Свет праведных. Том 1. Декабристы - Анри Труайя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мои нравственные и религиозные убеждения не позволяют мне принять подобное предложение, Павел Иванович. Кстати, я убежден, что народ с ужасом восстанет против цареубийств. Не забудьте, что, с точки зрения нас, русских царей благословляет и вдохновляет сам Господь Бог!
Пестель, немец по происхождению, понял злой намек и парировал:
– Персидский шах тоже называет себя сыном Солнца и братом Луны. Поэтому вы относитесь с большим почтением к этому человеку?
– Не надо сравнивать…
– Но почему? Один самодержец стоит другого. Меняется только размер территории и форма короны. Я же утверждаю, что, видя, как легко убить царя, самые простые люди поймут, что его всемогущество покоится на огромной лжи!
– А члены императорской фамилии, какова будет их участь? – спросил Рылеев.
– Логически, мы должны были бы уничтожить также великих князей и великих княгинь, – ответил Пестель. – Пока у гидры остается хоть одна голова, она может укусить!
Он говорил так спокойно, будто доказывал теорему. Однако вокруг него распространялся смертельный холод.
– Вы призываете нас к бойне! – пробормотал кто-то.
– К чистке, – уточнил Пестель. – Чтобы обеспечить союз Южного общества с вашим, я готов на некоторые уступки в этом вопросе: так, например, я допускаю, что можно сохранить жизнь великим князьям и великим княгиням при условии, что они будут сосланы. Для осуществления этой операции я могу рассчитывать на содействие Кронштадтского флота.
– Это большая уступка с вашей стороны, – заметил Никита Муравьев, криво усмехнувшись.
– Да, – подтвердил Пестель. – Вам этого недостаточно?
Никита Муравьев отрицательно покачал головой.
– Хорошо! – продолжил Пестель. – Я предлагаю вам кое-что еще: убийство царя совершат мои люди. Вы не будете замешаны в заговор. Сохраните чистыми руки!
– А совесть?
– Ее отмыть легче, чем руки, в случае успеха! Разумеется, возложив на себя скверное дело, мы потребуем от вас гарантий. Если наше предложение о сотрудничестве вас устроит, то уже сейчас вы должны одобрить написанную мною конституцию и заверить нас, что другой не будет!
Никита Муравьев, чье самолюбие юриста было задето, ответил, что предпочитает конституцию, автором которой сам является. Даже последовал очень бурный обмен мнениями. Пестель, более резкий в своих нападках, очень скоро перешел к утверждению, что система его противника – это неумелое перекрашивание нынешнего режима.
– Моя конституция – черновой проект, который я готов подправить под давлением событий! – с раздражением сказал Никита Муравьев.
– На штурм существующих порядков не отправляются, вооружившись наброском! – воскликнул Пестель. – Имейте мужество заглянуть открытыми глазами в будущее. Мы должны проложить путь от полнейшего рабства к абсолютной свободе. У нас нет ничего, а мы хотим иметь все. Как вы думаете, почему я назвал свою конституцию «Русская правда»? Когда-нибудь все европейские народы, терпящие ненавистный гнет аристократии и денег, возьмут на вооружение эту «Русскую правду», чтобы уничтожить иго, которое их подавляет. Революция 1789 года была только французской, наша же будет мировой!
Некоторые из присутствующих зааплодировали.
– Кто, по-вашему, возглавит повстанческое движение? – спросил Рылеев.
– Ваше и наше руководство должны будут назначить диктатора, которому должны слепо подчиняться оба общества, – ответил Пестель.
– И этим диктатором станете вы?
Пестель пожал плечами:
– Не обязательно. Решение примет большинство. К тому же у меня есть серьезный недостаток, мешающий занять эту должность: нерусское имя!
Говоря это, он бросил полный ненависти взгляд на Никиту Муравьева, который сверялся со своими записями, ожидая новой нападки.
– Вовсе не обязательно носить русское имя, чтобы знать, в чем состоит благо отечества! – воскликнул высокий и худой Кюхельбекер. – Вы всегда сможете положить конец клевете, оставив власть, и, подобно Вашингтону, вернуться в ряды простых граждан!
– Сравнить Наполеона с Вашингтоном, какая бессмыслица! – прошептал Костя на ухо Николаю.
– В любом случае, – сказал Рылеев, – я полагаю, что временное правительство долго не продержится: год, самое большее – два…
– О нет! – возразил Пестель. – Нам понадобится не меньше десяти лет, чтобы ввести новый порядок.
– И этот новый порядок вы будете устанавливать силой?
