халате.

— Ну и…

— Я только что сказал тебе, что он забрал одежду Марко, дабы незаметно улизнуть, — устало пояснил Эллери. — Мог ли он сбежать, будучи в плавках, плавках и халате или только в халате? Конечно мог.

— Ничего не понимаю, — запротестовал судья. — Нет, если он…

— Я знаю, что ты хочешь сказать. Но я проанализировал и эту ситуацию. Если бы он ушел с террасы в дом в той одежде, что я только что перечислил, — в плавках, в плавках и халате или только в халате, — то этого было бы вполне достаточно и ему не пришлось бы забирать вещи Марко. Ничего странного с точки зрения любого встречного — кто-то просто возвращается после ночного купания. Ты хотел спросить: «А что если он ушел не в дом, а куда-то дальше по шоссе?» Ответ следующий: если бы он был в плавках, или халате, или и в том и другом, спасаясь этим маршрутом, то ничего предосудительного в этом не было бы. Твой друг Гарри Стеббинс в субботу утром сказал, если ты помнишь, что местные порядки разрешают купальщикам разгуливать по участку шоссе между пляжами, по которому как раз и можно уйти с Испанского мыса, в одной пляжной одежде. Собственно говоря, когда мы его встретили, он как раз возвращался с общественного пляжа в одних плавках. Таким образом, если тут так принято разгуливать, то убийца в подобном костюме чувствовал бы себя вполне безопасно, — не важно, в какой час его бы заметили, — зная, что его никто не остановит. Но и на этот раз я сказал себе: если бы он ушел по шоссе, ему бы не понадобилась одежда Марко. Единственным возможным маршрутом — не считая дома и шоссе — оставалось море. Но разумеется, он не стал бы забирать одежду, если бы уходил морем, кроме того, на песке не осталось никаких следов, которые доказывали бы, что преступник сбежал через бухту.