Пестель рассмеялся, и в этом смехе прозвучали металлические нотки.
– А вы знаете другой способ? Надо будет искоренить столько вредных привычек! В новой России ни одна голова не поднимется выше другой. Процветание родится из равенства, счастья, единообразия. Мы отменим рабство, уничтожим различие состояний и общественного положения: больше не будет ни богатых, ни бедных, ни государей, ни вассалов, ни хозяев, ни мужиков! Внебрачные дети будут обладать теми же правами, что и законные. Обязательное образование обеспечат государственные учреждения. Всякого рода частное обучение будет запрещено как опасное для политического воспитания молодежи. Надо будет также подавить особые устремления различных народов, проживающих на нашей территории; их традиции, их фольклор будут запрещены; даже их имена исчезнут из словарного запаса. Когда все различия рас, состояний, культур будут уничтожены, гражданам назначат определенное место жительства и предоставят ту работу, которая послужит интересам республики.
Ропот пробежал среди присутствующих.
– Простите, что перебиваю вас, Павел Иванович, – сказал Никита Муравьев, – но то, что вы описываете здесь перед нами, очень напоминает каторжную тюрьму!
– Так будет только в переходный период, – заверил Пестель.
– Вам, конечно, понадобится многочисленная полиция, чтобы не допустить контрреволюции? – спросил Рылеев.
– Да, я этого не скрываю! И даже предвижу создание контингента тайных агентов, напрямую связанных с центральной властью.
– А цензура?
– Мы усилим ее. Очень важно, чтобы пациент не шевелился, пока оперирует хирург.
– Не боитесь ли вы с другой стороны, что Церковь…
Пестель остановил Рылеева взмахом руки:
– Я думал об этом. Все конфессии будут подчинены власти государства. Православная церковь будет объявлена официальной церковью. Столицей республики станет не Санкт-Петербург, город, хранящий царскую традицию, а Нижний Новгород, где Восток и Запад объединяются. Там будет удобнее всего добиваться русского единства. Я, кстати, намерен выслать два миллиона русских и польских евреев и отправить их в Малую Азию, где они создадут еврейское царство…
У Николая возникло ощущение, что перед ним находится человек, чья страсть к умозаключениям погубила чувствительность. Непреклонный теоретик Пестель до конца разрабатывал придуманные им системы государственного устройства, соизмеряя их с реальностью, допуская любые последствия. Он, наверное, точно так же применял бы свой интеллектуальный потенциал, если бы решал задачку по математике или физике, но обстоятельства подтолкнули его к заговору. Он решил использовать ситуацию для преобразования России. О! Как далеко было все это от идеальной республики Сен-Симона, которой Николай восхищался в своем одиночестве!
– Поскольку вы так откровенно рассказываете нам о своих намерениях, – сказал Никита Муравьев, – я хотел бы узнать, правда ли, что вы собираетесь отделить Польшу от России?
– Абсолютная правда, – ответил Пестель, ничего не объясняя. – Польша станет самостоятельной республикой.
– Почему?
– Потому что таков договор, который я заключил с главарями повстанцев этой страны!
– Вы осмелились разделить Россию, не посоветовавшись с нами? – проворчал Рылеев.
– Мне незачем обращаться к вам за советом, поскольку вы не являетесь членами общества, которым я руковожу. Однако запомните: я считаю независимость Польши необходимым условием в нашей стратегии. Вы все еще топчетесь в пыли старого времени. Я же иду по новому пути. Если вам нравится мечтать о революции, продолжайте действовать вашими методами; а если хотите делать революцию – идите за мной!
– Куда? В хижину? – прорычал Бестужев.
Никита Муравьев тряхнул колокольчиком, призывая всех к молчанию, и произнес:
– Господа, мы достигли предела непоследовательности! Чтобы объединить Россию, у нее отбирают Польшу, чтобы защитить народ, создают тайную полицию, задача которой – осуществлять слежку, а чтобы обеспечить свободу для всех, ограничивают свободу каждого! Если такова ваша «Русская правда», то я предпочту ей правду французскую, английскую или американскую!
– Да! Да! – воскликнули несколько заговорщиков. – Никакой диктатуры! Долой личную власть!
Николай уже давно сдерживал себя, ничего не говоря. И вдруг его прорвало:
– Прелесть жизни составляет разнообразие обычаев, верований, характеров, талантов! Если вы уничтожите это, если вы подведете всех людей к общему знаменателю, масса поглотит индивидуальность, Россия превратится в огромный муравейник! И это будет ужасно!
